Ольга Лаврова - Побег
Сначала она ощутила только облегчение. Мало-помалу стихала дрожь; задышалось ровнее; но в ногах была еще слабость. Она села боком к зеркалу, подперлась кулаком; перебирала сказанное ею, сказанное им.
Почувствовала раскаяние: ведь эти двое, Знаменский и Томин (хотя и не ведая того), спасли ей жизнь. Был день, когда она висела на волоске…
Голос Багровой вывел женщину из оцепенения:
— Лена! Устала без меня?
— Нет… голова болит… — первое, что пришло на ум.
— Пора закрывать — короткий день. Я за тобой — благо все равно по пути.
— Погоди… Маечка, мне надо тебе два слова…
Та взяла полотенце с обрезками черных волос, которое Сергеева так и забыла на коленях, бросила в раковину.
— Где два, там и двадцать, — проницательно определила она. — Разденусь тогда. — Села, приготовилась слушать.
— Только что у меня побывал человек из МУРа.
Багрова не переменилась в лице, только сжала подлокотники кресла:
— Они… нашли Михаила?
— Думаю, наоборот.
— Но хоть какие-то следы — где, что с ним?
— Майя, они приходят только спрашивать. Этот человек хотел что-то разузнать о тебе… или о самом Михаиле. К сожалению, я не знаю. — С появлением подруги мысли ее приняли другой оборот. — Маечка, я к тебе очень привязалась… Ты не сомневаешься?
— Что это ты вдруг?
— Потому что обязана предостеречь… вернее, дать совет. Если Томин… из МУРа, если он к тебе придет — будь с ним до конца откровенна!
— У меня нет тайн, которые интересуют МУР.
— Но… я не знаю, они могут появиться… скажем, Михаил сообщит, где он находится… Извини, я понимаю, положение щекотливое, но в любом случае помни — Томину можно довериться. Для вас с Катей… даже для Михаила это будет лучше.
Майя Петровна пристально и изумленно всматривалась в подругу.
— Лена, ты его рекомендуешь, словно старого приятеля!.. Им надо поймать Мишу, и все! Где здесь «лучше», где «хуже»?.. Легко давать советы при семейной идиллии… У меня, кстати, аспирин есть. Примешь?
— Не болит у меня голова.
— Тогда что с тобой? Сама не своя, похоже, плакала.
— Прошлое навалилось…
Она испугалась было вырвавшихся слов, но сразу за тем почувствовала, что они нужны, что перед ней человек, которому можно исповедаться. Майя — умная душа — все поймет, верно оценит и простит. И на сердце сделается легче.
Но начинать было тяжко.
— Тебе известна моя сегодняшняя жизнь… — женщина приостановилась, принуждая себя не отрываться от ясных Майиных глаз, которые сейчас изумленно расширятся. — Когда-то у меня была другая фамилия… и прозвище Шахиня.
— Шахиня… вот странно.
Только не останавливаться. Силком выталкивать слова, застревающие в горле.
— Не странно, Майя. Я тогда была обвешана драгоценными камнями… Чистой воды, но темного происхождения… Жила барыней и белоручкой…
Последний ров перепрыгнуть, нечего тянуть:
— К нам в дом наведывался тихий старичок… подпольный миллионер по кличке Черный маклер. Я… была супругой крупного валютчика.
— Ты?!..
11
Обратный путь к зданию милиции Томин проделал по идеально расчищенному и даже подметенному тротуару. А снегопад вот-вот возобновится, и дворник это знает. Но — прав. Раз что делаешь, надо делать чисто и до конца.
В дежурку Томин заскочил только за адресом Багровых. Виктор навязался проводить. Ладно, поможет развеять досаду от неудачи с Шахиней. (Я в претензии, а вот Паше будет подарок, что у нее «новая душа».) Теперь бы хоть с женой и дочерью Багрова не промахнуться!
Дорога лежала мимо той же парикмахерской, и кроме Сергеевой, в глубине вырисовывался еще один женский силуэт.
— Кажется, Майя Петровна! — ухватил Томина за локоть Виктор.
— Да?.. — Томин постоял в раздумье. — А пускай себе потолкуют.
В переулке провожатый понуро замедлил шаги.
— Вон их окна, а вон — дверь. Второй этаж.
— Ты понял, что надо про все помалкивать? — на всякий пожарный напомнил Томин.
— Да, конечно!.. Мне вас подождать? — Без своего штаба дружины парень слонялся, как неприкаянный, да еще с девушкой в ссоре.
