Валерий Ильичёв - Тайны «Семи грехов»

Наблюдая за покидающими кабинет боевиками, Себ растерянно вопрошал:

— Мы, кажется, опоздали и прилетели к «шапочному разбору»?

— Ничего подобного. Мы знаем место, примерное время и кто объявил сезон охоты открытым. Разве этого недостаточно?

Анатас сердито нахохлился: «Этот неопытный Себ, не понимает, что режиссеру, да ещё занимающемуся постановкой своей собственной пьесы, совсем не обязательно знать, как полагают играть актеры. Похоже он хочет и не решается задать ещё один глупый вопрос».

— Ну что там у тебя еще?

— Не пора ли сменить нашу телесную форму существования? Обитать в серовато-коричневых перьях невзрачных птичек порядком надоело. Да и не солидно по нашему высокому положению.

— Дело не в форме, а в делах. Неужели не ясно, что для наших великих замыслов не нужна яркая показная мишура и блеск? Чем мы незаметнее, тем более самонадеянно люди считают себя вершителями своих и чужих судеб. К тому же нам ещё предстоит сегодня оказаться в самой гуще жестокой перестрелки.

— И что же?

— Мизерные размеры дают шанс избежать глупой шальной пули.

— Об этом я не подумал! Придется потерпеть до вечера эту невзрачную малозапоминающуюся внешность.

«Да ты ещё тщеславнее чем я думал. И когда он успел подхватить главную заразу человечества? Ну что же, глупо будет не воспользоваться этим в будущем. Но пока рано. Ловушка для Себа захлопнется в тот момент, когда он будет считать успех своей тайной миссии неминуемым».

И по-дружески приветливо махнув крылом, Анатас вновь полетел в сторону Арбата: им предстояло обеспечить охрану литератора.

Волин размашисто подписал протокол осмотра и повернулся к Кондратову.

— Слушай, Олег, там у старухи взяли одну вещь — картину и здесь по словам домработницы ограничились лишь статуэткой похотливого Пана. Может быть этот маньяк — фетишист повадился по подъезду через день лазить и людей убивать за единственную приглянувшуюся ему красивую вещицу? Тогда все встает на свои места.

— А пустой тайник под подоконником в квартире Желтова во внимание принять не хочешь?

— Так в нем же ничего нет.

— Потому и нет, что обчистили. И сдается мне, что Желтка замочили вовсе не из-за глупой статуэтки, а за содержимое секретного ящика.

— А что в нем было?

— Спроси чего-нибудь полегче. Вот раскрутим это преступление и узнаем.

— А шанс есть?

— Возможность раскрыть преступление всегда есть. Только удачи иногда не хватает.

— Значит, убийство старухи и Желтка не связаны между собой? Неужели возможно такое совпадение?

— Какой-то умный писатель сказал, что жизнь часто сложнее и запутаннее любого выдуманного лихо закрученного фантастического сюжета. Мне ещё лет двадцать назад мой наставник в сыскном деле рассказывал как в соседних домах на Кутузовском проспекте с разницей в десять минут были совершены разбойные нападения на женщин — почтальонов, разносящий пенсию. Опущу подробности сыска. Но в результате за дерзкие нападения задержали двух незнакомых между собой молодых людей. А ведь первоначально опера были уверены, что эти два разбоя совершил один и тот же человек. Так что пока рано объединять убийства Желтка и старухи в одно производство.

— Послушай, Кондратов, расследуемые тобой дела чрезвычайно интересны и сулят интересный материал для новой книги. Помоги мне: держи постоянно в курсе дела.

— Хорошо, я тебя знаю с десяток лет и ты нас никогда не подводил. Никакой утечки информации не допускал. Так что будем сотрудничать. Как только появятся какие-нибудь сведения, ты узнаешь.

— Спасибо, я буду ждать. А сейчас извини. Мне ещё надо заехать в одно уважаемое издательство в районе метро «Сокол». Хочу, наконец, выяснить, будут они печатать мою повесть или нет.

— Ну в добрый час. А мы походим по соседним дворам и подъездам. Может быть что-нибудь и надыбаем. Позвони мне сегодня вечерком. Надеюсь мой домашний телефон ещё не вычеркнут из твоей записной книжки.

— Ну все, я побежал, а то опоздаю.

Выскочив из подъезда, Волин поминутно посматривая на часы, поспешил удалиться от дома, где ещё лежали два трупа. По воле Его Величества Случая литератор шел путем, который несколько часов назад проделал студент, уносящий похищенную картину «Семь грехов». Но Волин об этом не знал. Все его помыслы были уже в уютном маленьком кабинете редактора, от которого зависела судьба его рукописи.

