Чужая колея - Евгений Александрович Соловьев
– Хорош болтать, – прервала его Дашка. – Сейчас каждая минута дорога. Юлька, давай, звони дяде Паше.
* * *
– Да не боись ты, Ленок, все будет хорошо.
Выпустив в потолок струю дыма, Бобров повернулся, свободной от сигареты рукой обнял Лену за плечи.
– Ты сделала все, что должна была сделать. Ты же все понимаешь, все сама видела каждый день. Другого финала у этой истории нет.
– Да понимаю я, Саша, все понимаю. – Она крепче прижала к себе его руку, повернула голову, посмотрела ему в глаза. – Только ты обещаешь, если что?.. Если что не так – ты будешь рядом? Я не справлюсь одна, Саша, я уже не могу быть одна. Он… он совсем бешеный стал в последнее время, я боюсь его, я не могу с ним… Денис и тот уже дома не появляется, даже не ночует почти. Иногда говорит – у Артема на ночь останется, а чаще вообще ничего не говорит.
– У Артема? – задумчиво переспросил Бобров. – У дяди своего, значит, живет?
– Да, у Паши. Мне иногда кажется, что та семья ему уже давно ближе, чем наша. Не знаю даже, чего с ним делать, я же мать, а он смотрит на меня, как на приживалку какую, будто вообще не понимает, почему я нахожусь с ним в одном доме.
Ее голос задрожал от подступающих слез, но Бобров, похоже, не обратил на это внимания, думая о своем.
– И чего он там, у Паши, рассказывает чего-нибудь про ваши дела, не в курсе? – вкрадчиво спросил он.
– Откуда я знаю, чего он и кому рассказывает? – всхлипнула Елена. – Говорю же: он со мной, считай, и не общается.
Огромная квадратная кровать занимала почти всю площадь спальни, оставляя место лишь для двух кресел и небольшого журнального столика. Тяжелые бордовые шторы были плотно задернуты, атмосферу интимного полумрака создавал только приглушенный свет настенного бра.
Эту квартиру Бобров – владелец маленькой риелторской конторы в Москве, – по его словам, временно переехавший из столицы, снял полгода назад; Лена регулярно появлялась здесь уже почти четыре месяца. Обычно встречи проходили днем, когда ей не нужно было объяснять свое отсутствие ни Роману, ни Денису, но сегодня был особый случай, и уютное любовное гнездышко впервые использовалось поздним вечером.
Два часа назад Лена вернулась из реабилитационного центра, где навестила мужа впервые с момента начала его восстановительного курса. Даже без слов врача, поведавшего о первом, самом тяжелом этапе избавления от зависимости, можно было заметить, как тяжело дается Роману лечение: он похудел, речь стала замедленной и прерывистой, в глазах появилось выражение затравленности – память о прошедших и ожидание будущих ломок.
Казалось, Роман не слишком обрадовался, войдя в комнату для посещений и увидев сидящую на диване жену. Разговор явно не клеился, Рома несколько раз интересовался, как она будет добираться обратно, не поздно ли вернется и вообще – приезжать одной в такую даль, по его словам, было совсем не обязательно. Он решительно отодвинул от себя пакет с едой, заявив, что здесь отлично кормят, что, впрочем, ему мало помогает, поскольку аппетита нет и все приходится запихивать в себя почти через силу под настырным наблюдением персонала. И когда наконец настало время прощаться, Лена, похоже вспомнив в последний момент о чем-то важном, раскрыла сумочку, долго лихорадочно копалась в ней, словно в бездонном рюкзаке, и, не поднимая на мужа глаз, украдкой положила на краешек стола маленький бумажный сверток, перетянутый банковской резинкой. «Вот… я подумала… тяжело тебе все-таки… Может, надо постепенно отвыкать, мне тут сказали… люди… лучше – постепенно. Это – просто чтобы не так тяжело, просто на первое время».
Он молчал, и она все-таки решилась поднять на него глаза. Рома смотрел на жену без привычного раздражения, без злобы и упрека, но и без благодарности за «подарок» – в его взгляде сквозила какая-то тоскливая обреченность приговоренного. И еще в этом взгляде было понимание, Лене вдруг стало ясно, – муж знает, что этот лежащий на столе сверток – и есть главная цель ее приезда.
Немая сцена длилась всего несколько секунд, после чего Роман быстро потянулся к краю стола, при этом его руку внезапно охватила такая дрожь, что он чуть не уронил «подарок» жены на пол, но уже в следующую секунду, ухватив сверток дрожащими пальцами, торопливо, по-воровски сунул его в карман халата. Не прощаясь, он резко поднялся и решительно направился к выходу.
Этот понимающий взгляд и эта внезапно задрожавшая рука стояли перед глазами Елены всю обратную дорогу, и только сейчас, в крепких объятиях сильного мужчины, всегда знающего, что нужно делать, мужчины, который обязательно все изменит в ее бестолковой жизни и принесет ей счастье, как только закончится весь этот кошмар, она вновь почувствовала уверенность в правильности своих поступков и решений.
– Саша, я сделала все, что ты попросил, – шептала она, уткнувшись лицом в его плечо. – Я опять сделаю все, что ты попросишь, ты же видишь, какая я послушная. Только ты, пожалуйста, пообещай мне… пообещай, что не бросишь, что, когда все это кончится, мы с тобой уедем отсюда, уедем и никогда не вернемся.
– Ну конечно, заяц, ты же знаешь, как я тебя люблю. Конечно, уедем – только ты и я, и никто нам с тобой не будет нужен, никто нам не помешает. Я даже знаю, куда махнем в первую очередь, но это пока сюрприз.
Словно в подтверждение своих слов, он крепче прижал ее к себе, легонько чмокнул в макушку, и пока она, зажмурившись от удовольствия, лепетала что-то о том, как ей хорошо и спокойно, он смотрел в потолок холодным задумчивым взглядом шахматиста, просчитывающего ходы в сложной партии.
* * *
– Алло, Павел Николаевич, это я, Юля, девушка Артема, вы меня помните?
– Я понял, кто это. Где он?
– Он здесь, рядом, мы решили, что ему со своего телефона лучше не звонить, ну, вы понимаете…
– Понимаю, дай ему трубку.
– Сейчас дам, Павел Николаевич, я просто хотела сказать, это я во всем виновата, я все придумала, Тема, он просто… я его на слабо́ брала, я сама не знала, что все так кончится, честно – не знала. Они с Дэном давно хотели сами зарабатывать, им перед нами
