Владимир Полудняков - Не убий: Повести; На ловца и зверь бежит: Рассказы
Я не верю, чтобы нормальный человек жаждал смерти себе подобного. Я не верю истеричным заявлениям типа: «да я бы его своими руками…». Импульсивные порывы быстро проходят.
— А если из года в год накапливается и не спадает, а усиливается чувство мести, особенно когда безнаказанность очевидна?
Зайцева задумалась и не без колебаний ответила:
— Это гораздо сложнее. Человек в этой ситуации находится в плену устойчивой, ставшей частью его натуры идеи фикс. Не стану утверждать, что это патология, но отклонение явное, непреодолимое для одного человека.
— Возмездие за безнаказанное зло, — возразил Стас, — это естественное стремление к справедливости.
— Все зависит от того, что ты имеешь в виду под безнаказанностью. Оценки наказания разными людьми очень разные, и хорошо, что наказание назначает независимый, посторонний для преступника и жертвы, суд.
— Ты, значит, меня не поняла. Под безнаказанностью я имею в виду вообще отсутствие наказания.
— Ах, вот ты о чем.
— Да, об этом самом, — тяжело вздохнул Арнаутский и, грустно улыбнувшись, посмотрел в глаза Зайцевой.
Только теперь она, вообще-то проницательная женщина, поняла: Стас затронул эту тему не случайно, что-то, заставлявшее страдать и думать об этом, напрямую касалось его жизни.
— Так ты под впечатлением этого дела… как его… Саранцева?!
Арнаутский молча кивнул.
— Да мы же с тобой законники, — воскликнула Людмила.
— Если ты внимательно изучил дело, то не мог не увидеть, что вина его не доказана и доказать ее невозможно.
Стас не стал ее переубеждать: бесполезно, решил он… Она была права, потому что не знала того, что знал он. Людмила была абсолютно надежна как друг, но поделиться с ней, рассказать о Лене он не посмел. Стас сменил тему:
— Давай не будем зацикливаться на событиях восьмилетней давности. Ведь важно и то, что произошло потом. Что случилось в жизни тех, кто причастен к погибшей, к Саранцеву?
— Ну, ты многого хочешь, Стасик. Вон сколько у меня наблюдательных производств, целый шкаф, а в сейфе еще половина этого. Только там уже приостановленные дела, по ним я должна все изучить и дать указания. Вникнуть надо, вдумчиво, не торопясь, подумать не о том, что есть, а чего не хватает.
— И все же, — настаивал Арнаутский. — Ну почему бы, — кивнул он на компьютер, — не запросить, к примеру, данные о судимостях за этот период.
— А что, интересно, — согласилась Зайцева и быстро набрала данные Саранцева, пробежав пальцами по клавиатуре.
— А ты сразу же, заодно, посмотри данные на Сердюка и Козаченко.
— Эти-то зачем?
— Напрасно следователь исключил версию о групповом убийстве. Они друзья Саранцева, были в тот день вместе. Алиби есть алиби. Но случайные ли они люди? Давай посмотрим.
Прокурор набрала и их установочные данные. На экране высветился текст, из которого выяснилось:
Сердюк — не судим, к уголовной ответственности не привлекался.
Козаченко в 1990 году осужден за злостное хулиганство к трем годам лишения свободы, освобожден в 1993 году по отбытии срока наказания.
Саранцев в 1990 году за угон автомашины осужден к условному наказанию, а через полтора года за рэкет с применением насилия к четырем годам, с частичным присоединением неотбытого наказания по предыдущему приговору. Освобожден в начале этого года.
Арнаутский удовлетворенно заметил:
— Вот видишь, информация интересная. Как ты полагаешь, что такие субъекты делают в свободное время, а его у них практически навалом? — И сам ответил на свой вопрос: — Делают то же самое, но эти дела остаются вне поля зрения суда и прокуратуры.
— И это я слышу от адвоката, защитника, — изумилась Зайцева. — Да ведь это же объективное вменение. Пройденный исторический этап, когда судили карманника за одну кражу, а имели в виду еще несколько.
— Ты права, Людмила, меня занесло под впечатлением дела Саранцева… Посмотри в свой календарь, послезавтра ты на месте?
— Да, а что?
— А с одиннадцати до часу?
— Если никакого совещания не будет, то на месте, а в чем дело?
— По этому глухарю могут появиться новые обстоятельства…
— Любопытно. От кого же?
— От меня…
— Ты что, из дела выудил идеи?
— Врать не хочу, все очень не просто. Подождем два дня.
— Станислав Васильевич, имей в виду, тогда я буду вынуждена тебя допросить.
