Чингиз Абдуллаев - Искусство выживания

Мы устроились в двух глубоких креслах перед телевизором. Я подумал, что, скорее всего, эта квартира не лично Леонида Иосифовича, а нечто вроде квартиры для деловых встреч, а может, и не только деловых, и вообще, может, я ошибаюсь, и молодой человек, встретивший меня у входа, вовсе не телохранитель. По городу давно уже ходят упорные слухи о нетрадиционной сексуальной ориентации Леонида Иосифовича. Мне абсолютно все равно, кого он любит или не любит, главное, чтобы он как можно сильнее ненавидел Палехова, и тогда все будет в порядке.

– Рассказывайте, – кивнул Хейфиц, – как он все-таки узнал?

– Он позвонил и приказал спуститься вниз, где меня ждала его машина. Когда мы к нему приехали, он сообщил, что все знает.

– Не сказал, откуда?

– Нет. Но я испугался. Он действительно знал о нашей встрече и о том, что утром вы заплатите мне деньги.

– Интересно, – задумчиво протянул Хейфиц, – очень интересно. – Он надолго замолчал, а потом наконец задал мне крайне неприятный вопрос: – Я уже разговаривал с охранником, он никому не говорил о нашей встрече. А больше там никого не было. Ни одного человека. Кроме вас и меня. Значит, кто-то из нас проговорился. Я за собой такой болтливости раньше не замечал, так что остаетесь только вы. Может, вы до этого кому-то рассказывали?

– Никому я не рассказывал. А Глеб Мартынович при мне звонил и проверял, были вы в «Крокусе» или нет.

– Кому звонил? – почти ласково спросил Хейфиц. – Можете вспомнить, кому именно он звонил?

– Да, могу. Он звонил при мне какому-то Паше. Тот сначала сообщил ему, что на концерте выступал Михаил Лихоносов, а вас в зале не было. Но потом перезвонил и подтвердил, что вы были в театре, но не в зале, а за кулисами.

– Его звали Паша? – переспросил Леонид Иосифович.

– Точно Паша, – подтвердил я.

Хейфиц достал телефон и набрал чей-то номер:

– Здравствуй, Маша, это Леонид Иосифович тебя беспокоит. Скажи мне, пожалуйста, Паша тебе сегодня вечером не звонил? Да, Паша. Про меня не спрашивал? Да. А ты ему сказала, что меня в зале не было. Откуда ты узнала, что я был за кулисами? Женя сказала? Ну, я так и думал. Спасибо. Нет, ничего. Конечно, ничего. Все правильно. Не нужно было скрывать, что я там был. Это ведь не такой большой секрет. Тем более что Лихоносов действительно выступал. Спасибо. И тебе тоже.

Он спрятал телефон и снова внимательно посмотрел на меня.

– Вы не соврали, Глеб Мартынович узнавал о моем появлении у Паши, это правда. Но только после того, как ему стало известно о нашей беседе. Значит, про беседу ему все-таки сообщил другой человек.

– Может, это Женя? – Я не знал, кто такая Женя, но всегда можно бросить зерно сомнения в рыхлую почву подозрительности.

– Может быть, – согласился Хейфиц, даже не спросив меня, откуда я могу знать Женю. В таких случаях прежде всего думаешь о потенциальном предателе. – Что все-таки сказал вам Палехов?

– Что ему обязательно нужно разгадать планы такого хитрого лиса, как вы. Извините, но он сказал именно так.

– Я знаю, – неожиданно улыбнулся Хейфиц, – он давно меня так называет, это для меня не новость. Значит, он вызвал вас и сказал, что знает о нашей встрече и должен раскрыть мой план. Интересно. И что вы с ним решили?

– Извините, Леонид Иосифович, но я бедный человек.

– Не нужно, – поморщился он, – опять вымогаете деньги?

– Нет, – гордо поднял я голову, – вы меня не поняли. Просто Палехов предложил мне деньги, чтобы я все сделал и сразу отсюда уехал. Если я задержусь хотя бы на один день, меня найдут и убьют. А я ему не верю. Все говорят, что его помошник Арвид уже убирал ненужных людей. И я боюсь. У меня в Баку остались жена и маленькая дочь. Мне необходимо вернуться к ним живым. – Хейфицу необязательно знать, что моей дочери еще в прошлом году исполнилось двадцать лет.

– Насчет Арвида тоже правда, – кивнул Хейфиц. – А как насчет денег? Сколько он вам пообещал?

– Двадцать пять тысяч.

– Опять двадцать пять, – неприятно усмехнулся Леонид Иосифович. – Вы, видимо, поставили себе конкретную цель – вытащить из меня именно эту сумму.

– Как хотите. Но он говорил, что ему нужен его Лихоносов.

– Хорошая сумма, – продолжал усмехаться Хейфиц. – Он решил во что бы то ни стало переманить к себе Михаила Лихоносова.

– Я тоже так думаю.

– Что он вам предложил? Расскажите честно, и я постараюсь сам решить ваши финансовые вопросы, чтобы вы могли сразу уехать.

– Чтобы я бросился на машину Лихоносова, а потом позвонил вам.

– Почему?

– По-моему, он хочет устроить провокацию. Обвинить вас в этой аварии и подставить меня вместе с вами.

