Нора [сборник] - Анатолий Алексеевич Азольский
Окрыленный Киселев помчался в Управление и стал дожидаться Коваля, утром куда-то уехавшего. Нервно ходил по коридору, шепча проклятья Алабину и всем «интеллигентам». Мечталось: едва Коваль появится в кабинете, зайти к нему без стука и выпалить имя французского агента.
Коваль наконец возник в коридоре, Киселев бросился к нему, рта не успел раскрыть, а полковник четко произнес, опередив подчиненного и лишив того заслуженнЪго поощрения:
— Георгий Дмитриевич Дукельский… И забудь!
Утром этого дня Коваль подался в Подмосковье, где проводил отпуск человек, прекрасно знавший не только те низы эмиграции, в которых трепыхался Могильчук, но и саму эмиграцию — вместе с Буниным, Гиппиус и прочими. Сопровождал подковника товарищ, одетый под горожанина, льнущего к природе. На 45-м километре машина свернула в лес, замелькали добротные заборы. Остановились. Сидевший на веранде человек поднялся — лет шестьдесят пять, ястребиный нос, глаза доброжелательные, глянули на фотографию Могильчука, человек кивнул: да, знаю. Приглашающе повел рукой — вот стол, прошу, чем богаты, тем и рады… Молодая женщина, старавшаяся казаться старше своих лет, сложила на животе пухлые красивые руки, поклонилась по-русски. В многообразные обязанности ее подслушивание не входило, сопровождавший товарищ был хорошо, по-служебному воспитан и после заздравной рюмки решил полюбоваться природой, удалился то есть. Хозяин (его рекомендовали называть Иваном Ивановичем) впился в вяленую рыбу крепкими, отлично сработанными зубами.
— Вот так и отдыхаю, — сказал, — среди родных осин… Так насчет этого компатриота… Знаю, знаю этого Могильчука. Вплотную не встречался, но знал, знал… Нет, вы эту рыбешку все-таки попробуйте… Упрямый мужик, ой упрямый… Он у вас по каким делам проходил?
— Сын кулака — с этого и началось…
— Кулак, кулак… Когда живешь в длительном отрыве от осин, некоторые политические реалии не приживаются. Кулак — это что?
— Кулак не он. Кулаком был отец Могильчука.
— Ну, и что?
— Ну, корову держал, насколько помнится.
Иван Иванович налил зубровки. Рекомендовал малосольные огурчики, нежинские, прелесть.
— Корова, — рассудил он, — криминал, видимо. У Могильчука, замечу, патологическая страсть к коровам. На его ферме в Бретани — двести сорок голов… А потом?
— Бежал за кордон. Объявился в Польше, попался нашим в сентябре 1939 года, во Львове. Шпионаж в пользу Франции и Германии.
— Да?.. — Иван Иванович задумался. — Это для меня новость. Немцев он ненавидел, все из-за тех же коров. Во Львов он, кстати, прибыл накануне… эээ… воссоединения, с французским паспортом.
— Изобличен, арестован, сбежал.
— Грибочки, грибочки… — напомнил, потчуя, Иван Иванович. — Сбежал, говорите? Не мог не сбежать. Немцы воюют с Францией, а у кулака на ферме двести сорок голов скота. Нагрянули боши — и кулак через канал рванул в Англию, оттуда в Северную Африку, пригрелся у бывшего хозяина, в имении которого отец скотину пас, у Георгия Дукельского, а тот — в окружении Де Голля, потом Жорж этот стал начальником разведки в дивизии Леклерка. Могильчук дослужился до капрала, перебросили его в Бретань для помощи маки… Выгнали бошей — и все пошло постарому: ферма, бычки, коровы.
— А когда он был завербован?
Осмысливая вопрос, Иван Иванович округлил глаза.
— Кем?
— Ну, американцами, французами, англичанами…
— А зачем ему вербоваться?.. Селедочку извольте, селедочку, нежнейшего посола… Зачем? Обеспеченный человек, ферма приносит доход.
— А связь с власовцами?
— А… Вы об этом… В резистансе сражались советские военнопленные, из немецких лагерей убежавшие. Когда война кончилась, им всем разрешили остаться во Франции, на несколько месяцев. Разбрелись по знакомым французам, пристроились батраками к Могильчуку, в колхоз, видимо, потянуло. Потом французы загнали власовцев в один лагерь, а бывших военнопленных — в другой. А Могильчуку рабочая сила требовалась, вот он и зачастил в оба лагеря. Есть такой городишко Ран, там-то и развернулся Могильчук. Но срок разрешения истек, да и французы оба лагеря слили в один, Де Голля обязывали всех в лагере передать НКВД… Власовцев, вы правы, он действительно знает…
Вплыла женщина, принесла жаркое. Коваля все начинало злить на этом клочке территории СССР. А на наивного Ивана Ивановича заорать хотелось.
— Нет уже вашего Могильчука. Нелегально пересек границу, застрелился при попытке задержания. И я хочу знать, какая нужда потащила кулака Могильчука на верную смерть? Не один шел, сопровождал какого-то человека, так и не пойманного.
Гостеприимный хозяин погрузился в размышления. Потом картинно развел руками, показывая полную неосведомленность.
— А когда это произошло?
— В середине месяца. И направлялся он к одному власовцу — вместе с сообщником.
Кончиком вилки Иван Иванович притронулся ко лбу.
— Могу предположить только частный интерес… — неуверенно прозвучал его голос. — Могильчуки, из поколения в поколение, служили одним и тем же барам, Дукельским. Те одно время так обеднели, что без Могильчука обходиться не могли…
Гордое, однако, семейство. В годы оккупации некоторые русские издавали насквозь профашистскую газету «Парижский вестник», звали туда и Дукельских. Напрасно звали. Не запятнались. Почему и беспрепятственно получили советские паспорта. Не все, правда. Жорж Дукельский служил в Алжире, это настораживало. Да он о паспорте и не хлопотал, на визе споткнулся.
— А кто он такой, этот Жорж? Возраст, приметы и так далее…
— Около тридцати пяти лет. Очень рисковый. Авантюрного склада человек. И удачливый, очень удачливый. Баловень судьбы в некотором роде. Боевой офицер. Его, кстати, однофамилец — известный в эмиграции поэт, Владимир Дукельский. И еще есть какие-то Дукельские в России, вряд ли связанные с Парижем. Мне недавно показали список выпускников бывшего Морского корпуса, среди них Владимир Абрамович Дукельский, странное сочетание… Ну, а наш Дукельский — бывший полковник французской армии, кавалер ордена Почетного легиона и разных там прочих… Личный друг Де Голля. Тот, правда, сейчас не у власти, только рвется к ней, возглавляет «Объединение французского народа», дешевая мелодрама, небылицы распускает о нас, но если заберется на вершину, то мигом сменит гнев на милость. В его окружении много фигур, которым известен Жорж Дукельский. Андре Мальро хотя бы. И Сустель. Уж ради этого стоило Дукельскому дать визу в СССР. Какой идиот сидит у вас в консульстве?
«У вас»?! Коваля покоробило.
— Кареглазый шатен? Рост около 175 сантиметров?
— Карие глаза? Сомневаюсь…Но — шатен, это уж точно.
Все стало ясно. Коваль со вниманием рассматривал женщину. Гадал: из какого управления? Или — по комсомольскому набору, так сказать, попала сюда?
Иван Иванович проводил полковника до калитки. Пожелал удачи в его нелегкой работе. Безразличным тоном спросил:
— Бунин Иван Алексеевич — вашим управлением опекается?
Коваль почему-то обиделся.
— В наших оперативных разработках он не значится… Но если вас