— Людмила Кирилловна, о чем речь, разумеется. Но ведь можно дать показания и собственноручно. УПК это позволяет. Дай бланк протокола допроса, они же не строгой отчетности. А я тебе его представлю с текстом.
— Пожалуйста. Заинтриговал ты меня, Стас. Если поможешь раскрыть дело, кто же станет возражать. Хотя я не понимаю, что ты в нем такое обнаружил, чего никто не знает.
— И еще. Сможешь организовать по моему звонку немедленный вызов оперативника, следователя, эксперта для получения доказательств? Или как всегда: того нет, этот уехал, бензин кончился?
— Я смотрю, ты серьезно… Попробую, чтобы все было под рукой… Если происшествий не случится каких-нибудь. Так, значит, послезавтра. А вдруг звонка не будет?
— Будет, — твердо заявил Арнаутский, — в любом случае. Если не в это время, то попозже. У тебя обед когда?
— О чем ты говоришь? Какой обед? Кофе, бутерброды в кабинете. Нормально, привыкла уже.
— Зато стройная, как всегда. Ну, тогда порядок. Подробности потом.
— Стасик, не шали, а то Светка мне устроит, — погрозила пальчиком Зайцева.
— А я так и не понял, — опять сменил тему Арнаутский, — так ты против или нет?
— Я же сказала, что буду ждать звонка.
— Да нет, я о другом: против отмены смертной казни?
— Вот прицепился, а сам-то как думаешь?
— Я, Людочка, в больших сомнениях. Если бы на днях не подвернулся Закон Божий, шестая заповедь «Не убий», то ответил бы определенно — за отмену, но за пожизненное заключение. А теперь не знаю. Библия — это не только достояние верующих. Это же народная мудрость, накопленная веками. Я сделал для себя открытие: заповедь, запрещающая любое насилие, однозначно осуждая лишение жизни, убийство и самоубийство, все-таки признает два случая убийства незаконопреступными, то есть допускает две ситуации убийства. Убийство врага на войне и смертная казнь преступника.
— Ну да? — брови Зайцевой взлетели вверх. — Я не знала этого.
— Больше того, как гласит комментарий к Закону Божьему, в исключительных случаях смертная казнь для самого преступника является, по существу, высшим и единственным средством покаяния. Вот почему у меня осложнилось отношение к этой проблеме. Похоже, не избежать нам всенародного референдума. И тогда, если голоса разделятся поровну или даже против отмены будет несколько, ненамного, больше, решение властей будет воспринято по крайней мере с пониманием.
В «Апрашке», этом истинном воплощении предельно свободной торговли, можно было купить все. Туда и направился Арнаутский, в костюме и галстуке, с дипломатом в руках. Инородным телом он ввинтился в безграничную толпу и сделал пару огромных кругов, затем парочку кругов поменьше вокруг пятачка, где сосредоточились пацаны с фанерками на шее. Он явно привлек к себе их внимание своей неординарной внешностью. Стаса можно было принять и за лоха-интеллигента, которому можно всучить любую дорогую безделицу, и за оперативника, переодетого под младшего научного сотрудника. Арнаутский не заметил, как продавцы несколько раз скучковались, перекинулись на его счет какими-то репликами. Наконец, к нему направился, раздвигая приценивающихся покупателей и просто ротозеев, востроносенький мальчишка лет шестнадцати.
— Дяденька, чего хотите, может, помочь?
— Да я сам уж как-нибудь.
— Вы, наверное, здесь впервые. Не весь товар на виду. Вам чего? — повторил он вопрос.
— Лекарство нужно, клофелин называется.
— Идемте туда.
Мальчишка подвел Арнаутского к высокому парню лет тридцати, закованному в кожаный реглан. Парень оценивающе посмотрел и лениво спросил:
— Клофелин?
— Еще кое-что…
Кожаный понял:
— Пескарь, сходи к тем клиентам, видишь мучаются, перебирают куртки, помоги. — И вновь к Стасу: — Что еще?
— Наручники.
— Ствол?
— Нет, не надо.
— Квартира?
— В каком смысле?
— Нужна квартира, чтоб с телкой пообщаться?
Это предложение было неожиданным, но очень кстати. Арнаутский еще не определился, где осуществить задуманное.
— …Не плохо бы… Но мне всего на два дня… И чтобы нормальная…
— Не бомжовская?
— Ну да, и с телефоном.
Клиент подходящий, решил парень, и сказал:
— Пойдем в тот голубой ларек, там хозяин, все вопросы решим. Но расчет в баксах.
— Само собой… Но не надолго, а то меня тут ждут, — на всякий случай подстраховался Арнаутский.
