Брайан Гарфилд - Кто следующий? Девятая директива
Ответом на это был взрыв лающего смеха на другом конце провода, после чего Брюстер прочистил горло и сказал своим обычным голосом:
— Клифф, я собираюсь сегодня вечером обратиться к народу. По твоим часам будет уже поздно, но я бы попросил тебя воздержаться от любых заявлений с твоей стороны до тех пор, пока я не сделаю собственное.
— Конечно, господин президент.
— Кроме того, я буду очень признателен тебе, если ты поддержишь меня. Сейчас нам как никогда нужно показать солидарность в этом вопросе.
— Я тоже так думаю, — осторожно ответил Фэрли, не желая связывать себя необдуманными обещаниями. — Вы не будете возражать, если я узнаю, в чем состоит суть заявления?
— Нисколько. — Брюстер придал своему голосу оттенок доверительности и конфиденциальности. — Я собираюсь говорить жестко, Клифф. Очень жестко. Здесь полно сумасбродов с громкими голосами, и мы не можем позволить себе дать им время начать вещать направо и налево о подпольных заговорах и стрелять в нас так, как это было, когда убили Кеннеди. Есть риск того, что начнется паника, и я хочу устранить его.
— С помощью каких действий, господин президент? — Фэрли вдруг ощутил легкое покалывание в затылке.
— Мы только что провели чрезвычайное заседание Национального Совета по безопасности с участием различных заинтересованных сторон — спикера, некоторых других. Я объявляю чрезвычайное положение в стране, Клифф.
После секундного замешательства Фэрли произнес:
— Я думал, вы поймали террористов.
— Да, у нас есть несколько чертовски быстрых парней, и я благодарен Богу за это. Они задержали этих грязных выродков прежде, чем они успели удалиться от Холма на два квартала.
— Тогда о каком чрезвычайном положении мы говорим?
— В этом деле еще кое-кто замешан — пять или шесть человек, которые еще не пойманы, может быть, их больше.
— Это достоверные сведения?
— Да, я уверен. Мы точно знаем, что в это дело было втянуто больше людей, чем схвачено непосредственно на месте действия.
— Вы объявляете чрезвычайное положение главным образом для того, чтобы выследить горстку заговорщиков?
— Мы не знаем, сколько их, но даже не в этом дело, Клифф. Суть в том, что нам нанесли удар. Вашингтон выведен из равновесия. Теперь только Богу известно, сколько банд этих кровожадных животных втянуто в эту заваруху — а что, если они решат форсировать события и раздуть ту самую великую революцию, о которой они всегда вопили? Что, если волна насилия будет нарастать до тех пор, пока в каждом городе и в каждом штате по всей стране не начнет выползать бесчинствующая мразь, убийцы, стреляющие и подкладывающие бомбы? Мы обязаны опередить их, Клифф. Мы должны продемонстрировать, что это правительство в состоянии реагировать быстро и решительно. Мы обязаны обуздать этих ублюдков, мы обязаны показать свою силу.
— Господин президент, — медленно произнес Фэрли, — у меня начинает появляться чувство, что вы говорите о массовых облавах подозрительных личностей по всей стране. Именно это вы подразумеваете под чрезвычайным положением? Чрезвычайные полномочия?
— Клифф, — теперь голос стал проникновенным и переполненным искренности. — Я думаю, что мы все одинакового мнения об этом, весь народ нас поддержит. И либералы, и умеренные, и консерваторы — мы все вместе. Мы все сыты по горло жестокостью. Мы все огорчены и чувствуем отвращение к насильникам. Настало время, Клифф, и мы должны объединить усилия, чтобы покончить с экстремистами, разнузданными животными. И если мы не сделаем этого, только Бог сможет спасти нашу страну. Если мы не остановим их прямо сейчас, они будут совершенно уверены, что никто никогда не будет их удерживать.
— Понятно.
— И в то же время, — быстро продолжал президент, — я хотел бы показать пример скорого правосудия над теми преступниками, которых мы поймали. Этим мы могли бы удержать других от повторения попыток подобного рода, дав им понять, что наказание неминуемо и сурово. Я не собираюсь показывать заседание суда по телевизору, но я хотел бы, чтобы люди знали, что нет никакого повода для беспокойства — что мы предпринимаем все необходимые шаги, чтобы сохранить порядок, что эти убийцы находятся у нас в кулаке и мы готовы содрать с них шкуру, если потребуется. Я собираюсь сделать жесткое заявление, Клифф, потому что, я думаю, это именно то, что люди хотят услышать. И я хочу сделать это до того, как газеты захлестнет поток крокодиловых слез об этих несчастных запутавшихся детях и бесплодные рассуждения о том, виновны ли они или это наша общая беда. И тому подобная чепуха. — Президент перевел дух. — Прежде чем они раздуют эту кампанию, я собираюсь поставить этих ублюдков перед публичным судом. Они глазом моргнуть не успеют.
