Леонид Словин - Война крыш
Каждый раз Кейт думал, попадая сюда: «Эти спешащие в синагоги парни в черном, в белоснежных сорочках… Это могла быть и твоя судьба, Голан, родись ты не в семье полицейского, а тут десятым сыном кого — то из здешних хасидов, в огромной семье, на задворках этих набитых детьми домов…»
Люди все шли и шли.
Имя Рон было распространено едва ли не меньше, чем фамилия Коэн. Проверять каждого Рона, проживающего на Меа-Шеарим, — это сизифов труд…
«Рон звонил Амрану Коэну в 16 часов, потому что у него у него заканчивались занятия на Меа-Шеарим…»
Вариант был беспроигрышный:
«До этого времени, как и положено ортодоксу, Рон учится в ешиве!»
Поблизости находились десятки религиозных школ — ешив. Одну из них Рон мог посещать…
Девочки-полицейские на перекрестке болтали не переставая. Теперь они собрались тут все четверо. Можно было попросить их о помощи. Но это было бесполезно. Они занимались очевидными происшествиями и арабами. Но главным образом их интересовали мужики. Не прекращая наблюдать за автоматом, Кейт подошел к соседнему магазину с юдаикой. Сквозь витрину с серебряными подсвечниками, изображениями Стены, шестиугольными «Шиитами Давида», тиснеными корешками святых книг был виден пустой зальчик. Покупателей не было. Кейт заглянул в открытую дверь. Продавец в бархатной кипе над выбритым лбом поймал его взгляд. Кейт вошел.
— Шалом! Как здоровье?
— Бэ сэдер. ( В порядке. ) Как ты?
— У меня тоже.
Разговор начат…
— Чем могу помочь?
— Ты Рона знаешь? Он тут рядом в ешиве…
— Женат?
— Двое детей.
— Спроси напротив. Там есть Рон. Не знаю, он ли, который тебе нужен…
— Бай.
У телефона — автомата было все еще пусто. Ешива оказалась рядом. Кейт увидел в окне первого этажа десятка два молодцов в белых сорочках, в кипах, со свисающими с пояса кистями ритуальных плащей…
— Шалом! Мне нужен Рон… — Кейт переступил порог. На него оглянулись. Заговорили на идиш, что в ходу между хасидами — наследниками польско-украинского еврейства. Кейт его не знал.
— Рон! — наконец крикнул кто-то.
Худенький мальчик поднял голову над Талмудом.
— Я вот…
— Мне нужен другой…
— Я тут один.
— Может, в соседней ешиве есть? Не знаешь? Он женат, двое детей…
— Может, ты придешь вечером? — Мальчик снова нагнул голову над книгой. — Мне сейчас некогда…
«Окончательно чокнулись…»
Сотовый прозвучал неожиданно. На связи был Самир — араб — полицейский с Кикар Цион.
— Юджин? Сейчас снова позвонили дважды…
— Да…
— Я снял трубку. На том конце опустили.
Кейт представил себе жирного, со складками на бритой шее, полицейского служаку Самира, устраивающего телефонную засаду подозреваемому в убийстве Амрана Коэна.
— Ты позвонил в телефонную компанию, Самир?
— В «Бэзэк»? Конечно. Они все засекли. Он звонил из автомата на Штрауса, у банка, а потом на углу у дома репатриантов.
— Он движется к тебе. Я еду на Кикар Цион!
Площадь Кикар Цион плыла в мареве. Был самый зной. Выжаренные за сто с лишним лет пребывания в пекле дома, стертый подошвами до гладкости камень с нанесенными на него когда-то насечками — причина многих серьезных травм…
Самир уже ждал на краю тротуара. Усатый, под Саддама Хусейна, чем он втайне гордился, Самир надвинул фуражку на лоб. Позади бугрился загорелый бритый затылок.
— Шалом, Юджин…
— Алейкум-ассалом…
— Как же мы будем его ловить, Юджин? Вон сколько людей…
Толпа, несмотря на жару, не уменьшалась.
Рон, если он двигался в сторону площади, шел сверху по Яффо по той же стороне, где располагалась Кикар Цион. Или должен был перейти улицу на светофоре перед самой площадью. Это был кратчайший маршрут.
— Он идет один. Даже если за ним команда…
Кейт объяснял Самиру, заодно себе:
— Он не простой прохожий. Представь его состояние. Возможно, он постоит тут. Во всяком случае, не должен просто так пройти…
Самир потер складки на шее сзади.
— Если Рон — убийца Амрана Коэна, зачем ему звонить своей жертве на Кикар Цион? Убедиться в том, что тот не воскрес?!
— Дело тонкое. Может, чтобы продемонстрировать свою неосведомленность. А значит, непричастность… Если он не явится сюда или исчезнет, он себя выдаст!
— Это я понимаю.
— Он догадывается, что мы его ждем. Сам спешит сдаться.
