Боб Джадд - Финикс
Не подлежит сомнению, что полицейское расследование — это искусство и настоящая наука. Полицейские Финикса, конечно, знали, что делают. Но мне кажется странным этот торг с убийцей в надежде получить от него взамен показания. Какого рода сведения они хотели получить? Меня интересовало расследование, которое вел Барнс.
В другой статье выдвигались две версии: одна состояла в том, что кто-то нанял Эсмонда, чтобы отомстить журналисту, опубликовавшему нежелательные для широкой огласки факты. Если принять эту версию, то в деле могла быть замешана половина всех мошенников Аризоны. Барнс был очень плодовитым журналистом. Но этот вариант был лишен смысла. Убийство репортера могло бы выглядеть как месть, но это не могло ничего изменить, раз материалы были опубликованы, зато вновь поднялся бы шум вокруг этого дела. Видимо, была какая-то иная причина. Я должен ее узнать. Но как это сделать?
Если я отложу встречу с адвокатом по поводу моей земли, назначенную на вечер, то смогу заглянуть в «Красный петух» во время ленча — как раз тогда, когда Барнс хотел прийти туда.
У меня масса времени. Я смогу спокойно допить свой кофе и разузнать, над чем работал Барнс последние недели. Что он такое раскопал, из-за чего ему подложили шесть динамитных шашек?
Когда я выходил, портье за стойкой в вестибюле остановил меня и вручил письмо — в него был завернут камень.
«Форест (или правильнее — Форрест?), как насчет того, чтобы поменять удовольствия бассейна отеля „Билтмор“ на песок, грязь, кактусы, коралловых змей, москитов и ящериц? Ваша это земля или моя? Второе и последнее послание. Салли. Тел. 271 82 98».
«Ваша земля или моя». Я знал, что мои права в Лондоне были оформлены основательно и что земля принадлежит мне. Но с другой стороны, она уже обосновалась на этом участке, и нельзя было исключить возможности какой-нибудь юридической пакости. Мне было интересно — видела ли она имя своего отца в газете? Салли была упрямой и колючей, но я был рад получить от нее весточку.
Я сдал свой «бьюик» обратно в прокатную контору, извинившись за дыру в лобовом стекле.
— А, не беспокойтесь об этом. — Девушка, принимавшая машину, отбросила волосы со лба, даже не подняв глаз. — Такое постоянно случается.
Я взял теперь напрокат другой автомобиль — эта модель называлась «бьюик-реатта». Она напоминала катер, поставленный на колеса. Изящная отделка хромированными деталями. Хороший ход. В общем, солидная машина. Но, Боже мой, как я скучаю по одноместному гоночному автомобилю, в котором всем своим телом ощущаешь вибрацию и тряску.
Бар «Красный петух», как и большая часть города, расположен на аллее. Рядом с Индейской школой, между магазином спортивных товаров и порнографии, где охотно дают напрокат видеокассеты желающим поглазеть на девиц с голыми грудями чудовищных размеров.
В помещении бара, с интерьером, выдержанным в черно-серых тонах, характерных для местного стиля восьмидесятых годов, работает кондиционер. Ковры, зеркала с затемненными стеклами, у стойки бара вращающиеся стулья, обитые черной кожей с вытисненным на спинке изображением маленького красного петуха, за все это здесь взимается дополнительно пятьдесят центов за каждую выпивку. В двенадцать тридцать, когда мои коллеги-журналисты захлопывают свои дорогие блокноты и отправляются в облюбованный ими кабинет отеля «Билтмор» на ленч из сандвичей и лимонада, здесь в задней комнате обычно остается только пара завсегдатаев, пытающихся пересидеть друг друга, — они раскачиваются на стульях, стараясь сохранять прямую осанку, — да еще любители поиграть в бильярд.
Я вошел и окинул взглядом публику. Трое в джинсах и спортивных рубашках пили пиво — они мельком взглянули на меня и, утратив интерес, снова отвернулись. Еще двое — в конце зала — могли бы сойти за водителей грузовиков. Высокий человек пижонистого вида стоял в одиночестве у края стойки. Все они не проявили ни малейшего интереса ко мне.
По радио передавали песни братьев Невил — голоса у них глубокие, как река Миссисипи: «Братец Блад, братец Блад — мы едины по духу, мы из одного теста».
Я заказал у бармена стакан лимонада, чем поверг его в уныние.
— «Мы оба из одной воды, из одной любви…»
Я поздоровался со смуглым тощим человеком, сидевшим рядом со мной у стойки.
— Кто вы такой, черт побери? — спросил он.
— Я друг Билла Барнса.
Это был высокий тощий человек с маленькими карими глазами, близко посаженными к длинному тонкому носу. На волосатой руке — золотой браслет с часами. Он посмотрел на свои именные часы.