Сопроводив литератора до метро, две симпатичные пичуги, оживленно чирикая, развернулись и легко рассекая воздух, безошибочно взяли курс в сторону Ленинградского проспекта. Они знали, что могут не спешить: пока литератор доедет до издательства и узнает неутешительные для него новости, пройдет не менее часа. И потому, покружив всласть над звездами Кремля, они миновали телеграф и ловко лавируя между воздушными потоками, свободно гуляющими по Тверской улице, понеслись вперед к намеченной ими цели.

Волин вышел из подъезда серого длинного дома с многочисленными вывесками, поселившихся в нем фирм, полыхая от возмущения.

«Этот редактор пытается учить меня, как надо писать и с умным видом утверждает: „У вас, серьезная, интересная задумка, лихо закрученная интрига, но вы не учитываете реалий современности. Массовому читателю нужен голый пересказ событий, а не заумные рассуждения героев. Соблюдайте хотя бы норму: каждые семь страниц должно совершаться новое преступление. Иначе внимание читателей не удержать. Мы можем включить вашу повесть в план издания лишь после значительной переработки. Вы согласны?“»

Вспомнив об унижении, пережитом в кабинете редактора, литератор не удержавшись, литератор с горечью громко произнес: А что мне ещё остается делать?

Заметив испуганно-недоуменный взгляд идущей навстречу девицы с густо намалеванными помадой губами, спохватился: «Хорошо же я выгляжу, задавая посреди улицы надоевший всей России вопрос. Придется смириться. Добавлю в повесть побольше крови — пусть эти упыри — издатели ею упьются!»

Волин медленно брел по Ленинградскому проспекту, испытывая горечь разочарования: «Я знал, что мне откажут. И заранее готовил гневную отповедь о вреде подобной макулатуры. Но в последний момент спасовал и согласился на творческую переработку. Стыдно: словно покорно выполнил приказ прыгнуть в бочку с дерьмом! Ладно претерплю. Зато увижу свою книгу на прилавках рядом с произведениями классиков».

И представив свою фамилию, тисненую золотом на обложке книги, выставленной на прилавке рядом с томиком Толстого, литератор почувствовал как покатившая волна тщеславия смыла с него комья позорной грязи налипшей после уступки редактору.

Перейдя по тоннелю на другую сторону проспекта, Волин поспешно миновал и оставил позади Всехсвятскую церковь и направился к автобусной остановке. На его удачу тут же подошел автолайн. Пассажиры, спеша и толкаясь, начали протискиваться в салон. Волин галантно пропустил вперед молодую женщину с большой клетчатой сумкой. И тут же пожалел об этом. Не испытывая к нему и малейшей благодарности, девица грубо выставила локоть, не давая ему занять место рядом с собой: Куда вы лезете? Здесь сядет мой муж.

И бесцеремонно оттесняя Волина в сторону, круглолицый здоровяк с толстой золотой цепью на шее плюхнулся на единственное оставшееся свободное место. Волин кипя от возмущения, отступил к дверям. Теперь он был вынужден ехать стоя, согнувшись в пояснице и наклонив вперед голову.

«Я стою словно раб, смиренно просящий объедки с барского стола. И чувствую себя униженным не столько перед этой парой хамоватых супругов, сколько перед мягко обворожительным с тихим вежливым голосом всесильным редактором».

Бессильная ярость от пережитых одно за другим унижениях, заставляла до боли в пальцах сжимать жесткий поручень переднего сиденья. Неподвижно сгорбленная спина быстро начала неметь.

«Неужели никто не сойдет раньше и придется до конца ехать в таком неудобном положении? Да еще, как назло, перед каждым светофором приходится останавливаться. Вот и опять автолайн начинает тормозить».

И в этот момент Волин каким-то седьмым чувством уловил врывающиеся в размеренный уличный гул посторонние угрожающие звуки. И тут же сознание зафиксировало визг тормозов и глухо разрывающие воздух очереди выстрелов.

Сквозь боковое стекло Волин увидел как метрах в десяти от их автолайна из «жигулей» ведется огонь по иномарке, из которой раздаются ответные выстрелы. Профессиональное внимание криминального репортера непроизвольно зафиксировало номерной знак машины киллеров. И тут же стекло, из-за которого Волин наблюдал схватку покрылось паутиной трещин, Нахал, грубо перехвативший у него единственное свободное место, предсмертно захрапев, стал валиться набок, забрызгивая кровью узкий проход между сиденьями. Вопль жены подстреленного шальной пулей пассажира словно вспугнул вступивших в бой бандитов. «Жигули» с киллерами резко рванулась с места и, искусно лавируя среди потока машин, скрылись из виду. Волин на плохо гнущихся от пережитого страха ногах выбрался из салона на улицу. «А ведь на месте этого несчастного должен был сидеть я. Что это было? Высшие, незримые силы спасали меня или хотели наказать этого наглого типа?»