Адам Сен-Моор - Похищение
Глава 7
Комиссар окинул взглядом два открытых чемодана, стоявших на столе. Они были набиты пачками десятифранковых билетов — такого количества денег Паолини не видел за всю свою жизнь.
— Как видите, я все сделал, — сказал ему сидевший рядом Андре Дерми. Было видно, что эту ночь он провел без сна; его лицо осунулось и заострилось, под глазами черные круги, но он был по-прежнему энергичен и хладнокровен. Протянув руку, банкир взял одну из пачек, подбросил ее и снова поймал.
— Здесь триста миллионов старых франков. Билеты, разумеется, помятые, я позаботился об этом. Это была адская работа, и мне пришлось привлечь весь персонал. Разумеется, о цели этой работы они ничего не знают.
— Очень хорошо, что вы сумели это сделать, — похвалил его Паолини.
Дерми взял со стола коробку с сигарами и протянул ее комиссару, но тот отказался — он не курил. Дерми выбрал сигару, неторопливо срезал конец, закурил и молча прошелся по комнате. Было заметно, что он старается держать себя в руках и не утратить самообладания.
— Жена все еще спит, — сказал он наконец. — Я все-таки настоял, чтобы она приняла снотворное. Боюсь, что в противном случае ее нервы не выдержали бы.
Он потер лоб, а потом взглянул комиссару прямо в глаза.
— Как вы думаете, они вернут мне сына живым?
Паолини почувствовал, что не в силах солгать.
— Я не могу ответить вам на этот вопрос, — сказал он. — Я просто не знаю.
— Однако достаточно реальна возможность того, что они решат ликвидировать и мальчика и гувернантку. Это так?
— Да, — сказал комиссар. — Но они могут и отпустить их. Все зависит от настроения этих людей. Не каждый преступник может решиться на убийство ребенка.
Дерми кивнул.
— Он еще так мал… Ему всего восемь лет. И за эти восемь лет я провел с ним так мало времени. Идиотская жизнь, когда ты общаешься со своим ребенком в промежутке между двумя авиарейсами. Встречи, конференции, контракты… А потом приходит день, и ты узнаешь, что можешь потерять своего сына, так как его похитили бандиты, готовые на все…, а ты так мало знаешь своего ребенка. Пожалел потратить время на то, чтобы узнать его как следует…
Паолини молчал. Он не мог ничего сказать, не мог ничего ответить. Ведь это не к нему обращался Андре Дерми. Финансовый магнат вел беседу с самим собой, а комиссару полиции выпал редкий случай видеть одного из богатейших людей Европы в тот момент, когда он осознает бесплодность и тщетность того, что всегда считал в своей жизни самым важным.
— И вот сейчас я решил, что если… если все кончится хорошо, я увезу своего сына куда-нибудь в уединенное место, где мы проведем месяц вдвоем — он и я. Может быть, мы поедем в горы или на какое-нибудь озеро… Будем вместе удить рыбу. Мне так хочется, чтобы он узнал меня ближе, чтобы понял, что он значит для меня… и как он дорог мне.
Паолини подумал, что если бы у него был сын, он нашел бы время для того, чтобы побеседовать с ним, как находил время для разговора с маленьким Люсьеном его отец там, на Корсике. Какие прекрасные горные прогулки совершали они по лесам и горам, и во время этих прогулок отец рассказывал ему о разных растениях или пересказывал содержание «Илиады» и «Одиссеи» Гомера.
Правда, Луи Паолини не был ни банкиром, ни миллионером. Он был обычным школьным учителем, а латынь и греческий язык изучал ради собственного удовольствия.
Как бы угадав направление его мыслей, Дерми спросил:
— У вас есть дети, комиссар?
— Нет, — ответил Паолини, — хотя я очень хотел бы, чтобы они у меня были.
— Жорж — славный мальчик. Он умен. Мисс Линч утверждает, что у него отличные способности. И он страшный фантазер — все время сочиняет невероятные истории.
— В самом деле? — удивился Паолини.
— В этом он похож на свою мать, — продолжал Дерми. — Он унаследовал от нее способность чувствовать искусство. Ведь Эдмон очень музыкальна — когда-то она даже собиралась посвятить себя музыке и стать пианисткой.
Было видно, что им овладела неодолимая потребность говорить — говорить, чтобы скрыть за словами свое беспокойство и тревогу. У него больше не было сил ждать молча. В эти минуты банкир был готов говорить о чем угодно: о своей первой любви, о своей жизни в военные годы. Он должен был заполнить словами те три, часа, которые отделяли его от полудня.
Паолини не мешал ему выговориться. По своей натуре он не отличался разговорчивостью и всегда предпочитал слушать. За это качество к нему приклеилось еще одно прозвище: «исповедник».
