Наталья Берзина - Пропасть
Вера нашла Лику на веранде. Обрадованная приездом матери девушка не сразу заметила стоящего поодаль Николая Владимировича. Только после сбивчивого, сумбурного рассказа о том, что происходило в клинике, она обратила внимание на спутника мамы.
— Здрасте! — немного смущенно поздоровалась она.
— Здравствуйте, Лика! — ответил Николай Владимирович. — Выглядите вы уже совсем хорошо. Посвежевшая. Отдохнувшая. Рад за вас.
— А это вы маму привезли? — спросила девушка, как-то по-особому оценивающе окинув взглядом крепкую, рослую фигуру мужчины.
— Да, — просто ответил Николай Владимирович. — Сюда добираться довольно сложно, вот я и решил помочь вашей маме.
— Спасибо вам, — чуть растягивая слова, поблагодарила Лика, не сводя глаз с Николая.
Вера вдруг увидела совершенно иную, уже почти взрослую дочь, способную не только увлекаться, но и увлекать мужчин, даже таких непробиваемых, как Николай. Ревность к дочери, настоящая, женская, острой иглой царапнула сердце.
Вера невольно напряглась, готовясь в любую минуту вмешаться в ставшую вдруг крайне опасной игру, но Николай уже смотрел Вере в глаза, чуть недоуменно, слегка растерянно — и в то же время нежно. Словно неясным теплом повеяло от этого взгляда, и Вера, чуть смешавшись, отвела взгляд.
Подошедшая медсестра прервала встречу. Лике пришла пора идти на процедуры и отдыхать после них. Вера попрощалась с дочерью и в сопровождении Николая вернулась к машине.
— Вы не будете против, если мы снова пообедаем в корчме? — спросил он, когда они выехали на автостраду.
— Что? — переспросила Вера, возвращаясь к реальности.
— Я предлагаю заехать перекусить, уже половина четвертого, ни я, ни вы не обедали.
— Да, конечно. С удовольствием, — не в силах оторваться от неожиданно нахлынувших мыслей, рассеянно ответила Вера.
Когда она села в машину, волнение, охватившее ее от одного взгляда Николая, проникло в каждую клеточку. Она не могла поверить, что он, всегда такой отстраненно-холодный, невозмутимый, может смотреть на нее с непередаваемой нежностью, в другой ситуации она могла бы воспринять подобный взгляд как признание в любви, но, к счастью (или к несчастью) для нее, ни о чем таком не могло идти и речи. Она всего лишь хороший работник, грамотный и толковый начальник отдела. Так почему же он так ласково смотрел на нее? Что хотел сказать, но так и не сказал?
У Веры, как оказалось, совсем не было опыта общения с мужчинами. Мужа она давно забыла и вычеркнула из жизни, тот курортный роман, первый и последний, потрясший ее и закончившийся ничем, убедил в том, что мужики, даже лучшие из них, — всего лишь животные, слепо идущие на поводу собственных звериных инстинктов и совершенно не думающие о последствиях. То, что Саша тогда исчез, растворился, даже не попытался связаться с ней, не потрудился оставить короткую записку, объясняющую бегство, лишний раз напомнило Вере о ненадежности, коварстве мужчин. Он сбежал, даже не подумав о том, как затем несколько лет Лика, бедная несчастная девочка, вспоминала о нем, ждала, что он появится, превратит серую и тусклую жизнь в яркий, многоцветный праздник. Ведь он завоевал сердце не одной только Веры, но и Лики. Покорил, подчинил себе, поставил очередную галочку в списке легких побед и забыл об их существовании, раз и навсегда вычеркнул из памяти. Неужели все они, эти бездушные существа в штанах, только и способны провести ночь-другую с понравившейся женщиной, чтобы поутру забыть абсолютно все, вплоть до имени по случаю попавшейся в их грубые лапы жертвы. Да, любая женщина — всего лишь жертва, если она позволила самцу подчинить себя. Уходя от блудливого мужа, Вера ясно, несмотря на молодость, понимала это. Но при встрече с Сашей почему-то потеряла бдительность, позволила подойти слишком близко и, почувствовав невероятное притяжение, слилась с ним на короткий миг в обманной любви. А может, это было вовсе не обманом, по крайней мере для нее? Она сама отдалась Саше, боготворила его, желала и получила то, чего хотела. Не ее вина, что он не оценил ее жертвы. Может, он вообще не был способен любить? Возможно, все его таланты ограничиваются классным, пусть даже потрясающим сексом? Но жизнь ведь проходит не в постели! Любовь — это не примитивное слияние потных от возбуждения и страсти тел, а нечто значительно более высокое. К сожалению, мужикам этого никогда не понять, как не овладеть искусством писать картины бестолковой обезьяне, которая научилась мазать холст краской. Они попросту не способны чувствовать, страдать, сопереживать. Их удел — животные страсти и тупое траханье.
