Владимир Колычев - Я промазал, опер – нет
– И что?
– А то, что следы торжества по этому случаю были тщательно уничтожены... Не знаю, возможно, там, на кухне, вообще ничего не было. Может, он и она сразу нырнули в постель, так иногда бывает, как это ни странно... И вообще, информацией я не владею, чтобы судить точнее. Но кажется мне, что у экспертов на кухне работы не было, как не было там и отпечатков пальцев... Ну может, отпечатки пальцев покойной и нашлись, но посторонних не было...
– Я не знаю, результаты экспертизы пока не готовы, – пожала плечами Бесчетова. – Но я точно знаю, что на кухонном столе ничего не обнаружено, как будто все специально было стерто... И посуды на столе не было... Но это указывает лишь на то, что, совершив убийство, бывший муж потерпевшей уничтожил за собой следы.
– Он что, идиот?
– Ну, не знаю. Если убил, то, наверное, да...
– Сомневаюсь. Зачем ему было уничтожать следы, если перед тем, как попасть в квартиру к своей бывшей жене, он засветился перед соседкой? Причем засветился по своей собственной воле. Письмо из налоговой передал.
– Возможно, он забыл об этом. Убил, разволновался, а оттого и забыл... От волнения, знаете ли, всякое бывает...
– Может, и так, – не стал спорить я.
– Бывший муж потерпевшей виноват, больше некому, – заключила Бесчетова.
– Ну да, Дездемона... то есть Эльвира молилась на ночь, а Отелло... пардон, Родион подошел к ней сзади и задушил.
– Банальное сравнение. Но по существу, – кивнула капитан.
– А молилась гражданка Моносеева голышом, стоя на коленях на самом краешке своей постели. Бывший муж подошел к ней сзади, и...
– Я видела положение трупа. Не знаю, молилась ли Моносеева, но, в общем, все примерно так и происходило. Возможно, она собиралась лечь на кровать, поставила коленку на край, и в это время на нее сзади набросили удавку. И действительно, она в этот момент была без одежды...
– И Родион, видимо, тоже. Ведь они спали вместе...
– Судя по характерным пятнам на постели, между ними был физический контакт, – Бесчетова пристально, немигающе смотрела на меня, как будто давала понять, что в силу профессионального долга ей совершенно не стыдно говорить о «характерных пятнах» в присутствии мужчины. А может, она хотела сказать, что не видит во мне мужчину. Мне, в общем-то, было все равно и совсем не обидно. – Конечно, патологоанатом даст более точное заключение...
– Допустим, был контакт, и что? – флегматично спросил я.
– Как что? – эмоционально отреагировала начальница. – Это объясняет, почему в момент своей гибели Моносеева была без одежды...
– Без халата.
– К чему такие подробности?
– Скажите, вы ходите по дому в халате?
– Ну, хожу, – чуточку зарумянилась Бесчетова. И отвела в сторону слегка застыдившийся взгляд.
– А когда спать ложитесь, снимаете?
– Разумеется... К чему вы клоните, товарищ капитан?
Не скажу, что ей потребовалось неимоверное усилие, но все же она немного напряглась, заставляя себя смотреть на меня.
– И как вы складываете свой халат? Укладываете его по-солдатски вдвое или втрое, перебрасываете через спинку стула или вешаете в шкаф?
– Когда через спинку стула, а когда и в шкаф... По-солдатски точно не укладываю.
– Потому что в армии не служили, в казарме не спали.
– Это что, упрек?
– Нет, простая констатация. И Моносеева в армии не служила. А ее халат уложен по-солдатски. Ну, это мое личное мнение. Может, сейчас в «Космополитене» проповедуют новомодный способ укладки халатов...
– Не знаю, вряд ли... А как лежал халат покойной, я видела. Действительно, не совсем естественно. Но у каждой женщины свои причуды, и без всяких там «Космополитенов»...
– А пуговицы вы не отрываете, когда халат расстегиваете?
– Ну, если нитка перетерлась, то может и пуговица отвалиться...
– Да нет, там не нитка перетерлась, там с мясом вырвано... Только не думайте, что я претендую на лавры Пинкертона. Тем более у меня нет даже данных о предварительном осмотре места происшествия. Но сдается мне, что Моносеева в халате была, когда ее душили. А убийца потом этот халат с нее снимал, потому и пуговица была вырвана с мясом...
– Но, возможно, это сделал бывший муж потерпевшей.
– Зачем?.. Он спал с Моносеевой, и многие об этом знают. Тем более контакт, возможно, был. Если бы он хотел, чтобы подумали на кого-то другого, он бы, напротив, надел на нее халат... К тому же он маленький, щупленький... Ну, если верить соседке... А Моносеева была задушена профессионально... Я так полагаю, гитарной струной... Знаете, почему профессионалы пользуются струной? Потому что она не просто душит, но и в кожу глубоко врезается. Есть даже специальная струна с алмазным напылением, эта просто голову отрезает... Но тут, видимо, толстая струна была, потому что в кожу врезалась, но не до крови...