Они оба ждали звонка, и тем не менее телефон зазвонил внезапно. Дерми вздрогнул. Он и Паолини сняли трубки одновременно, а Дисюин включил магнитофон.
Паолини, прижавший трубку к уху, сразу же узнал этот бесцветный, лишенный тембра голос.
— Месье Дерми?
— Да, это я.
— Вы приготовили деньги?
— Да.
— Банкноты старые?
— Да.
— Хорошо. А теперь выслушайте инструкции: завтра к тринадцати тридцати вы должны сложить все эти деньги в желтый чемодан… Слышите? Чемодан обязательно должен быть желтым. Затем с чемоданом вы направитесь в Тюильри. Пройдете на центральную аллею и точно в четырнадцать подойдете к скамье возле статуи Тезея, убивающего Минотавра. Вы сядете на скамью и будете ждать. К вам подойдут. Повторите.
— Завтра в четырнадцать я должен быть в Тюильри на скамейке перед статуей Тезея. С деньгами в желтом чемодане. Там я буду ждать.
— Точно исполняйте мои указания. И никаких шуток!
— Одну минуту! — закричал Дерми, чувствуя, что похититель вот-вот прервет разговор. — Что с Жоржем? Как он себя чувствует?
— С ним все в порядке. Он чувствует себя хорошо… и будет чувствовать себя хорошо, если вы будете вести себя благоразумно.
— А мисс Линч?
— О ней можно сказать то же, что и о мальчике, — ответил бесцветный далекий голос.
— Когда они будут освобождены?
— Спустя час после того, как будет получен выкуп. Место, где вы сможете найти их, вам укажут по телефону.
В трубке щелкнуло. Незнакомец прервал разговор.
Дерми вытер ладонью пот, заливший его лоб.
— Он исключительно четко излагает свои мысли, — наметил Паолини. — Мне кажется, он ничего не оставил без внимания.
— А почему чемодан должен быть желтым? — спросил Дерми.
— Понятия не имею.
— Как вы намерены действовать, комиссар?
— Мы проследим за тем, кто придет за чемоданом. Разумеется, будем предельно осторожны — это главное условие. Совершенно очевидно, что мы имеем дело с очень осмотрительным и подозрительным типом. Не сомневаюсь, что он примет все мыслимые меры предосторожности.
— Да, пришла ваша очередь разыграть партию, — медленно сказал Дерми. — У вас есть шанс, так не упустите его. Не упустите… — В его голосе отчетливо прозвучала угроза.
Паолини отдавал себе отчет в том, с каким опасным и безжалостным человеком он имеет дело. Достичь таких высот невозможно без этих качеств. Его успех был бы немыслим без пресловутой «агрессивности» Андре Дерми.
— Боюсь, что речь идет не о том, чтобы упустить или не упустить свой шанс, — ответил он спокойно. — Я хочу лишь выполнить свои обязанности. Мы обсудим этот вопрос с директором полиции, и я сообщу вам по телефону, к какому решению мы пришли.
* * *— Что это такое? — Жорж подозрительно присматривался к тарелке, которую протянул ему Гран-Луи.
— Это чечевичная похлебка, малыш. Отменно вкусная штука.
— Вы сами ее готовили?
— Ясное дело, — кивнул Гран-Луи. — Да ты попробуй, сам убедишься.
Жорж поднес ложку ко рту, пожевал и одобрительно кивнул.
— В самом деле, это очень вкусный суп.
— Готов биться об заклад, что ты никогда не пробовал такой вкуснятины! — Гран-Луи явно был доволен, что его стряпня пришлась по вкусу мальчику. — Никто не готовит чечевичную похлебку так, как я.
— Да я вообще никогда не ел чечевичной похлебки.
— В самом деле? Неужели ты никогда не ел чечевицы?
— Никогда.
— Так что же ты ел в своем доме?
— О, наш повар много чего готовил, — ответил Жорж без особого интереса к этому предмету. — Мясо, рыбу, всякие печенья и все такое.
— Повар… — мечтательно повторил Гран-Луи. — Этот повар, он что, готовил для тебя одного?
— Вовсе нет, — терпеливо ответил Жорж. — Он готовил для всех в доме.
— У вас в доме много прислуги?
Жорж задумался, считая про себя.
— По-моему, восемь человек, — сказал он наконец. — Это если считать садовника и шофера.
— Восемь человек, которые работают на тебя как рабы! — возмущенно заявил Гран-Луи. — И тебе не стыдно?
— Стыдно? Почему мне должно быть стыдно?
— Ты даже не способен понять! — патетически заявил Гран-Луи. — Ты — сын капиталиста, который грабит народ. — Он прицелился своим толстым, как сарделька, пальцем в мальчика. — Ты-то хоть сам понимаешь, что за птица твой отец?
