Михаил Черненок - Брызги шампанского
– Сват у него очень интересный… – осторожно сказал Слава.
– Веселый мужик Василий Васильевич. Тамадой выступал. С шутками да прибаутками споил всю компанию.
– А сам сегодня как бы и не с похмелья.
– Сам-то он почти не пил. Хитровато глоточек отхлебнет с одним гостем и с этой же рюмочкой – к следующему: «Ты меня уважаешь?.. Тяни до дна!» Охотник заядлый, к утренней зорьке себя берег.
– А вы не охотитесь?
– Нет. Запарились мы с Богданом до очумения. Да и ни ружья, ни желания к этому делу у меня нету.
– Куделькину тоже не до уток?
– Какие утки в уборочную страду. Это городские бездельники устраивают Сталинградскую битву на наших лугах.
– Что-то очень уж долго Куделькин не возвращается из Новосибирска.
– Скоро только сказки сказываются. Вот-вот должен вернуться. У Богдана в Сибснабе надежные друзья есть. Помогут ему раздобыть шестерню.
Из сеней вышел Егор Захарович с большим разводным ключом. Подавая его Андрею, спросил:
– Подойдет такой инструмент?
– Самое то, что надо. Спасибо, дед Егор. Вечерком верну.
– Он мне не к спеху.
– Все равно. Порядок есть порядок, – Андрей подошвой ботинка придавил желтенький фильтр искуренной сигареты и попрощался.
– Побольше бы таких парней, легче бы жилось в России, – глядя ему вслед, тихо проговорил Егор Захарович и, легонько постукивая молотком, стал подгонять щеколду.
Чтобы не отвлекать старика от дела бесполезным разговором, Голубев отошел к калитке. Задумавшись, облокотился на изгородь. Солнечный день набирал силу. На автотрассе за таверной оживился поток машин. Одни стремительно мчались из Кузбасса, другие – в Кузбасс. Изредка некоторые притормаживали у дороги на Раздольное и подкатывали к таверне.
Неожиданно с противоположной от таверны стороны села по проселочной дороге с лугов выехал на велосипеде Ромка Удалой. Вместо солдатского мундира в этот раз мальчишка был в легкой маечке, а на ремне через шею у него висел пластмассовый автомат, раскраской напоминающий настоящего «Калашникова». Увидев облокотившегося на ограду Голубева, Ромка, поскрипывая педалями, подъехал к нему и словно старому знакомому сказал:
– Здорово.
– Привет, автоматчик, – ответил Слава. – Откуда и куда путь держишь?
– С лугов домой еду.
– Подранков подбирал?
– Сегодня нечего было подбирать, – Ромка показал на привязанную к багажничку над задним колесом небольшую утку. – Всего-то одного чирочка на суп себе нашел.
– А «Калашникова» где раздобыл?
– Вчера вечером сеструха свой трофей подарила. Нападавший в прошлом месяце на нее рэкетир с перепугу в таверне бросил.
– Ты помирился с Лизой?
– Помирился. Она вообще-то неплохая. За автомат пообещал не болтаться больше по деревне в Андрюхиной форме. А ты чего в Раздольном прижился?
– Понравилось.
– Чего здесь хорошего?
– Сестра у тебя хорошая.
– Ну и что из этого?
– Хочу посвататься к ней.
– У тебя чо… – Ромка указательным пальцем покрутил у виска. – Крыша поехала?
Слава пощупал голову:
– Нет, крыша вроде на месте.
– Да Лизка на тебя и не посмотрит.
– Что уж я, в поле отсевок?
– Ростом не вышел. Она карликов не любит.
– Почему?
– Сама мелкашка да еще муж такой будет. Лилипутов нарожают.
– Значит, ей такие, как Гусянов, нравятся?
– Никто Лизке не нравится.
– Но с Гусяновым-то шухарила…
– Сам придумал или одна баба сказала?
– Не сам и не баба, а мужик сказал.
– Поди, Кеша Упадышев?..
– Ты догадлив.
– Чо не угадать такой пустяк, – Ромка засмеялся. – Кроме Кеши, я никому этого не говорил.
– А ему зачем сказал?
– По злости. Обиделся на сеструху, когда она из таверны меня вытурила. Кеша в это время у Лизы четушку водки в долг канючил и тоже следом за мной пулей вылетел. Вот мы вдвоем с ним и погорячились.
– Нехорошо на родную сестру напраслину наговаривать.
– Пусть не задирает сопатку, – потупившись, сказал Ромка. – А тебе честно советую: не пристраивайся к Лизке. Опозорит.
– Спасибо за совет. Не буду.
– Ну, пока… Поеду чирка ощипывать. Суп хочу сварить.
Мальчишка, оттолкнувшись одной ногой, сдвинул велосипед с места и заскрипел педалями вдоль деревни.
