Брайан Гарфилд - Кто следующий?

Брайан Гарфилд

КТО СЛЕДУЮЩИЙ?

Срок полномочий президента и вице-президента истекает в полдень двадцатого января; сроки полномочий сенаторов и членов палаты представителей — в полдень третьего января… затем начинается срок полномочий их преемников.

Конгресс обязан собираться не менее одного раза в год, и такие заседания должны начинаться в полдень третьего января…

ЧАСТЬ I

ПЯТЬ БОМБ

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 2 ЯНВАРЯ

22:45, восточное стандартное время. [1]

Тело девушки было обнаружено человеком в плаще. Это произошло в узком переулке, рядом с пересечением Юклид-авеню и 14-й Северо-Западной улицы. От этого места, окруженного рядами кирпичных домов, веяло чем-то зловещим, несмотря на близкое соседство оживленных городских кварталов.

Сначала человек в плаще отпрянул от тела. Он замер, прислонившись к стене, затаив дыхание и закрыв глаза, но в конце концов опустился на колени и начал шарить рядом с телом и под ним, хотя надежды было мало. Если на девушку напали, чтобы ограбить, сумочка уже стала чужой добычей.

Машина ехала медленно. Человек в плаще заметил ее, только когда она остановилась, но было уже слишком поздно. Луч света впился в него и пригвоздил к стене.

Он поднял руку и, прикрывая глаза, услышал, как дверца машины открылась и со щелчком захлопнулась. Раздался голос: «Повернись кругом! Руки вверх, к стене!»

Человек в плаще подчинился. Он был знаком с процедурой. Он поставил ноги в метре от основания стены и уперся в нее ладонями. Полицейский обыскал его и, не найдя ничего заслуживающего внимания, скрипя ботинками направился к телу.

Из патрульной машины вышел второй полицейский. Первый сказал:

— Она уже мертва. Пошли вызов — нам нужна машина.

Человек в плаще услышал, как первый полицейский поднялся и сделал два шага вперед. Его голос резко изменился: до этого он был сонным, теперь стал напряженным и злым.

— Чем, черт возьми, ты это сделал?

— Я ничего не делал.

Он почувствовал жесткую хватку на плече, полицейский резко развернул его и защелкнул наручники на запястьях.

— Теперь сядь.

Он соскользнул вниз, опираясь спиной о кирпичную стену. Мелкий дождь затекал под воротник плаща, и он поерзал, чтобы немного прикрыть шею. Свет бил ему в глаза, и он прищурил их, почти закрыл.

— Ты грязный ублюдок, — сказал полицейский очень тихо.

Когда ботинок подцепил его за ребра, он на долю секунды опередил движение ноги и, опрокинувшись набок, ослабил силу удара; боль была резкая, но ничего не сломалось. Он остался лежать на боку, прижимаясь щекой к гравию. Он давно прошел науку подчинения. Стоит только оказать сопротивление, и они выпустят из тебя все внутренности.

Нога полицейского качнулась, и человек в плаще приготовился к следующему удару, но тут подошел другой полицейский.

— Успокойся, Пит.

— Ты не видел, что этот сукин сын сделал с ней. Взгляни.

— Ничего, успокойся. Какой-нибудь блюститель справедливости увидит, что на нем нет живого места, и его отпустят — а нам влепят выговор.

— С каких это пор кто-нибудь сможет разглядеть синяки на шкуре черномазого? — Но полицейский не ударил его второй раз.

Другой полицейский подошел к мертвой девушке. Присвистнул:

— Господи Иисусе!

— Да.

— Чем он это сделал?

— Понятия не имею. Должно быть, он выбросил нож.

— Тут нужен не просто нож.

— Я взгляну вокруг.

Первый полицейский начал осматривать переулок, а второй подошел к человеку в плаще.

— Поднимись.

Он подчинился. Полицейский был выше его, и когда он поднял глаза, то увидел его полное белое лицо в жестком свете луча. Полицейский спросил:

— У тебя есть удостоверение личности? И позаботься, чтобы твои руки двигались медленно.

Человек залез внутрь плаща и вытащил маленький гибкий бумажник. Полицейский взял его и повернул к свету. Там не было ничего, кроме бумажки с телефонными номерами, кредитной карточки, свидетельства о социальном страховании и однодолларовой купюры.

— Франклин Делано Грэхэм, — прочитал полицейский. — Господи!

23:20, восточное стандартное время.

— Я думаю, он говорит правду, — сказал лейтенант.

Сержант облокотился о низкую, до бедра перегородку, которая отделяла угол, занимаемый лейтенантом в общей комнате.

— Он наркоман, черт возьми. Он не скажет правду, если его не ткнуть в нее носом.