Но тогда почему Николай так смотрел на нее? Откуда в нем, обычном мужчине, такие чувства? Может, она ошиблась? Вдруг ей всего лишь показалось, что он способен так смотреть? О, как же хочется прикоснуться к нему, увидеть опять этот нежный, наполненный ласковым теплом взгляд! Прижаться к крепкому плечу, вдохнуть аромат чуть горьковатого одеколона.
Вера почему-то очень хотела верить, что Николай не такой, как другие. Он не способен причинить боль. Но разве такие бывают? Или он единственный? Но почему же в его глазах столько грусти? Что может быть не так в жизни вполне успешного на вид человека? Чего ему может не хватать? У него есть красивая жена, интересный и вполне доходный бизнес, наверняка полно друзей. И в то же время что-то неясное происходит с ним, иначе он не смотрел бы на Веру такими глазами. В какой-то момент ей показалось, что Николай умоляет ее о ласке. Так иногда смотрит на человека маленький котенок, замерзающий на холодном февральском ветру у двери парадного. В его огромных глазах мольба о тепле, ласковых руках, чашке молока. Николай уже давно вышел из того возраста, когда нуждаются в молоке, но человеческое тепло необходимо всегда. Может быть, именно его ему так недостает? Вдруг у него не все так ладно с женой? Тогда понятно, почему он вдруг обратил внимание на Веру! Ну как же! Одинока! Неприкаянна. Почему бы не воспользоваться. Одинокая женщина, по его мужской вывернутой логике, должна быть благодарна за недолгое счастье, которое он подарит ей. А он, получив желаемое, спокойно уйдет, как ушел в свое время Саша.
Она да сих пор не могла понять, почему он так поступил! Ведь он попросту перешагнул через нее! Как же тогда переживала Лика! Она постоянно спрашивала Веру о Саше, искала его в толпе, но увы. Несколько лет Лика не могла забыть его, как, впрочем, и Вера. Сколько она страдала! Боролась с собой. А теперь больше всего на свете боялась повторить ошибку, совершенную однажды.
«Нексии» возле кладбища не оказалось. Казимир окинул взглядом пустынную дорогу и уверенно повел Даниила к зарослям еще не распустившейся сирени. На каменистой почве следов ночной прогулки не осталось. Протиснулись в довольно узкий лаз, включили фонарик. Узкий луч света выхватил из темноты торчащие из сцементированного песка глыбы известняка. Через несколько шагов узкий тоннель расширился и повернул вправо — и тут же путь преградила массивная железная дверь, местами тронутая свежей ржавчиной. Подтеки свежего цементного раствора ясно говорили, что работы по установке двери проводились совсем недавно. Замочная скважина оказалась заваренной, а на стальной плите чужеродным телом выделялся симпатичный пульт кодового замка.
— Ни фига себе! — негромко присвистнул Даниил Тарасович. — Как же эту штуковину сюда затащили?
— Это как раз несущественно. Интересно, что за ней, — сказал Казимир.
— Только на кнопки, я так понимаю, нажимать бессмысленно, кода вы не знаете.
— Разумеется. Вы, Даниил Тарасович, говорили, что есть еще входы. Где они?
— Пошли посмотрим, — кивнул Даниил.
Яркий солнечный свет буквально ослепил Казимира, хотя и пробыл он под землей совсем недолго. Невдалеке раскинулась безбрежная ширь Днепра, легкий ветер приносил запахи оттаявшей земли и проклюнувшейся травы. Птицы заливались на разные голоса. Кто может добровольно уйти от всей этой благодати в темное сырое подземелье? Решится на подобный шаг только человек, которому необходимо спрятать что-то очень важное. Явно дело попахивало не просто съемкой очередных порносюжетов. За дверью должно было скрываться нечто весьма серьезное.
— Полезли теперь в гору, там были еще два лаза. Вот только открыты ли они, не знаю, — заявил Даниил Тарасович.
Следом за дедом Данилой, как называла его Ксюша, Казимир двинулся через старое кладбище вверх по косогору.
Осевшие могильные холмики, покосившиеся надгробия, стертые дождями и ветром надписи — все, что осталось на земле после ухода некогда живших людей. Теперь уже и не угадать, кто и где был похоронен когда-то. Давно не осталось в живых тех людей, которые ухаживали за могилами предков. Время превратило в прах их тела. Только унылые серые камни все еще торчали из земли, напоминая потомкам о бренности жизни.
