Татьяна Полякова - Жестокий мир мужчин
Севка молчал, глядя на стену перед собой.
– Надеюсь, теперь ты понимаешь, к чему может привести твое дурацкое расследование? – спросил он минут через десять. – Я тебя очень прошу: оставь все это…
– Теперь вряд ли, – подумав, ответила я.
– Но почему, черт возьми? – В голосе слышалось отчаяние, я знала, что мой ответ не внесет покоя в его душу.
– Если парня убили, значит, я на правильном пути.
Всю ночь я почти не спала, то и дело смотрела на часы и торопила рассвет. В шесть выпила кофе и спустилась к машине. Я решила ехать в Чебоксары. Объяснить, зачем, я и себе бы не смогла, а говорить об этом с Севкой или Сашкой вовсе не хотела, поэтому свою поездку я решила держать в тайне.
Улицы ранним утром были почти пусты, я выехала из города и включила приемник погромче. Мне предстояла дальняя дорога.
Найти нужную улицу в незнакомом городе оказалось нелегким делом, я потратила на это часа полтора.
Татьяна Петровна Егорова жила в частном доме. Покосившийся забор и калитка с почтовым ящиком, выкрашенным красной краской. Я поискала глазами звонок, не нашла и толкнула калитку. Навстречу мне с громким лаем выскочила пятнистая дворняжка. Почти сразу же дверь дома открылась, и на крыльце появилась женщина. Она стояла, держась за перила, и смотрела на меня вроде бы с любопытством.
По дороге сюда я заготовила целую речь, теперь она показалась мне невероятно глупой. Я растерянно улыбнулась и сказала:
– Какой у вас сторож… – И добавила: – Здравствуйте.
– Здравствуйте, – ответила женщина. – Вы ко мне?
– Я ищу Егорову Татьяну Петровну, – пояснила я.
– Значит, ко мне. – Женщина вроде бы осталась довольна и распахнула дверь. – Проходите.
Я прошла и оказалась в маленькой чистой кухоньке с кружевными занавесками на окнах.
– Садитесь. – Женщина пододвинула мне стул, села на старенький диван и посмотрела на меня с любопытством.
Надо было как-то объяснить мой визит. С минуту я томилась, потом начала неуверенно:
– Татьяна Петровна, я хотела бы поговорить о вашем сыне, Дмитрии.
– О Диме? – удивилась она, вздохнула, разгладила фартук на коленях и сказала, точно виновато: – Дима умер пять лет назад.
– Мне это известно, – кивнула я, врать было стыдно, но по-другому объяснить свой визит я не могла. – Татьяна Петровна, я работаю в газете, готовлю статью и… по ряду причин меня интересует эта история…
– Вы журналистка, да? – Женщина поднялась, поставила на плиту чайник и стала накрывать на стол. – Я ведь ничего не знаю, – сказала тихо. – О том, что случилось, мне сообщили лишь через две недели после смерти Димы. Он в больнице лежал, еще живой, а я… – Она закрыла лицо фартуком и заплакала. – У меня ведь нет никого теперь…
– Татьяна Петровна, вы простите, что я об этом спрашиваю…
– Нет-нет, ничего, – торопливо заверила она. – Вы на меня внимания не обращайте. Пять лет – большой срок. Я уж свыклась. Мы ведь с Димой нечасто виделись, писал он редко, приезжал только в отпуск на пару дней. Вы не подумайте, он был хорошим сыном, просто… жизнь так сложилась. Работа… а потом вдруг это…
Чайник вскипел, мы выпили по чашке чая с малиновым вареньем, Татьяна Петровна продолжила свой невеселый рассказ, я слушала и жалела, что приехала. Не стоило бередить чужие раны, хоть и поджившие.
– И похоронить-то по-людски не смогла, – сказала Татьяна Петровна. – Разве ж это дело, человека сжигать?
– Его кремировали не по вашей просьбе? – спросила я.
– Когда я приехала, все уже сделали. Дали мне банку… – Женщина опять заплакала. – Сказали, хранить долго его нельзя было, вот и…
– Кто сказал? – осторожно спросила я.
– Не знаю. В милиции, начальник, а уж кто – не скажу. Не до того было… Я ведь инвалид, в чужом городе ни одной души знакомой, а тут такое горе… сама себя не помнила…
Некоторое время мы сидели молча, мне стало ясно, женщина вряд ли знала, у кого работал ее сын и чем вообще занимался. Преодолеть значительное расстояние и ничего не узнать все-таки было обидно, я взглянула на часы, прикидывая, что, если отправлюсь сейчас, домой попаду не раньше одиннадцати вечера. Женщина расценила мой взгляд по-своему.
– Вы торопитесь? – спросила она почти испуганно, а я поняла: передо мной совершенно одинокий человек, ей хочется поговорить о сыне, и не важно, кто будет ее слушать, журналист или просто малознакомый человек. Кажется, она уже забыла о том, что я якобы из газеты, по крайней мере, вопросов на эту тему не задавала.
