Аркадий Адамов - Черная моль (сборник)
Впереди появились два человека и, чуть пошатываясь, двинулись в сторону станции. По белому кашне на одном из них Сергей узнал Сашу Лобанова.
И тут Сергей в который уже раз пожалел, что ему не разрешили проникнуть на дачу к Доброхотову, выяснить до конца его планы. Но приказ есть приказ, и никто не вправе его ослушаться. Сергей вздохнул. Что поделаешь!
Тем временем Лобанов с Воронцовым все приближались. Сергей держал в кармане пистолет. Он почувствовал, как вдруг заколотилось сердце и на лбу выступила легкая испарина. «Ну, начинается!» – с невольным волнением подумал он.
Сергей не удержался и искоса взглянул на Доброхотова, и тот вдруг случайно поймал на себе его взгляд. Сергей закусил губу и тут же отвернулся. Но было уже поздно. Доброхотов весь напрягся, подозрительно и настороженно поглядел на приближающихся людей и, сунув руку в карман, сделал два шага в сторону. Лобанов и Воронцов двигались уже навстречу одному Сергею. План, заключавшийся в том, чтобы Доброхотов оказался между ними и Коршуновым, был сломан. Теперь всех троих отделяла от Доброхотова Нина, и Лобанову уже было поздно менять направление, он только выдал бы себя.
Один неосторожный взгляд – и вся обстановка изменилась в пользу Доброхотова. Сергей слишком поздно понял свою ошибку. Но ее поняла и Нина. В тот момент, когда Лобанов и его товарищи были уже совсем близко, она неожиданно и резко нагнулась, поправляя ботинок, и Доброхотов вместе с Сергеем невольно прошли вперед, очутившись таким образом рядом. Сергей мгновенно воспользовался этим обстоятельством. Выхватив пистолет, он резко повернулся к Доброхотову и повелительно крикнул:
– Руки вверх! Не шевелиться!
Но ему не удалось застать Доброхотова врасплох. Тот левой рукой ударил по пистолету, грохнул выстрел, в ту же минуту в правой руке Доброхотова мелькнул какой-то металлический предмет, и он со всего размаха ударил им Сергея по лицу. Удар был настолько неожиданный и сильный, что Сергей упал и, захлебываясь в крови, потерял сознание.
Доброхотов прыгнул в сторону, но на него тут же налетел Лобанов и заученным приемом вывернул назад руку. Застонав от боли, Доброхотов лицом вниз рухнул в снег.
За кустами мелькнула какая-то тень. Воронцов бросился в ту сторону и, выхватив пистолет, крикнул:
– Стой! Стрелять буду!…
Нагнувшись, человек продолжал бежать, но когда Воронцов выстрелил в воздух, он неожиданно упал.
Воронцов подбежал к лежавшему на снегу парню и приказал встать. Тот медленно поднялся. Не опуская пистолета, Воронцов насмешливо спросил:
– Как это понимать прикажешь? Чего это ты вдруг улегся?
Испуганно косясь на пистолет, парень с дрожью в голосе ответил:
– МУР промаха не дает. Наслышан…
В это время Доброхотов уже лежал связанный. Лобанов подобрал выпавший у него из рук самодельный кастет. В кармане у Доброхотова был обнаружен пистолет.
Около Сергея хлопотала Нина. Ей с трудом удалось остановить кровь, хлеставшую из глубокой раны на его лице. Сергей все еще не приходил в сознание.
В это время со стороны станции к месту происшествия подъехали две машины. В одну из них осторожно внесли Сергея. Нина села рядом, положив его голову к себе на колени. Машина двинулась в город.
В другую машину втолкнули Доброхотова и второго парня. Лобанов вскочил туда последним и торопливо приказал водителю:
– Давай к даче!
…За изгородью из набитых железных полос, перевитых колючей проволокой, сплошной стеной тянулся густой, высокий кустарник. В глубине участка светились окна небольшой дачи, оттуда неслись веселые, пьяные возгласы и звуки патефона. К даче вела протоптанная в глубоком снегу дорожка.
В большой комнате возле длинного стола, уставленного бутылками и закусками, сидели несколько человек. У самой середины стола по-хозяйски развалился в кресле пожилой, толстый мужчина в очках с коротко подстриженными седыми усами.
В стороне, около патефона, в самых вольных позах расположились три раскрашенные девицы и двое парней. Один из них, коренастый, всклокоченный, был одет в мятый пиджак, из-под которого виднелась полосатая тельняшка. Второй парень был худой и длинный, в аккуратном сером костюме. Наклонившись, он тихо сказал парню в тельняшке:
– Что-то Директор задерживается. Может, шухер какой, а?
– Сказано: не долдонь, – мрачно ответил тот. – Лучше девкам загни чего-нибудь повеселее.
