Юрий Комарницкий - Нина «Золотоножка»
В воде груз стал намного легче. Космаков дошел до половины озера, но глубина оказалась недостаточной, чтоб скрыть драгоценную ношу. Шаг за шагом “приказчик” перетащил бидон на противоположный берег и мокрый от пота прислонился спиной к деревянным креплениям.
“Все же, дорогой, придется тебя закопать”, — прошептали его губы, и он из-за пояса вытащил саперную лопатку. Почва была мягкой. Углубившись где-то на метр, сталь лопатки издала неприятный скрежет. Космаков поспешно расширил отверстие и в свете “летучки” увидел металлическую крышку люка.
Винтовая лестница вела куда-то еще глубже в отпугивающие недра.
Долго не раздумывая, Павел Космаков с проворством юнги стал спускаться в черный провал.
Подземелье было сухим и огромным. Твердая порода не грозила обвалами. Это обстоятельство его обрадовало.
У монолитной стены громоздились деревянные и металлические ящики с неизвестным содержимым.
Космаков открыл первый попавшийся ящик, и не смог сдержать возглас удивления. Из гнезд торчали рукоятки пистолетов системы “Кольт”. В длинных ящиках находились аккуратно упакованные английские карабины. Здесь же стояли металлические коробки, заполненные патронами.
“А вы, ребята, оказывается, дело знали туго, — подумал Космаков. — Там, где есть золото, всегда необходимо держать порох сухим”.
Исследовать огромное подземелье не было времени. Керосинка начала источать красный свет, напоминая о том, что он провел под землей уже немало времени.
Через полчаса облегченная тачанка, не заезжая в казахский поселок, мчалась в обратном направлении.
МЫ УЕЗЖАЕМ В ЖМЕРИНКУ
Как в комнату зашел Василий они не заметили. Рассказ Харасанова потряс в прямом смысле слова. Тем не менее, Франц сумел взять себя в руки.
— Ну что, знатная информация? — без тени иронии спросил Василий.
Ответ художника был неожиданным. Удивил не только Василия и Константина, но и Наташу.
— Я бы много отдал, чтобы увидеть картину “Революция на Земле глазами марсиан” — сказал Франц. — Уже тогда я знал, что это моя большая удача. Но разыскивать ее ради денег не стану. Достаточно того, что в каталоге или списке значится подлинное имя и фамилия художника. Благодаря тебе, Костя, деньги у меня уже есть. Но в камере хранения на Киевском вокзале находится одна вещь, которую мне очень хочется вам показать.
— Что-то новенькое? — оживленно спросил Харасанов. — Благодаря тебе, Франц, я за бугром выбрал неплохое направление в бизнесе.
— Новенькое, и мне нравится, — ответил Франц, — но до конца судить не берусь. Мы к вам приехали, как говорят, с корабля на бал. Моя картина только что выставлялась в Киеве. Фирма предложила максимальную цену 180 тысяч.
Харасанов подскочил.
— Не вздумай продавать, слышишь?! — взволнованно выкрикнул он. Если, как ты говоришь, фирма предлагает за картину сто восемьдесят тысяч, значит она стоит не менее миллиона. Но где картина? — до боли сжал его плечо. — Неужели в камере хранения?
Франц опешил.
— А что? Ты думаешь, ее могут украсть?
На этот раз вмешался Василий.
— Если еще не украли. Немедленно берем тачку и едем на Киевский вокзал. Господи, Франц, не обижайся, но ты ведешь себя словно наивный первоклассник. Ведь на вашей выставке в Киеве было по меньшей мере десять воров и в два раза больше аферистов.
Когда они привезли картину, Харасанов и Наташа облегченно вздохнули.
— Будем считать, что родился в рубашке, — сказал Харасанов. — Но, запомни, подобное случается один-два раза в жизни. Владеть большими деньгами…, такое дело безнаказанным не остается.
Они установили полотно на столе в гостиной.
Франц изучал их лица, но не улавливал особенных эмоций в мимике и выражении глаз.
По-видимому, торговля предметами искусства уже успела наложить отпечаток на поведение этих людей.
— Ну как? — просто спросил он, — обращаясь к обоим одновременно.
Слова Харасанова как всегда были шокирующими и оригинальными.
— Предлагаю за картину пять миллионов долларов уже сейчас. А на аукционе изобразительного искусства в Нью-Йорке за каждое отображенное здесь лицо вам заплатят минимум по одному миллиону.
Наташа чисто по-бабьи всплеснула руками.
— Господи!.. Да их же не пересчитать! Вы шутите, Харасанов?
— Нет, он не шутит, — вклинился в разговор Василий. — В Штатах я тоже кое-чему научился. Он не шутит, Наташа.
