Антон Некрасов - MKAD 2008
Я пожал плечами.
– Его сдал кто-то из своих. Не правда ли, дружный коллектив?
– Дисциплинированный, – поправил я. – Однажды Александр Македонский в Персии завел войско в простирающийся до горизонта яблоневый сад. Когда войско ушло, с дерева не пропало ни одного яблока.
– Вместе с этим Македонский имел обыкновение резать перебежавших на его сторону врагов. Он справедливо полагал, что завтра они снова убегут, прихватив с собой кого-то из его войска. А доносчикам отрезал языки.
– Скажи мне, Голев, откуда в таким безобидном философе столько кровожадных сведений?
– Я познаю жестокость, чтобы протестовать против нее.
Браво.
Но вернемся к той минуте, когда мы вышли из вагончика, чтобы оценить повреждения, нанесенные машине Пискунова казбеками. Точнее сказать, те повреждения, которые Пискунов нанес себе сам.
Первое, что сказал Мокин, приблизившись и встав перед правым бортом «Фольксвагена», было:
– Шеф, ты идиот…
Этот бесспорный, но смелый вывод заставил нас насторожиться, и вскоре я понял направление мысли Геры. Отсутствующее крыло превратило «Пассат» в окрысившегося бюргера.
– Да, Сергеич, – пробормотал Голев, – похоже, тебя поюзали. – Погладив помятую дверь, он сделал шаг в сторону. – Если ты ударил его в бок крылом, тогда как у тебя оказалась поцарапанной дверь? И как можно ударить попутную машину крылом в дверь так, чтобы человек там превратился в калеку? Ты же не вылетел на встречку? И он не вылетел в соседний ряд. Значит, удар был не так уже силен. – Рома почесал нос и вынес смертельный приговор Пискунову: – Витя, тебя боднули спецом. Бодал мастер. Он просто сорвал тебе крыло. Оттого и дверь поцарапана. Он с нее начал. Все, что у него могло оказаться побитым, это бампер слева. Но ты говоришь…
– У него дверь – в хлам! – заорал мой босс. – Крыло – в хлам! Крышу аж взбугрило! А ты знаешь, какой удар был?! У меня чуть зубы не вылетели!..
Пискунов выл, как ошпаренный. Слово «сука» в этом фонтане проклятий было самым пристойным.
– Нашего Витю кинули, – сказал я Голеву.
– На тридцать тысяч долларов, – добавил Мокин.
– И еще штуки две потратит на ремонт своей тачки, – окончательно добил я Пискунова.
– Я их посажу, – закричал наш босс.
– Доказательства? – мудро изрек Голев.
– Чтоб они сдохли!.. Я… я братву на них натравлю!
– Ты знаком с братвой? – спросил Голев.
– Тина бы только не узнала, – пробормотал Мокин. Иногда он похож на самого настоящего идиота.
Наступила оглушительная тишина. Лишь ветер посвистывал в наших ушах.
– Мне нужно вернуть эти тридцать тысяч, – выдавил наконец Пискунов. – Иначе…
Он мог не договаривать, и он не договорил.
Я рассмеялся. Похоже, у моего босса после ДТП заклинило его «мозга».
– Я принял решение, – прохрипел он. – Я заберу у этих гадов свои тридцать тысяч. И ничего они, падлы, не докажут… Я верну бабки.
– А если докажут? – спросил никак не могущий выбраться из тела идиота Мокин.
– Интересно, как?
Оба они посмотрели на меня, и я понял, что совершенно случайно отправил вопрос по двум адресам. Прижав взглядом Пискунова, я уточнил:
– Как ты планируешь их возвратить?
Витя посмотрел на меня безумным взглядом. До этого момента наш разговор напоминал симпозиум профессоров, стоящих над телом отдающего душу больного. После моего последнего вопроса мы скатились до уровня заговорщиков. Сейчас последует предложение кого-нибудь убить. Или украсть, что приведет в конце концов к первому варианту. Я плохо знаком с детективными завязками, но мне почему-то думается, что все происходит сначала именно так. Незаконно обиженный и загнанный в угол праведник во имя торжества справедливости начинает совершать втрое больше преступлений. Так герой романа с особой жестокостью убивает двадцать человек, чтобы наказать изнасиловавших его сестру двоих. Пискунову сейчас куда легче взять на душу грех за три жизни, чем рассказать Тине о случившемся.
– Что это ты так на нас смотришь? – встревожился Голев.
– Ребята… если Тина узнает…
– Ты лучше скажи, почему так смотришь, – спросил я, зараженный тревогой Ромы.
– Премия по итогам месяца…
– Виктор Сергеевич?
– Поможете?
Я ждал этого. Где-то с середины пискуновского повествования я стал догадываться, что дело нечисто. Обычно немногословный, он редко посвящал нас в свои планы. Убитый шепот в конце рассказа убедил меня в том, что босс запросит дружеской помощи. Но я не совсем понимал, в каком виде он стремится получить помощь. Одолжить тридцать тысяч мы ему не могли, даже если бы очень захотели. Но мы не захотели бы – вот в чем еще дело.
