Темнее ночь перед рассветом - Вячеслав Павлович Белоусов
— Я вам ещё нужен, Илья Артурович? — Ассистент посчитал за лучшее ретироваться.
Шутка ли сказать: меняя помощников, профессор за прошедшие полтора суток обработал полностью трёх пациентов: труп Фугасова, принёсший чудесное озарение, оказался последним.
— Спасибо, дружище, вы свободны.
— Профессор, — всё-таки замялся ассистент. — Может, что-нибудь?..
— Спасибо, я совершенно здоров, — ответил Дынин. — Ты принял меня за полоумного?
— Как можно?..
— Можно! — успокоил его тот. — Я не стыжусь, хотя выгляжу, наверное, таким. Но успокойся, мой друг, это случается. И поверь мне, великое счастье редко приходится переживать живому существу, в особенности учёному.
Жорик потупил глаза: бежать ли ему за помощью или слушать дальше?
— Исследование я закончил, — объявил вдруг ни с того ни с сего профессор.
— Как?
— Не удивляйся. Мне оставалось лишь завершить глубокий анализ всех деталей. Этим я и занимался на ваших глазах.
Профессор облегчённо вздохнул и огляделся: стрелки на настенных часах стыли, не двигаясь.
— Который час? — воскликнул он.
— Шестой… вечера, — промямлил ассистент.
— Любезный друг, приберитесь в лаборатории и передайте наши материалы в печать. Мне надо спешить. Извините. К утру всё должно быть готово.
И профессор, накинув прямо на халат свой старенький плащик, схватил шляпу, зонт, портфель, бросил туда кое-какие бумаги и торопливо откланялся.
Выйдя на засоренную толпой улочку, Дынин летел средь людей, словно на крыльях, не чувствуя ни толчков, ни ругани в спину; им двигала великая сила нетерпения. Маршрут был достаточно известен, с детства его выручала великолепная память. Профессор достаточно хорошо изучил предоставленные ему Ковшовым протоколы осмотра места происшествия, где были обнаружены трупы гражданина Фугасова и лейтенанта Шипучкина.
Когда наконец-то, намучившись спешкой и переведя дыхание, Илья Артурович шагнул под листву деревьев долгожданного скверика, там никого не оказалось. Обнявшиеся парочки разогнало темнеющее с ужасной быстротой небо. На город надвигался буран, шторм, а может быть, дикой силы ураган, одним словом, что-то страшное. Казалось, все нечистые силы слетались сюда.
Профессор подошёл к озерцу, долго вглядывался в зелёную глубь, как будто мучительно что-то вспоминал или рассчитывал. Наконец глаза его сверкнули, он слегка улыбнулся, опустил портфель, расстегнул его и извлёк резиновые перчатки. Скинув мешавшую шляпу и зайдя по колено в воду, он начал осторожно шарить по дну, ухватывая и ощупывая каждый куст и ямочку, каждый бугорок.
Вот он вскрикнул, разогнулся и, забыв про мокрые перчатки, почесал спину — проклятый радикулит не вовремя дал знать о себе. Но вновь полез уже увереннее в то же место. И новый вскрик, но уже радости, а не боли, раздался над водой. Профессор тяжело разогнулся, держа в перчатках внушительный свёрток. Дынин приоткрыл краешек, чтобы убедиться, что не ошибся, довольно хихикнул и зашагал из воды. На суше свёрток был аккуратно обмотан им в полиэтилен и упрятан в портфель.
— Ну вот, дело сделано, — прошептал профессор и… охнул, упав лицом вниз.
Квадратная, словно шкаф, фигура в тёмном плаще выросла над ним, потирая кулак.
— Не зашибить бы до смерти, — наклонился незнакомец над распростёртым телом и успокоился: — Нет. Сердце вроде тикает.
Широко раскорячив ноги, неизвестный высморкался, огляделся и мрачно прогнусавил:
— А ведь никто мне не верил…
Легко взвалив щуплое тело профессора на плечо, он прихватил портфель и, крякнув, зашагал из сквера, бормоча:
— Тянет всех этих злодеев на место смертоубийства какая-то сила. А ведь забывают, что излишнее любопытство есть путь не к познанию, а к собственному жизненному концу.