— Насколько я знаю, у Барнса было не много друзей. Если бы их у него было много, он бы не попал в такой переплет. Фрэнки…
Один из тех, кто сидел в дальнем конце бара, отодвинул стул и подошел к нам. На нем была темно-синяя рубашка с короткими рукавами, что давало возможность демонстрировать мускулы. У него были ясные глаза и быстрая улыбка, обнажавшая ряд блестящих белых зубов.
— Фрэнки, этот парень говорит, что он друг Билла Барнса. — Он снова повернулся ко мне. — А ты кто? Детектив, полицейский или еще один репортер?
— Здесь заведено, — сказал Фрэнки, подаваясь ко мне, — что репортеры заказывают нам выпивку.
— У вас тут бывает много репортеров? — спросил — я, подав знак бармену.
— У нас тут их всегда полно, — ответил Фрэнки, — они приходят сюда проникнуться местным колоритом. Налей мне, пожалуйста «Блади Шейм», Макс, — сказал он бармену. — Они думают, что у нас есть связи.
Бармен налил в стакан томатного сока, добавил хрена, лимонного сока и ворчестерского соуса и аккуратно поставил на стойку.
— Еще одну шипучку, Макс, — сказал высокий худощавый мужчина. — И немного «Чарльза Лоуренса», — добавил он, глядя на бутылки позади бара. — Коль скоро нас спрашивают про Барнса, мы должны быть на высоте. — Бармен поставил на стойку перед ним высокий бокал с шипучей жидкостью.
— Барнс часто сюда заходил?
— Да, частенько. Он постоянно отыскивал здесь новый материал для своих очерков. За ваше здоровье, — сказал он, поднимая стакан.
— Привет! — ответил я. — Над чем же он работал в последнее время?
— Послушайте, — сказал Фрэнки с едва заметным бостонским акцентом. — Давайте сразу поставим точки над «i». Прежде всего знайте, что, когда по телевизору сообщили о взрыве, в баре все возликовали. Мое личное мнение, что этот парень был патентованным сукиным сыном. Я знаю, что он писал классные статьи, но обидел много хороших людей. — Он отхлебнул из своего стакана, и томатный сок окрасил его белые зубы, — У нас не клуб любителей Барнса. Он был одиночка, и тому были свои причины.
— Не был, а есть, Фрэнки. Он ведь еще не умер. Знаешь, — сказал Чарльз, глядя мимо меня на дверь, как будто ожидая, что кто-то войдет, — многие считают, раз кого-то взорвали, значит, это дело рук мафии. Когда что-то случается, все говорят о мафии.
— Барнс говорил после взрыва, что это дело рук мафии. А вы можете утверждать, что она здесь ни при чем? — спросил я.
— Я ничего не утверждаю, но смотрите, что получается, — произнес он, подняв брови. — Динамит? Как будто это ограбление почтовой кареты бандитами! Предположим, здесь замешана мафия, хотя лично я так не думаю. Но никто из профессионалов не станет возиться с динамитом. Это слишком неудобно и непредсказуемо. Сейчас обычно пользуются пластиковыми бомбами. Немного семтекса, как они это называют, и полный порядок. Кроме того, — продолжал Чарльз, — мафия, безусловно, довела бы дело до конца — уничтожила бы исполнителя. Этому парню, который взорвал Барнса, — он взглянул на свои блестящие остроносые ботинки, — не пришлось бы разгуливать по улицам. Вы понимаете, что я имею в виду?
— Вы уже говорили об этом кому-нибудь?
— Да, раз пятьдесят. Но есть и другая сторона. До сих пор еще не было случая, по крайней мере у нас в городе, чтобы от рук мафии пострадал репортер. Стоит вам пристукнуть одного журналиста, как тут же неизвестно откуда появляется их целая толпа. Разве не так, вы ведь тоже из их проклятого племени?
— Пожалуй, что да, — подтвердил я. — Значит, вы, ребята, голосуете за мафию?
Они улыбнулись.
— Видно, вы не здешний, — сказал Фрэнки, — хотите, я дам вам один совет?
— Давайте.
— Здешнее солнце чудодейственно действует на кожу. Выставьте ваши сапоги на солнце, и за два-три дня их кожа станет совсем гладкой.
Когда после полумрака, царившего в помещении «Красного петуха», я вышел на улицу, где светило яркое, палящее полуденное солнце Финикса, мои глаза не сразу приспособились к свету. Окружающий мир как будто постепенно приобретал привычные очертания, отдельные его детали вначале расплывались. Рядом с баром стоял большой грузовик. Солнечные лучи отражались на переднем стекле и били мне прямо в глаза. Я сразу вспомнил того здоровенного ковбоя, который пытался выгнать меня с моей земли, потому что на дверце грузовика была нарисована белая звезда, а внизу надпись «Эмпайр».