— Да.
— Я останусь тут, у тротуара, ты пройди в глубь Бен Йегуда. Если что — сразу подойдешь!
Ортодоксов, одетых в черное, среди прохожих оказалось меньше, чем можно было предположить. Кейт отвергал одного за другим. «Трое вместе. Этот — в годах… Бритый лоб и косы вдоль щек. Свидетели этого не отметили… Этот спешит, не смотрит по сторонам…»
Молодой парень шагал, уткнувшись в дорожный маленький молитвенник. Погруженных в молитву в толпе хватало. Не глядевших под ноги, никого не замечающих вокруг. Кейт положил глаз на этого. Смерил взглядом. Действительно, без примет. Вот только это, пожалуй. Волосы в мелких завитушках, словно каждый завили в отдельности. И кожа белая. Не загорает, только краснеет… Такие своими корнями уходили в Польшу, в Белоруссию. Знали идиш. А глаза удлиненные, как у выходца Юго — Восточной Азии…
Хасид был в положенных ему кафтане, шляпе, костюме — во всем черном. Отглаженная сорочка без галстука была ослепительно белой. Перед самой площадью хасид захлопнул молитвенник, поцеловал, опустил в карман. И вышел прямо на полицейского детектива. Детектив не думал уступать дорогу.
— Шалом! Рон?
— Да… Шалом…
— Юджин Кейт… — Он представился. — Миштара… ( Полиция ). Твое удостоверение личности, пожалуйста!
Хасид полез в карман.
«А он крепкий, хотя выглядит тощим. Явно служил. Может, даже в боевых частях! Не исключено, и сейчас качается!»
— Пожалуйста…
Специальное распоряжение Министерства Внутренних Дел обязывало каждого гражданина носить документы, поскольку из — за непрекращающегося террора проверки были необходимы.
«Рон Коэн!»
— Ты родственник Амрана Коэна?
— Что с ним?
— Не знаешь?
— Я только что приехал из Бней-Брака…
— А когда ты видел его в последний раз?
— В прошлый четверг…
— Пройдешь со мной. В Центральный Отдел Полиции…
— Я могу сначала повидаться с ним?
— Потом.
— В чем дело?
Кейт уже теснил хасида в направлении перехода. На углу, у улицы Харав Кук, напротив Кикар Цион, с полудня ждала машина. Полицейский Самир стоял на площадке перед банком «Апоалим», все видел. В любую минуту был готов вмешаться…
Рон только спросил:
— Это надолго? Я успею к вечерней молитве?
В отделе полиции Иерусалимского округа на так называемом Русском подворье для допроса Рона Коэна к детективу Юджину Кейту прислали еще двух коллег, оказавшихся в этот момент свободными…
Их цель была — подготовить задержанного для следователя Роберта Дова.
Следаки— белая кость, как и во всем мире, — не утруждали себя грязной работой.
Здоровяки, под стать Кейту, они должны были нагнать страху на допрашиваемого. Время от времени то один, то другой пересаживался с дивана на стул и оказывался за спиной Рона Коэна… Это был неприятный момент.
Иногда тот, кто сидел рядом на стуле, пододвигал его вплотную, казалось, он может схватить Рона Коэна белыми здоровыми зубами, словно у крепкого откормленного жеребца.
Допрос, однако, направлял Кейт.
Он сидел напротив Рона, за столом, рядом с телефонами и компьютером. Полицейские досконально исследовали биографию задержанного…
Тут Кейту открылась неизвестная прежде подробность.
Задержанный Рон Коэн оказался мамзером.
Понятие это пришло в израильское семейное право, основанное на Торе, из тьмы тысячелетий.
Оно означало ребенка, родившегося либо в результате кровосмесительной связи или супружеской неверности жены, либо во втором или последующих браках, если предыдущий не был расторгнут по религиозному обряду, но Галахе…
Мамзер, по семейному праву, являлся изгоем.
Религиозные законы запрещали родниться с мамзерами и их потомками. И разрешали детям блудниц вступать в брак только между собой.
Библия свидетельствовала:
«Да не войдет мамзер в общество Господне, и поколение его десятое не войдет в общество Господне…»
Народная мудрость не обошла их молчанием, правда, с иным оттенком: «Голова, как у мамзера». Это означало: «Головастые! Им надеяться не на кого! Приходится вертеться самим!»
— Моя мать, Дани, жила в Кейсарии… Ее муж был много старше ее. Привез в Тель-Авив…
Со слов задержанного, госпожа Дани родила сына в браке, после долгих лет изнурительного лечения от бесплодия. Однако не от мужа.
Рон объяснил без тени смущения:
— Господь не дал им детей. Мать ездила по врачам — в Германию, во Францию. В Тель-Авиве познакомилась с моим настоящим отцом. Имя его я узнал два года назад. Из записки, я нашел ее у матери.