– Хорошо. А вы достаточно умный человек, Ильгар, – одобрительно произнес Хейфиц, – и не такой трусливый, каким хотите казаться. Иначе вы не появились бы здесь во второй раз. Я заплачу вам сейчас пять тысяч, а после того, как все закончится, дам еще двадцать.

– Нет, – возразил я, – сделаем иначе. Вы заплатите мне завтра утром двадцать пять тысяч, которые должны были дать мне…

– Мы говорили о десяти.

– Двадцать пять, – упрямо повторил я, – вы заплатите мне их завтра утром. А сегодня не нужно ничего платить, ни одной копейки. Я не бомж и не нищий, просто хочу вылезти живым из этой неприятной истории, сделать так, чтобы Арвид меня не убил.

Хейфиц испытующе посмотрел на меня. Неужели он думает, что сможет определить по моему лицу, о чем именно я думаю? Если бы он знал подробности моей жизни, он бы так внимательно на меня не смотрел. Я получил последний шанс, поэтому он никогда и ничего не прочтет на моем лице. Или прочтет только то, что нужно мне. Все-таки не забывайте, что я был актером. Возможно, и не очень хорошим, но актером.

– Не хотите брать деньги? – удовлетворенно улыбнулся Хейфиц. – Это сильный ход, Ильгар. Вы впервые меня удивляете. Неужели действительно добровольно отказываетесь от денег?

– Я не отказываюсь. Я прошу передать мне их завтра утром, чтобы Арвид или кто-то из людей Палехова мог увидеть, как вы мне платите. Тогда они меня не заподозрят в том, что я с вами сговорился. Иначе меня просто удавят, и никто не будет искать, – ответил я этому проницательному и жадному продюсеру.

Кажется, мой ход с отказом от его пяти тысяч произвел на него сильное впечатление. Такие вещи вообще сильно действуют. Одно дело, когда ты видишь в пришедшем к тебе человеке почти бомжа, непонятного черномазого кавказца, готового на любую гадость ради денег, и совсем другое, когда ты понимаешь, что перед тобой достаточно гордый человек, который отказывается взять деньги. Тем более пять тысяч долларов, что для обычного безработного целое состояние.

– Хорошо, – согласился Хейфиц, – завтра утром вы получите все деньги. Только учтите, что мне нужно знать весь план Палехова в подробностях. Поэтому сразу после утренней встречи с ним вы перезвоните и сообщите мне, что он опять придумал. А уже потом мы решим, как нам действовать. Договорились?

Я подумал, что сегодняшнюю ночь провел не без пользы для себя, поднялся и пошел к выходу. Уже у дверей, где стоял молодой человек, обернулся к Леониду Иосифовичу и напомнил:

– Вы остались мне должны за такси, вот номер.

– Какой номер? – не понял Хейфиц.

– Номер автомобиля, который меня сюда привез, – пояснил я. – За то, что он меня сюда привез, он просил семьсот рублей, но я заплатил шестьсот. Наверное, обратная дорога будет стоить все-таки семьсот. Так что вы должны мне тысячу триста рублей.

– Даже номер автомобиля записали, – улыбнулся Леонид Иосифович, – вы мне все больше нравитесь, Ильгар. Такая невероятная непосредственность и такая предусмотрительность. Я начинаю думать, что вам не стоит уезжать, предусмотрительные люди бывают нужны и в самой Москве. Кирилл, выдай нашему гостю две тысячи рублей. Думаю, этого хватит на такси, чтобы вернуться обратно домой. И не забудьте записать номер и этой машины, чтобы мы могли потом все проверить. До свидания.

Я даже не понял – издевается он или шутит так. Но в любом случае я выполню его просьбу и, возвращаясь домой, обязательно запишу номер машины, на которой поеду обратно. А завтра демонстративно верну ему сдачу от этих двух тысяч. Причем сделаю это с большим удовольствием.

Он повернулся и ушел в комнату, где мы беседовали, а Кирилл протянул мне две тысячные купюры. Я забрал их и кивком головы поблагодарил молодого человека. Завтра у меня главная премьера в жизни. Посмотрим, что из всего этого получится.

Глава 7

Летом две тысячи второго мы прилетели в Москву. Настроение у обоих было не самое лучшее. Я окончательно рассорился со своей бывшей женой и дочерью и узнал, что супруга уже подала на развод, требуя не просто развести нас, но еще и платить ей алименты на содержание ребенка, от чего, собственно, я никогда не отказывался. А у Расима были свои проблемы. Выяснилось, что его мать тяжело больна и у старшего брата не было никаких возможностей, чтобы отправить ее на операцию или на лечение. Онкология вообще штука ужасная. Даже при самом лучшем уходе, самых квалифицированных врачах и самых лучших лекарствах нет никакой гарантии, что больной выздоровеет. А бывает и совсем наоборот. Заболевшему Солженицыну сделали операцию в тюремной больнице, где орудовал какой-то местный эскулап, но писатель сумел выздороветь. Потом напишут, что великий Солженицын выстоял не только против советской власти, но и против страшной болезни. На самом деле я думаю, что тюремный врач просто резал безо всякой страховки и пощады, работая скорее как мясник, чем как искусный хирург, и этим спас жизнь писателю.