Эйфория, порожденная успехом, постепенно угасала. С ним такое происходило всегда. Теперь Франц после слов Харасанова и Василия почувствовал глухое раздражение. Возможно, это была реакция на бесконечное упоминание о деньгах, а возможно и присутствие того барьера, который долго стоял на его жизненном пути, не давал возможности самореализоваться.
— Хватит петь мне дифирамбы, — раздраженно сказал Франц. — Я написал всего одно полотно. Если вы скажете два, я скажу, что первое — это фантом, который уже фактически ушел из памяти.
— Нет, дорогой, это не призрак. Твое гениальное полотно где-то реально существует. Принадлежит какой-то сволочи из бывших, а ты живешь в своей Жмеринке и не имеешь возможности купить себе хорошую студию.
Тон Харасанова был категоричен. В душе Франц понимал, что он прав.
— Но теперь я эту возможность имею, — запротестовал он. — За “Украинские Афины” мне предложили сто восемьдесят тысяч долларов.
— Опять ты за свое, — раздраженно сказал Харасанов. — Твои сто восемьдесят тысяч для настоящего западного коллекционера — двадцать копеек нищему из рук какого-нибудь работяги. Тебе необходимо творить в полную силу, а для этого нужны настоящие деньги.
Франц решил идти ва-банк.
— Итак, что вы мне с Василием предлагаете?… и ответьте: зачем вы опять приехали в эту страну?
Они удивленно посмотрели сначала на Франца, затем друг на друга и рассмеялись.
— Ну что ж, поставим все точки над “і”. Мы тебе предлагаем следующие варианты. Мне необходимо посетить в Казахстане два города — Семипалатинск и бывший Целиноград, ныне Акмолу. Василий же хочет проведать свою мать в Караганде, попытаться ее убедить выехать в США. Как бизнесмен, я хотел — бы заполучить твою картину с выгодой для нас обоих. Но ее необходимо разыскать. Решай, едешь с нами, или будешь с Натальей ожидать известия у себя в Жмеринке. Я тебя абсолютно ни к чему не принуждаю. Кроме того, в Нью-Йорке, как я уже говорил, тебя ожидает чудесная студия. Решай сразу, завтра мы будем оформлять визы в Казахском посольстве. Итак…?
— Простите, друзья, но завтра мы с Наташей уезжаем в Жмеринку. Наташа будет учиться, а мне предстоит большая работа на одном из предприятий города Винницы. Будем с нетерпением ожидать от вас вестей. А теперь давайте выпьем за ваше здоровье и наши путеводные звезды. За дружбу, удачу и любовь.
УРОКИ «БРОНИРОВАННОГО»
Борис Семенов, по кличке Баха, был не новичок в исправительной системе. Но прежние его дела за сроком давности канули в лету. Когда его привели в общую камеру, он, десять лет тому назад отсидевший пятилетний срок, здорово удивился.
Общаковские хаты всегда отличались беспределом. Две верхние шконки были пустыми, но какой-то вертлявый нацмен на ломаном русском заявил:
— Мы, земляк, тебя не знаем, может ты обиженка, так что падай под нару.
Баха приблизился к нижней шконке, на которой лежал “авторитет”, схватил его за ногу и резко сбросил на цементный пол. Затем ногой, обутой в добротный “казак”, со всей силы ударил под яйца.
Камера наполнилась диким криком.
Баха наступил оравшему коленом на грудь и запихнул в рот грязное полотенце.
— Ты кого хочешь, пидар, опустить..?… Баху Семенова?
Камера напряженно молчала. Народ понял, что этот сухопарый мужик по духу и отсидке далеко впереди остальных.
Нацмен взмолился.
— Извини, брат, я не знал, что ты Баха, извини.
— Короче так, орелики, кто рыпнется, отвечаю — ночью порву очко. Я как пасматрю ваша хата беспредельная. Завтра цинкану на галлерею, подробно расскажу кто из вас беспре-дельщик. Ну вы меня достали, — не мог успокоиться Семенов.
Все знали: в тюрьме и в зоне насколько много беспредела, настолько жестоко и мгновенно он наказывается.
Баха занял место нацмена, а тот, с разрешения того же Бахи, занял верхнюю шконку.
Разговаривать не хотелось. Вокруг находились сосунки с напряженно заискивающими лицами.
Зоны и тюрьмы Баха Семенов абсолютно не боялся. За проволокой у него много друзей, да и здесь на “Крестах”, если поискать, есть братва, с которой вместе парились.
В Дзержинске ему довелось целых три года просидеть вместе с Йозефом Кацом, человеком-легендой, который был известен в узких кругах намного больше, чем какой-то там Солоник.