В этот момент снаружи раздался стук в дверь. В комнате мгновенно воцарилась тишина. Все настороженно прислушивались. Стук повторился, настойчивый, требовательный. Тогда пожилой мужчина в очках тяжело поднялся с кресла, вышел в переднюю и, подойдя к двери, отрывисто спросил:
– Кто там?
– Петр Кузьмич! – донеслось из-за двери. – Это я, Ефимов. Открой, дело есть.
– Соседа нелегкая принесла, – тихо сказал пожилой мужчина подошедшему парню в тельняшке. – Открывать, что ли?
– Валяй.
Дверь распахнулась, на пороге неожиданно выросла массивная фигура Кости Гаранина с пистолетом в руке.
– Спокойно! Руки вверх!
Пожилой мужчина, хозяин дома Петр Кузьмич, завороженно глядя на направленный на него пистолет, поднял дрожащие руки. Но парень в тельняшке стремительно бросился обратно в комнату.
– Полундра! Уголовка!…
Он схватил со стола бутылку и швырнул ее в лампу. Раздался громкий треск, комната погрузилась в темноту. Дом огласился криками, визгом и руганью.
В тот же момент лопнули стекла во всех трех окнах, сквозь них метнулись какие-то тени, и одновременно в разных концах комнаты вспыхнули ручные фонарики. В их тусклом свете сбившиеся в кучу гости увидели направленные на них со всех сторон пистолеты.
Со двора доносились чьи-то голоса и злобный собачий лай.
– Всем оставаться на своих местах и не шевелиться, – прозвучал угрожающий голос Гаранина. – Стреляем без предупреждения. Спектакль окончен.
Взгляд Кости упал на парня в тельняшке.
– А, Федька-Дубина! – насмешливо проговорил он. – Вот это уж неожиданный подарок!
– Друзья встречаются вновь, – криво усмехнулся тот.
– Ну-ка, выходи первый, – уже сурово приказал Костя.
Вторым двинулся было хозяин дома, но Гаранин остановил его.
– Вы пока останетесь, гражданин.
Во дворе урчали моторы въезжавших с улицы машин.
В комнате над столом уже горела новая лампочка.
Вскоре все было кончено. В доме остались только четверо сотрудников из оперативной группы во главе с Гараниным, сам хозяин дома Петр Кузьмич и доставленный туда же Доброхотов; руки ему развязали, и он, как видно, придя в себя, с напускным равнодушием наблюдал за происходящим. Только левая щека его время от времени нервно подергивалась.
Петр Кузьмич сидел, поджав ноги, на табуретке и, раскачиваясь из стороны в сторону, слезливо причитал:
– Что ж теперь будет?… Господи, спаси и помилуй!… Что же теперь со мной будет?… И ведь с кем спутался на старости лет!…
– Попроси кого-нибудь еще от Ефимовых, – приказал одному из сотрудников Гаранин. – Понятыми будут. Сейчас начнем обыск.
– Не надо обыска! – поспешно вскочил с табуретки Петр Кузьмич. – Не надо! Сам все отдам! У-у, мерзавец! – Он с ненавистью посмотрел на Доброхотова. – «Элегант» проклятый!
– Не тревожьте светлую память моего предприятия, – насмешливо сказал Доброхотов. – Ателье «Элегант» закончило свое земное существование.
– Как и его владелец, надеюсь, – прибавил Воронцов, внимательно рассматривая большие ручные часы на металлическом браслете, которые он только что обнаружил в ящике стенных часов, под маятником.
Щека Доброхотова опять нервно задергалась.
– Вы что хотите сказать? – с вызовом спросил он.
– Слишком много крови пролили, Доброхотов. Начиная с убийства Климашина. Это, между прочим, его часы.
У Доброхотова еще сильнее задергалась щека, и он, зажав ее рукой, отвернулся.
– Вы собирались что-то выдать нам добровольно? – обратился Гаранин к хозяину дома.
– Да, да, – торопливо закивал головой Петр Кузьмич. – Шкурки. Там, в погребе. Все он, он добывал…
Вскоре на столе, очищенном от посуды, появились два больших, перепачканных в земле чемодана, доверху набитых шкурками. Костя взял одну из них, взглянул на фабричное клеймо и, швырнув шкурку обратно, подозвал Воронцова.
– Переройте весь погреб. Там еще кое-что должно быть.
Воронцов понимающе кивнул головой.
Через полчаса на столе, рядом с чемоданами, поставили квадратный цинковый ящик, в котором обнаружили двадцать штук миниатюрных дамских часиков, вделанных в золотые браслеты.
– Все, – прошептал Доброхотов, – сгорел как свеча…
В это время Гаранину передали небольшой охотничий нож, на рукоятке которого было выгравировано: «Вадиму Д., буйной голове, с пожеланием сохранить ее на плечах». Костя прочел надпись, усмехнулся и тихо приказал одному из сотрудников:
– Звони в Москву. Доложи обстановку. Ярцев может приступать. И… узнай там, как Сергей.