– А где он жил, у него была квартира?
– Была, однокомнатная. Продали ее, деньги я получила. Сосед говорил, обманули меня, за бесценок квартиру-то отдала, но я и этим деньгам рада, сама-то я в таких делах ничего не понимаю, где мне квартиры продавать. У меня еще пенсия, в общем, не бедствую.
– А где Дима работал?
– Говорил, в каком-то кооперативе, шофером. Прилично зарабатывал. Он ведь у меня хороший был, пил мало, а уж как с ним несчастье случилось, и вовсе бросил.
– Какое несчастье? – насторожилась я.
Татьяна Петровна тяжело вздохнула, опять поставила на плиту чайник, который к этому времени уже остыл, и сказала, точно извиняясь:
– Он ведь в аварию попал. Вроде бы не виноват, а все равно наказали. Два года дали. Только из армии пришел, устроился на работу, года не прошло – и вдруг такое. Уж как я переживала, были бы деньги, так, может, осудили бы условно, только откуда они у меня? Я Диму одна воспитывала, с мужем развелись, когда сыну три годика было, а муж-то мой уехал куда-то на Север, да и сгинул там, больше никогда не виделись, ну и помощи от него тоже никакой. Вот так вот…
– А когда Дима освободился, сюда не вернулся?
– Нет. В письме написал, что к другу поедет, что уж у него за друг был, не скажу, но уехал и вроде бы хорошо устроился. Ко мне приезжал нечасто, но и не забывал. Путь-то неблизкий, а у него работа… За месяц до смерти карточку мне прислал. – Она поднялась, прошла в комнату и вернулась с фотографией в черной рамке. Молодой мужчина с длинными светлыми волосами и открытым лицом весело улыбался мне.
– Симпатичный, – сказала я.
– Да… у нас соседка, его ровесница, еще со школы его любила, такая хорошая девушка. Я все надеялась, а вот как вышло…
– Сколько ему было лет?
– Двадцать семь. – Женщина вытерла глаза, а я смотрела на фотографию со странным чувством, лицо казалось мне смутно знакомым. Заметив, что фотография меня заинтересовала, Татьяна Петровна робко проронила: – У меня еще фотографии есть. Из армии две карточки и детские, много…
– Можно посмотреть? – попросила я.
– Конечно. Пойдемте в комнату, там удобнее будет.
Мы прошли в комнату с двумя окнами: железная кровать в углу, шифоньер, старый сервант, у окна стол с двумя стульями, кресло, на подоконниках горшки с геранью. Японский телевизор на тумбочке выглядел на общем фоне немного странно.
– Димин подарок, – пояснила женщина, кивнув на телевизор. – Я ведь редко выхожу, до магазина и обратно, одна радость – телевизор посмотреть.
Она извлекла из серванта толстый альбом, и мы устроились на диване.
– Это свадебная фотография, – сказала Татьяна Петровна, открыв альбом. – Вот такой я была…
– Красивая, – заметила я.
– Молодые все красивые, а годы да болезнь никого не красят… Это муж мой, Димин отец.
Мужчине на фотографии было лет тридцать, почти лысый, светлый венчик волос над ушами, тонкие губы, отрешенный взгляд. Впечатление неприятное, и вновь мне показалось, что лицо смутно знакомо. «Это уж вовсе глупость, – одернула я себя. – С отцом Димы, который тридцать лет назад уехал на Север, я встречаться точно не могла. И все же…»
– А это Дима, – перевернув страницу, пояснила женщина. – Ему здесь полгодика.
Фотографий было много: детский сад, школа, пионерский лагерь. Все как обычно, однако чем больше я вглядывалась в детское лицо, тем больше убеждалась в том, что где-то уже видела этого парня.
– А эту из армии прислал, – тот же озорной взгляд, лихо сдвинутая фуражка, я перевернула страницу и едва не вскрикнула от неожиданности. Точно такая же фотография хранилась у меня дома: пятеро ребят в обнимку, в центре Сашка, слева Дима, а справа высокий черноволосый парень, по-моему, его звали Сережа, он жил в Питере и дважды приезжал к нам, еще когда была жива мама.
– А где Дима служил? – спросила я.
– В Усть-Каменогорске. Далеко очень. Я к нему так ни разу и не съездила.
Сомнений больше не было: конечно, один из погибших охранников – Сашкин армейский друг. Странно, что я об этом раньше не вспомнила, Димка Егоров и Сережка Аксенов, Сашка часто их вспоминал…
Я сидела в замешательстве, силясь осмыслить новость. Ну и что? Какое отношение к убийству может иметь мой брат и как все это связано с арестом Ильи?.. Но как-то связано, я теперь не сомневалась в этом.
Альбом мы просмотрели до конца, выпили еще чаю, и я засобиралась домой.