— Отлично, мне только непонятно, как вы успеете сделать это сегодня вечером, господин президент. Они должны предстать перед законным судом. У них должны быть защитники — а адвокатам требуется время для подготовки.
— Я признаю это, Клифф, но я не собираюсь толочь воду в ступе. Мне кажется, тебе следует переговорить сегодня ночью с твоим вновь назначенным генеральным прокурором, потому что это дело перейдет, в его руки, и мы должны быть уверены, что он не будет тянуть резину.
— Я позвоню ему, — сказал Фэрли. — Но мне хотелось бы вернуться к тому чрезвычайному положению, которое вы объявляете. Я должен знать четкие границы этого.
— Хорошо, Клифф, ты уже сформулировал это раньше. Облава.
Фэрли глубоко вздохнул и поднялся.
— Господин президент, я не согласен с такими действиями, я считаю их преждевременными.
— Преждевременными? Бог мой, Клифф, они уничтожили десятки лучших людей в американском правительстве. Преждевременными?
— Вы не можете возложить конкретную вину за это кровопролитие на каждого подозреваемого радикала из картотеки ФБР.
— Суть в том, что мы решили не дать им воспользоваться моментом. Мы намерены надеть на них узду и держать в ней, пока этот случай не будет расследован и мы не продемонстрируем свою жесткость, наказав преступников, подложивших бомбы. — В ответ на упорное молчание Фэрли Брюстер добавил: — Я не поддерживаю казнь, ты знаешь, но в этом случае есть только одна вещь, худшая, чем казнь этих подонков, — это не казнить их.
— Этого я не оспариваю.
— Клифф, мне нужна твоя поддержка, ты знаешь. — Президент тяжело дышал в трубку. — Государство защищает нас, Клифф. А мы обязаны защитить его.
— Я считаю, что массовые облавы в этой обстановке тяжело отразятся на стране. Они могут быть расценены как неадекватная реакция правительства в состоянии паники.
— Ни в коем случае. Таким образом мы продемонстрируем чувство собственного достоинства. Себе и всему миру. Это чертовски необходимо именно сейчас. Как общество может быть стабильно без чувства собственного достоинства? Необходимо проявить твердость, Клифф, мы вынуждены это сделать.
— Возможно, если бы на это были причины. Мне кажется, что в настоящий момент массовые облавы дадут радикалам тот предлог для провокаций, которого они ждут. О конечно, держите под строжайшим наблюдением всех действительно подозреваемых, господин президент, но только их. Радикалы в течение нескольких лет подстрекают правительство к жестким мерам. Если мы развернем открытую кампанию против них, начнутся крики о грубом нарушении прав в полицейском государстве, о фашистском произволе и насилии. Мы не можем этого допустить.
— Клифф, по-моему, тебя больше заботят их вопли, чем их бомбы.
— Я пока не слышал ни о каких других бомбах, кроме Капитолия, господин президент. Не похоже, что началась цепная реакция.
— У них просто не было достаточно времени. — Президент говорил отрывисто, почти грубо. Он находился у власти достаточно долго, чтобы успеть избавиться от привычки примирительно заканчивать спор.
— Думаю, следует немного подождать, господин президент. Если мы увидим, что в ближайшие день или два события будут нарастать, если снайперы и террористы вылезут из своих нор, как вы говорили, — тогда я будут целиком на вашей стороне. Но если у нас не будет таких поводов для беспокойства, боюсь, я окажусь вашим противником.
Холодная тишина, и Фэрли попытался представить искаженное лицо Брюстера. В конце концов президент проговорил тем же тоном, что и раньше:
— Я постараюсь перезвонить тебе еще раз, Клифф. Я должен посоветоваться со своими людьми. Если я не смогу связаться с тобой до моего выступления, я надеюсь, ты узнаешь мой ответ из него. Если мы решим выступить с программой, которую я описал тебе, ты можешь поступать, как сочтешь нужным. Но я хотел бы напомнить тебе, что сейчас очень опасное для всех нас время, и нет ничего столь необходимого, как демонстрация неразрывного единства.