– Давайте, поедем и отымем у этих гадов мои бабки, а?
Я похолодел. Представляю, каким пламенем сейчас полыхнет законопослушный пацифист Голев, который даже отрывание ножек у кузнечиков считает актом геноцида. Но Рома, деловито покрутив на пальце ключ от вагончика, сказал слова, от которых мой холодок превратился в озноб:
– Зарплата по первой сетке и ежемесячные премиальные в размере ста процентов.
Мокин икнул.
– Ты спятил? – начался приказчицкий торг. Пискунов мял в руках шапку и хлопал ресницами. – По первой сетке получают заслуженные дорожные строители!
– Мы уже давно заслуженные. Если бы не мы, тебя задвинули бы за МКАД, – сказал Голев. – То есть по поводу стопроцентных премиальных вопросов нет?
– Нет, – выдавил Пискунов. Представляю, что сейчас творится в его душе. За рубль он способен угробить человека. Вычеты из ста процентов шли ему. – На премию согласен.
– Тогда подумай насчет первой сетки и, как надумаешь, дай знать. – И Голев отвернулся.
– Это же сорок тысяч рублей против двадцати восьми!..
– Не, ты можешь, конечно, поехать к Тине, сказать, мол, так и так. Ты подсуетись, милая, нашарь у нас в трельяже еще тридцатку.
Побледнев, Пискунов стал мять шапку так, словно собирался выжать из нее норковую кровь.
– Ты пользуешься моим несчастьем. Ты скверный человек, Голев…
– А пиздить у подчиненных премию – это красиво? – вдруг взвился Мокин. Я уже почти подумал, что он умер от непонимания того, что происходит. Но нет. – Начальство выписывает сто процентов, ты нам выдаешь по пятьдесят-шестьдесят! А остальное – себе в карман! Не, я с Ромычем в данном случае согласен на все сто. И это… сетку первую.
– Да что вы за люди?
Странные события здесь происходили. Словно эти трое менялись марками с видами Габона. Вопрос о том, что предстоит поиск каких-то безумных хачей, скорее всего вооруженных, почему-то не обсуждался. Проблема рассматривалась с той лишь точки зрения, что нужно просто поехать и забрать деньги. Ну, на худой конец, еще и пристыдить казбеков. Склонить их к смущению, что, по сути, и проблемой-то, по мнению всех присутствующих, не является.
– Выпейте яду, – вмешался я в торг. – Угорели перед «буржуйкой»? Куда это вы собрались?
– Ну вот, сейчас начнутся выкладки философии эскапизма, поучительные нотки зазвучат…
Я с изумлением посмотрел на Голева.
– Мой друг, Пискунова обули профессиональные «чиркаши»! Они работают не для того, чтобы возвращать деньги в случае, когда их спустя сутки разоблачат!
– У меня есть дружок, – пробормотал Мокин. – Он как раз на западном участке МКАД «подставляется»… Может, у него спросим, как лучше поступить?..
Мы посмотрели на Геру. Пискунов, тот – с необычайной неприязнью. Ее выдал вопрос:
– Они русские?
Босс наш умеет задавать вопросы так, чтобы никто не догадался об их истинном смысле.
– Русские, русские… И чем быстрее мы с ним встретимся, тем лучше. Но если кто-то из вас потом наведет на них мусоров…
– Что ты, что ты, – поспешил ответить Голев и затряс веснушчатой рукой. – Мы же по делу.
Мокин оглядел всех свирепым взглядом и вынул из кармана сотовый. Еще раз оглядел. Мы внушали ему опасение.
– Нет, точно?
– Гадами будем, – заверил я, удивляясь тому, что уже ввязан в авантюру.
– Нет, чтобы потом, если у кого хата выгорит, – чтоб никаких претензий и вопросов, за что?
– Это что, игра «Кто хочет стать миллионером»? – взбесился Пискунов.
Гера набрал номер…
IV
Дядя Поля
Приятелем Геры оказался невысокий паренек лет двадцати пяти, в кожаной куртке и строгом костюме. Туфли его были безупречно вычищены, лицо выбрито, волосы расчесаны на пробор и уложены. Галстука не было, но зато из кармашка кожаной куртки торчал платочек. Он был похож на кого угодно, но только не на Безумного Макса. Между тем звали его именно так. По аналогии с блокбастером с участием Гибсона, я полагаю. Упитанное лицо, тонкие зловредные губы, чистые глаза. Сначала я подумал, что это кто-то, кто должен после короткого разговора обернуться к своему тонированному, как катафалк, «Мерседесу-300» и свистнуть. И уже после того, как формальности были бы улажены, из «мерина» вылез бы тот, с кем мы искали встречи. Это должен был быть, по моим расчетам, высокий, чуть сгорбившийся в постоянной готовности ринуться кому-нибудь под брюхо и вырвать зубами мошонку тип. У него непременно должно было быть два ряда стальных зубов, на пальцах – фиолетовые перстни, а на бедре – мачете.
