Кирилл Казанцев - Таежный рубикон
Особенно старался он, как человек вполне вменяемый и рассудительный, надежно подстраховаться в случаях с огнестрелкой, от которых чаще всего просто несло законченным криминалом. А практики, к сожалению, хватало с лихвой. И далеко не всегда легальной, как в тот же буйный беспредел девяностых. Немало изувеченных братков прошло тогда через его умелые руки. И каждый раз приходилось лоб морщить. С одной стороны – недремлющие власти, с другой – эти бешеные отморозки с пеной у рта, от которых в случае малейшей неудачи можно было чего угодно ожидать. Станется, и сам под нож ляжешь. Только уже как мышь лабораторная, без наркоза. Вот и приходилось балансировать на тонкой грани. Любой неверный шаг – и пиши пропало. Никакие пачки их «зеленых денег» уже не понадобятся.
Этот случай, как можно было уловить из Танюшиных междометий, именно к подобным и относился, а поэтому также требовал особого подхода. Что он потеряет в случае отказа? Да ничего существенного, кроме того, что непоправимо упадет в ее глазах как человек бескомпромиссный и отзывчивый. Это, может быть, и нежелательно, но и не такая уж великая потеря. Очередной умеренно болезненный укол самоуважению, коих у любого пятидесятипятилетнего мужчины наберется множество. Допустим, вполне переживаемо... Что еще? Какому-то там неизвестному, скорее всего, очередному узколобому, давно живущему «по понятиям», действительно требуется неотложная помощь в его лице?.. Ну, станет меньше одним дебилом, и что?.. Спать спокойно от этого он, Андрей Ильич, естественно, не перестанет. Все эти разговоры о врачебном долге Демин, «ни тени сумняшеся», относил к областям весьма призрачным и аморфным. Пусть и держал, по известным причинам, это давнишнее «открытие» «про себя». «И это, пожалуй, все...Что мы имеем, так сказать, «a contrario»[15]? Пропасть всего мутного и неприятного. И это, даже не принимая во внимание весьма ощутимые «бытовые трудности»: сомнительное удовольствие тащиться по обледенелой лесовозной грунтовке через перевал в неблизкую Ретиховку, да еще притом на ночь глядя...» Но что-то неуловимое, какая-то мимолетная мыслишка, промелькнувшая в голове, все еще мешала принять верное решение, и Андрей Ильич, вернувшись к столу, щедро добавил в свою «наполеонку» коньяка, но, выпив неожиданно для себя только половину ее содержимого, твердо отставил бокал в сторону.
– Оленька, зайка, – обратился он к заглянувшей в ординаторскую медсестре, – приготовь-ка там мне физраствор, глюкозу, упаковочку кефзола и... Подожди, я тебе сейчас напишу... – И Демин быстро и размашисто набросал список необходимого на сером рецептурном бланке. Ольга, подхватив бумажку, ни о чем не спрашивая, немедленно скрылась за дверью – вышколил на «ять».
– Ты как, Ильич? – оторвал глаза от карт Сашка. – Может, еще одну распишем?
– Нет, мужики, не обижайтесь, сегодня не могу, – ответил Демин и, обратив внимание на то, что «безмашинный» анестезиолог Купцов тоже начал было собираться, спросил: – Тебя подвезти, Сереж?
И помедлив, скривившись, как от зубной боли, достал-таки из кармана дубленки сотовый телефон: «Ну хорошо, Танечка, я приеду».
* * *Всю дорогу Сережа Купцов трещал без умолку. Находясь уже в изрядном подпитии, он легко согласился на предложение Демина заглянуть «по пути» в Ретиховку, чтобы потом, после какой-то несложной и кратковременной «хирургии», уже «с чистой совестью» закончить прекрасный вечер на высокой ноте, то бишь добрать свое. Андрей Ильич время от времени, иногда совершенно невпопад, бросал короткие реплики, чтобы только поддержать разговор, абсолютно не прислушиваясь к тому, что бормочет поднабравшийся коллега. Настроение, и так уже практически испорченное, окончательно «добила» жена. Взбеленилась мгновенно, едва заикнулся о своей непредвиденной, но необходимой задержке, безапелляционно отнеся ее к его бесконечным «походам налево». И все основания для этого у Елены, конечно же, имелись. Бывало. Захаживал. И частенько. Ну, кто без греха? Но в данном-то случае как раз оказалась не права, ткнула пальцем в небо, что и вызывало бурю негодования в его возмущенном мужском естестве. «Бурю» – это, наверное, слишком сильно сказано. Но очередной Еленин «взбрык» определенно здоровья ему не прибавил. И больше всего задевала, коробила ее патологическая склонность к ничем не оправданной грубости. Ну какого, спрашивается, черта, ни за что ни про что называть его последними словами?! Неужели трудно научиться на исходе пятого десятка лет сдерживать себя, не опускаясь до площадной брани?..