Егор Захарович после того, как укрепил щеколду и недолго полюбовался выполненной работой, устроился в кухне за столом и стал заряжать патроны. Утиный сезон только начался, надо было основательно запастись «боеприпасом». Ружье у него было отличное – немецкая двустволка «Зимсон» двенадцатого калибра со стволами из знаменитой крупповской стали. По словам старика, это все, кроме трех орденов и шести медалей, что привез он с войны.
Наблюдая за размеренными действиями деда Егора, Голубев обратил внимание на то, что картонные гильзы дед снаряжает бездымным порохом и очень мелкой дробью. На вопрос Славы – почему он не применяет дробь покрупнее? – Егор Захарович объяснил, мол, утка – птица не крупная. Самая подходящая для нее дробь пятого номера, обеспечивающая хорошую кучность и достаточную убойную силу. Повертев на ладони несколько дробинок, Слава незаметно положил их в карман.
Внезапно со стороны коттеджа Гусяновых послышался тихий металлический скрежет, и тут же, набирая скорость, к выезду из села устремился черный джип.
– Кажись, Семен Максимович покатил, – глянув в окно, удивленно проговорил дед Егор.
Голубев, не раздумывая, выбежал на улицу. Ажурные металлические ворота у «Белого дома» закрывала солидная пожилая дама в длинном коричневом платье.
– Анна Сергеевна! – машинально окликнул ее Слава. – Мне срочно надо с вами поговорить.
Женщина, дважды провернув, вытащила из замка большой ключ, исподлобья смерила Славу подозрительным взглядом и недовольно спросила:
– Ты кто такой?
– Сотрудник уголовного розыска.
– Ну и разыскивай, если что-то потерял. Я тебе не помощница.
Видя, что она намеревается уйти, Слава заторопился:
– Подождите, Анна Сергеевна, давайте хотя бы через решетку ворот поговорим.
– Я за решетку не собираюсь, – сердито обрубила женщина и, переваливаясь с боку на бок, размашистым по-мужски шагом удалилась во дворец.
«Ну, чудеса в решете! Гусяновы, кажется, меня боятся, как черт ладана. С чего бы вдруг такое?» – озадаченно подумал Голубев. Постояв, будто оплеванный, он вернулся к Егору Захаровичу. Дед Егор, узнав о несостоявшемся «интервью», удивился:
– Гляди-ка, с какой суровостью Анна Сергеевна тебя отбрила. По характеру она молчунья. Душевными разговорами никогда не увлекалась, однако и с таким хамством раньше не отвечала никому.
– Не заметили, в какую сторону умчался на своем джипе Семен Максимович? – спросил Слава.
– За таверной выехал на трассу и усвистел по направлению к Кузнецку.
Это еще больше озадачило Голубева. Он напряженно стал размышлять над загадочным поведением четы Гусяновых, но сколько ни бился, ни одной заслуживающей внимания мысли в голову так и не пришло. Оставалось единственное: дожидаться появления в Раздольном фермера Куделькина.
Глава IX
Куделькин приехал вскоре после обеда. Голубев встретился с ним сразу, как только он загнал «Москвича» в ограду дома. Визит сотрудника уголовного розыска Богдан воспринял равнодушно, словно это было для него обычным явлением. Попросил лишь немного подождать, пока отнесет привезенную шестерню к комбайну, у которого техничил Андрей Удалой. Вернувшись, предложил Славе сесть в тени веранды на старенький диванчик. Сам сел рядом. Пошарив по карманам, достал пачку сигарет «Родопи» и с наслаждением закурил.
Фермеру было около сорока лет. Крепко скроенной фигурой он походил на Андрея Удалого, но ростом был повыше. Темные глаза на загоревшем волевом лице смотрели устало. Волнистые с заметной проседью черные волосы зачесаны назад. Руки мозолистые, с узловатыми в суставах крупными пальцами и следами въевшегося в кожу машинного масла.
Когда Голубев рассказал о происшествии, Куделькин вроде бы встрепенулся. Хрипловатым, словно простуженным, голосом спросил:
– Где труп нашли?
– На вашем покосе, возле стога сена у сухой березы, – ответил Слава.
Богдан в сердцах стукнул кулаком себя по коленке:
– Ну, гуси-лебеди! Не мытьем, так катаньем хотят меня доконать.
– Имеете в виду Гусяновых? – уточнил Слава.
– Не только. И других злодеев хватает, – Куделькин несколько раз кряду затянулся сигаретой. – Не жизнь, а сплошная нервотрепка.
– Трудно дается фермерство?
– Дело не в трудности, а в непредсказуемости происходящего. Сейчас в России никто и ни за что не отвечает. Народные избранники в Думе без стыда и совести лоббируют собственные интересы. Исполнительная власть, понимаешь, похожа на спящую красавицу, изредка вскрикивающую во сне о незабвенной ВЧК времен Феликса Эдмундовича. Газеты захлебываются смакованием политического мордобоя и описанием жутких заказных убийств. А на государственном телевидении, блин горячий, вообще главная забота – прокладки «Олвэйз», с которыми Марина впервые познакомилась в прошлом году, и теперь бедовой девке сам черт не страшен.