– Разве не мог Родион купить струну в магазине... Кстати, не так уж и много магазинов, где можно купить гитарную струну, надо бы обойти их...
– Кому нужно, тот пусть и обходит... Но этого мало, струну купить. Нужно еще петли на концах сделать...
– Может, Родион и сделал...
– Не исключено. Хотя не думаю... Легче инсулин купить, чем удавку сделать. Вколол сверх дозы – и все...
– Ну, он мог этого не знать.
– Там еще один момент был. Моносееву душили по всем правилам военной науки. Когда разведчик часового снимает, он удавку на него набрасывает, затягивая узел, тянет на себя, бьет в спину, чтобы свалить с ног, а на земле уже дожимает... На пояснице потерпевшей я видел кровоподтек, возможно, от удара. Хотя, конечно, я могу ошибаться. Но чувствуется, что работал профессионал, служивший в армии...
– А бывший муж покойной в армии служил?
– Чего не знаю, того не знаю.
– Узнаем... В общем, я думаю, что его нужно брать.
– А санкция есть?
– Надо позаботиться.
– Этим пусть следователь занимается, – без всякого энтузиазма парировал я.
– Его еще не назначили. А мы по горячим следам работаем.
– Желаю удачи.
– Я не поняла, вы что, товарищ капитан, отказываетесь работать?
– Ну, если санкция нужна, могу посодействовать. А на задержание ехать отказываюсь.
– Почему?
– А если этот Родион профессионал? Может, он в каком-нибудь элитном спецназе служил, может, с трех рук стреляет? А я жить еще хочу.
– Вы что, боитесь? – обличительно вытаращилась на меня Бесчетова.
– Ну да. Нормальным человеком решил стать. А нормальные люди под пули не лезут. Тем более когда им всего два года до пенсии осталось.
– Но тогда за вас кто-то другой на это дело пойдет. И вам что, не будет стыдно?
– Воспитывать меня собираетесь? Что ж, я не против. Только говорите потише, а то я засыпаю.
– Я вижу, что вы засыпаете, – неприязненно оттопырив нижнюю губку, гневно сказала капитан. – И ваше отношение к службе вижу... Ведете себя как трус и еще воображаете из себя что-то! А если хотите спать, пожалуйста, идите домой, проспитесь!
– А если у меня работа? – безнадежно скучным тоном спросил я.
– Оставьте свою работу для других. Для тех, кто ее более достоин!
Похоже, она всерьез собралась воззвать к моей совести. Ну до чего же наивными бывают люди!
– Очень рад, что у меня такой заботливый начальник. До завтра!
Бесчетова недоуменно смотрела, как я поднимаюсь и поворачиваюсь к ней спиной. Неужели она действительно рассчитывала, что я всерьез проникнусь внушаемой мне моралью?
Моя «Нива» со вчерашнего дня стояла на стоянке перед зданием РОВД, трогать я ее не стал, потому что всерьез вознамерился поправить свое здоровье холодным пивком.
Солнце сегодня разошлось не на шутку. Начало лета, но жара такая, что через подошву чувствуется, как нагрелся асфальт. И ветра нет – выхлопы проезжающих машин стелятся над землей, миазмами расползаются от дороги, растекаются по тротуарам. А вокруг – каменные коробки домов, редкие тополя, с которых вместо прохлады срывается раздражающий пух... Сейчас бы в деревню, в освежающую сень шелестящего леса, бегом к реке, скинуть одежду и с разгона в холодную воду, взмылить руками глинистое дно, с шумным фырканьем вынырнуть и заорать от счастья во всю мощь своего голоса...
Но сегодня мне пришлось довольствоваться летним кафе, столиком под тенистой кроной старого вяза и двумя кружками студеного «Туборга». Я не стал крепить водкой бархатистую мягкость оживляющего напитка, поэтому домой пришел в ясном сознании. Укол совести лишь слегка царапнул душу и не смог прогнать сон, встряхнув меня изнутри. Я мгновенно заснул.
Встал рано утром, с легкой головой, размялся перед открытым окном, освежился под холодным душем, соорудил пару бутербродов, заправился кофе и отправился на службу.
Там я и узнал, что вчера ночью был задержан бывший муж гражданки Моносеевой. Рабочий день еще не начался, а Вадим Агранов уже допрашивал его.
Я зашел в его, верней, в наш общий кабинет и увидел невысокого худосочного мужчину с большими навыкате глазами и маленьким ртом. Он сидел на стуле, забросив обе руки назад, за спинку – со стороны могло показаться, что его запястья стягивают стальные браслеты. Но не было никаких наручников, зачем же тогда этот тип изображал из себя жертву? Может, он и в жизни ведет себя как непризнанная невинность...