Бой дромадеров[4]
Налитый кровью немигающий глаз гигантского верблюда хищно косил на толпу галдящих вокруг него людей. Раздражённое животное, скаля жёлтые зубы, вращало башкой в разные стороны с неповоротливостью динозавра, намереваясь влепить струю слюны, капающей уже из пасти, в того, кто осмелится подобраться ближе остальных. Более всего дромадёру досаждали круживший рядом мужчина на стрекотавшем мотоцикле и покрикивающая женщина за его спиной. Не чуя опасности и страха, они мельтешили почти под копытами животного, зля его всё больше и больше.
— Делай кадр, Хоббио! Ещё, ещё! — Красивая, неистовая, со сверкающими глазами «пантера» торопила приятеля, позабыв обо всём на свете.
Но фотограф медлил, ловя единственный удачный миг. Помогавшая гостям, раскрасневшаяся от усердия, молодая казашка на жеребце в национальном костюме, словно угадав желание Хоббио, наотмашь стеганула верблюда лёгкой нагайкой по горбу. Тот взревел от боли, заплясал на месте и, задрав вверх передние копыта, пустил струю пенной слюны в надоевших обидчиков. Залитые потоком омерзительной пакости, Хоббио слетел с мотоцикла, «пантера» свалилась в песок бархана. Степнякам, наблюдавшим за сценой, это доставило большую радость, вызвав хохот и едкие остроты.
Взбешённый Хоббио, ругаясь и обтирая лицо, подбежал к одному из погонщиков, вырвал из его рук ружьё и бросился к вершине бархана, куда удалился удовлетворённый отмщением верблюд. Но не успел фотограф сделать и двух шагов, как тяжёлый удар кулаком в спину свалил его.
— Чёрт возьми, Арсенал! — вскочил он на ноги, подобрав выпавшее ружьё. — Не вмешивайся! Я убью поганую тварь!
Толстопузый верзила, названный Арсеналом, ударом ноги ловко выбил ружьё из его рук:
— Урод! Вокруг люди! Уймись!
Мгновение — и, казалось, фотограф набросится на обидчика, однако раньше этого между ними встряла женщина в чёрном костюме. Драчуны отскочили в стороны, опасаясь прикоснуться к ней.
— Возьми себя в руки, — буркнул верзила. — Сам раздразнил животное домогательством, ужимками, да ещё устроил посмешище для этих туземцев.
Остывая от гнева, Хоббио огрызнулся и принялся стирать пену с лица и одежды. Вид у «пантеры» был не лучше, так что Арсенал не сдержался от хохота.
Стремительная наездница соскочила с жеребца, подбежала к посрамлённым неудачникам и увела в юрту, где принялась заботливо обмывать их из кувшина, приговаривая:
— Тот, кого верблюд наградил плевком, обязательно разбогатеет. Народное это поверье старо как мир. Вам очень повезло, дорогие мои!
Причитания наивной степнячки развеселили парочку, и они принялись брызгаться водой, да так, что досталось и верзиле, явно не разделявшему их настроения.
— Арсенал, — не отставал задиристый фотограф, — а не подставить ли тебе рожу под плевок горбуна? Я мигом сфоткаю. В столице снимок станет сенсацией и обойдёт все модные журналы. Мы заработаем с тобой денег на халяву.
— Козёл! — сплюнул тот. — Как был пустобрёхом, так и остался. Занялся бы делом, а то слишком развеселился. Вытряс деньги из купца?
Глаза фотографа недобро засверкали. Драка могла вспыхнуть снова, но Ника и молодая наездница, подхватив обоих за руки, со смехом потащили в другую юрту к источающему аромат свежеприготовленных мясных блюд дастархану, вокруг которого рассаживались на ковре хозяин, аксакалы и приглашённые гости. Молодые девушки, словно газели,