Как только свернули с трассы, дорога стала узкой. Попадись встречная – и едва ли разъедешься. Грейдер не прошел и дважды, да еще и нагромоздил по обочинам высокий снежный вал. Скользкая и неровная – дорожники, уроды, отсыпали ее перед снегопадом не гравием, как положено, а булыжником. И каждый резкий удар по стойкам машины заставлял Демина вздрагивать – еще пару таких выездов, и точно придется их прокачивать, а то и менять. А ты еще попробуй найди эти злополучные стойки на «Мицубиси Галант»! Да и обойдутся они как пить дать в круглую сумму.
Демин старался не заводиться, хотя определенно уже давно успел пожалеть, что ввязался в явную авантюру. Изо всех сил сдерживал готовое прорваться наружу раздражение. Но с каждым бесконечным километром отвратительной дороги ему все труднее это удавалось. И буквально полоснувший по глазам дальний свет встречного автомобиля стал той последней каплей, что переполняет чашу терпения. Он не выдержал, взорвался, разразившись нелицеприятными выражениями в адрес неизвестного наглеца, что делал крайне редко. Резко затормозил и выскочил из машины. Но, безрезультатно подождав пару минут, прикрываясь рукою от нестерпимо яркого света, понял, что встречная не двигается с места. Пришлось самому подъезжать поближе – благо хоть ее водитель, форменный недоносок, догадался переключиться на «ближний». Едва взялся за руль, как в голове будто сработал какой-то своеобразный нейтрализатор, мгновенно растворяя зашкалившие эмоции. И она странным образом прояснилась. «Скорее всего, это полиция», – постарался здраво рассуждать Андрей Ильич. А если так, то проблем становится гораздо меньше. Спокойно сошлется на срочный вызов – все равно не поймут, что он, Демин, – не «Скорая»... Да и, может статься, что и вообще надобность в нем уже сама собой отпала, а следовательно, можно с чистой совестью возвращаться в Зареченск.
Но его надеждам не суждено было сбыться. Фары погасли, и в тусклом свете габаритов внедорожника на дороге вырос крепкий мужик в камуфляже явно не полицейского вида. В груди у Демина неприятно похолодело – стопроцентная блатота. Уж он-то навидался их во всех ракурсах. И Андрей Ильич бросил вопросительный взгляд в сторону подозрительно замолчавшего Купцова. Оказалось, что угомонившийся Сергей мирно посапывает во сне, откинувшись на спинку сиденья. А значит, надеяться в случае чего на его помощь – пустая затея. И тогда он решил из машины не выходить. Остановившись в пяти метрах от незнакомца, сначала достал из бардачка газовый пистолет, положил его на колени и только потом опустил до половины стекло в водительской дверце, отчетливо понимая, что ни объехать встречную, ни развернуться он просто-напросто не сможет. И это неприятное «открытие» уверенности в себе ему, конечно же, не прибавило.
Мужик подошел вразвалочку, не торопясь. Нагнулся к приоткрытому окну, дохнув свежим перегаром.
– Куда собрался, братан? – задал он совершенно идиотский вопрос. Куда еще, как не в Ретиховку можно было попасть по этой чертовой грунтовке?! Но Демин, давно наученный обращению с такого рода публикой, немедленно подавил в себе остатки раздражения.
– В гости, – соврал выдержанным ровным голосом. И, кивнув в сторону спящего Купцова, прибавил, подстраиваясь под ненавистный сленг, какую-то полную глупость: – Видишь, пацан уже отдыхает.
– Понял, – радостно осклабился блатной. – Ну валяй тогда. Сейчас приму в сторону. – Отдающий полным абсурдом ответ Демина его, казалось, полностью удовлетворил.
Щир
Дед, сучок, даже самогонки не держал. Перевернули, казалось, весь дом, а ничего не нашли, кроме какой-то сладкой ягодной наливки с мелкими, застревавшими в зубах косточками – то ли малина, то ли облепиха, хрен ее поймешь. Вот и пришлось давиться этой гадостью. Уже, наверно, по пол-литра оприходовали, закусывая солеными огурцами и квашеной капустой (больше ни в летнике, ни в хате ничего не было; варево, что стояло на плите, Щир, понюхав, жрать не решился), а ни в одном глазу. Хоть быть чуть торкнуло. А выпить хотелось просто зверски: настроение было до того дерьмовым, что, будь сейчас этот даун недоношенный, Сыч, рядом, ни за что бы не утерпел – отметелил бы до кровавых соплей, чтоб, падлюка, хоть чуть мозгами шевелил, прежде чем перо в ход пускать. И какого, спрашивается, он этих шишкарей замочил? Ему это нужно было? Совсем у придурка голова под коц заточена[16].