— Тогда что он сделал? Искромсал эту девчонку, прихватил ее сумку, пошел куда-то и спрятал сумку и то, чем он ее изуродовал, а потом вернулся назад и болтался рядом, ожидая, пока мы не наткнемся на него? Верится с трудом.

Сержант бросил взгляд на комнату. Дюжина столов, половина заняты. Франклин Делано Грэхэм, охраняемый патрульным, который доставил его сюда, расположился на скамейке у дальней стены. Выражение черного лица Грэхэма, искаженного предчувствием, что ему не удастся уколоться вовремя, напоминало маску.

— Похоже, это так. Но я все-таки зарегистрирую его, — сказал сержант.

— Отошли его в клинику.

— Зачем? — Но сержант все же подошел к своему столу и сел, чтобы заполнить бланки.

Лейтенант снял трубку телефона.

— Вы уже получили досье на мертвую девушку?

23:35, восточное стандартное время.

Алвин стоял между двойными рамами окна, наблюдая за улицей. На подоконнике лежал полудюймовый слой пыли, а наружные оконные стекла были перечеркнуты белой краской в виде буквы X. Ему была видна набережная, где под уличным фонарем, в пятнах рассеянного света стояли Линк и Дарлин, подчеркнуто черные и худые, выглядевшие слишком непринужденно для часовых.

Бомбы лежали в ряд на столе, и Стурка сосредоточенно работал над ними. Пять человек из Калифорнии маленьким кружком сидели на деревянных ящиках в дальнем углу комнаты. Пегги и Сезар находились около стола, наблюдая за работой Стурки; Марио Мезетти расположился в углу на полу, поглощенный перечитыванием дневника Че Гевары.

Алвин снова выглянул из окна. Воздух дышал сыростью, но дождь прекратился. Ветер бросал белую пену выхлопов проезжавших машин. Несколько негров шли по улице, и Алвин вгляделся в их лица. Возможно, завтрашний день совсем не изменит их жизнь. Но стоит попытаться.

Стурка сгорбился над длинным обеденным столом. Никто не говорил: это была тишина дисциплины и напряжения.

Со стен комнаты отвалилась штукатурка, в щели между разбитыми половицами забилась грязь. Марио прикрепил на двери фото Мао, а под ним один из его лозунгов: «Да здравствует победа в народной войне!» Чемоданы калифорнийцев были аккуратно сложены около стола, и Пегги использовала один из них как сиденье, дымя «Мальборо» и наблюдая, как Стурка мастерит бомбы. На столе стояла мощная лампа на гибком стержне, включенная через удлинитель, которую Стурка перемещал от механизма к механизму по мере работы над ними. Груда скомканных рюкзаков на полу, россыпь пепла и грязных пустых пенопластовых чашек создавали тяжелое ощущение заброшенности. Его усиливали белые кресты на окнах — массив был предназначен под снос.

Все было разложено с профессиональной аккуратностью, как для выставки, — пять чемоданов и портфелей с вынутым содержимым: желатинообразная пластиковая взрывчатка, проволока, батареи, детонаторы и секундомер.

Пегги беспокойно ходила по комнате. Она подошла к окну и посмотрела на Линка и Дарлин, стоящих на кромке тротуара, затем тронула Алвина за рукав.

— Ты не в духе, Алви?

— Нет, почему?

— Ты выглядишь напряженным.

— Что ж, это тяжелое дело.

— Не такие уж они провинциалы, чтобы им нельзя было доверить эту операцию.

— Я не это хотел сказать.

Они говорили тихо, но голова Стурки поднялась, и тяжелый взгляд уперся в Алвина. Он дернул плечом в сторону комнаты, и Пегги вернулась к своему чемодану и опять закурила «Мальборо». Пегги была отчаянная и крепкая девчонка, Алвину она нравилась. Три года назад в Чикаго она участвовала в антивоенной демонстрации — просто стояла, без плаката, не делая ничего, но полицейские ворвались в толпу, и один фараон тащил Пегги за ноги по лестнице так, что ее голова подпрыгивала на ступеньках; они впихнули ее в фургон и затем приволокли в полицейский участок, называя это «сопротивлением властям». Теперь ей было двадцать три. Преданная, ничем не связанная. И еще одно: она была дипломированной медсестрой. Стурка окружал себя только профессионалами.

Алвин приехал из Нью-Йорка в понедельник ночью вместе со Стуркой, Пегги с четырьмя другими после личной встречи Стурки с Раулем Ривой. Те пятеро, которые вызвались нести бомбы, приехали в Вашингтон в четверг с Западного побережья; Алвин не видел никого из них раньше, они держались отчужденно, так что он до сих пор не знал о них ничего, кроме их имен и лиц. Стурка и Рива всегда работали так. Чем меньше ты знаешь, тем меньше неприятностей ты сможешь причинить.