— Последи, будь другом, чтоб мне не помешали. Если что — скажи, никого дома нет, сам поджидаю. Вот и при деле будет…
— Вы — Катя Багрова?
— Да. Я — Катя Багрова.
Бедный Виктор. С такого крючка ему не сорваться.
— Майи Петровны нет?
— Вероятно, с минуты на минуту…
— На ней синее платье?
— Да…
— Тогда могу сообщить, что ваша мама увлечена сейчас беседой с Еленой Романовной. И думаю, меньше чем за час они не управятся.
— Вы-то откуда знаете?
— По долгу службы, — он протянул свое удостоверение.
— Насчет отца? — завибрировала Катя.
— Естественно.
— Что с ним?
— Пока ничего нового.
— Выходит, не там ищете, где надо!
— Выходит, так. А где надо?
Девушка не сразу уловила скрытый смысл вопроса. А уловив, на минуту утратила задор.
— Почем я знаю… Можете сесть.
— Благодарю за разрешение, — серьезно сказал Томин и снял пальто. — А если бы знали, Катя?
Вопрос был ей явно неприятен, она помолчала.
— Понятия не имею. Я еще несознательная. Едва доросла до танцплощадки. Сколько добавляют за побег?
— В данном случае — до трех лет.
— Мало! — с неожиданным ожесточением выпалила она.
— Катя! — урезонил Томин. — Надеюсь, это минутное озлобление. Вы возбуждены, к тому же с Витей поссорились… Кстати, из-за чего?
Вскочила, разгневанная:
— Да какое вам дело! Еще не хватало рассказывать!
— Ого! Немножко в отца, а? «Лихих кровей».
— Ну и что?! Отец не так плох… если б не пил. И вырос в другой среде.
— Я уже наслышан про детские годы Багрова внука.
«Везет мне сегодня на строптивых дам. Чем бы ее отвлечь ненадолго, чтобы не искрила?»
Он оглядел стопку учебников на этажерке:
— Вы кончили школу?
— Да, готовлюсь в институт.
— В какой?
— В юридический. Советуете?
— Вам — нет.
— Это почему же?
— Выдержки ни на грош. Терпения, по-моему, того меньше. И сдается, маловато человеколюбия. Впрочем, вы ведь не всерьез — про юридический.
— Человеколюбие?.. Представляю, какой вы гуманный! Войди отец сейчас в эту дверь — ему от вас будет одно: «Руки вверх!»
— А он может войти, Катя?
Та замерла, боязливо покосилась на дверь, на Томина:
— Не пугайте меня зря!
— Может, и не зря.
— Как?! — ужаснулась девушка. — Он… пробирается в Еловск?.. Господи! Не хватает, чтобы его тут ловили… вели по улицам… руки за спину…
— Наверняка еще неизвестно, Катя. Потому я и хотел кое о чем спросить Майю Петровну.
— Ради Бога, не трогайте маму! Мама и так извелась! Я вам на все отвечу.
— Н-нет, есть вопросы, которые я могу задать только ей лично… — Томин взглянул на часы. — Мне надо идти. Сумею — загляну попозже. Нет — пусть мама непременно позвонит в милицию завтра с утра.
Уже у выхода обернулся:
— А если все-таки неровен час… не прячьте на чердаке или в подвале. Боюсь, у вашего отца скверное настроение. Он опасен.
Взвинченная, переполошенная, слушала она, как поскрипывали ступеньки под ногами Томина. Что значит опасен?.. Все Багровы по-своему опасны, мелькнула задиристая мысль, и Катя посмотрелась в зеркало, проверяя, насколько она сама опасна.
Томин неплотно затворил дверь — оттого и ступеньки были слышны, и в щель дуло. Опасен… Что он имел в виду? Когда это говорит старший инспектор МУРа (титул из удостоверения), то… Притягивая дверь за ручку и накидывая крючок, Катя вдруг ощутила холодок внизу живота и задвинула засов, которым пользовались лишь в ночное время.
Ну где же мама? Уже и стемнеет скоро. Почему не возвращается, как обещала? По детской привычке сунулась к окну. Раньше она вот так нетерпеливо ждала отца… Господи, как жизнь могла быть прекрасна, если б он не пил!
12
Шахиня выговорилась, и Сергеева с Багровой поставили на ней жирный крест, не поколебав взаимного доверия и дружбы.
Теперь речь шла о Майе Петровне.
— Мучительней всего неизвестность, — признавалась она. — То представляется, что в сугробе замерз… то крадется где-то задами, будто вор… И все гадаю — дойдет или не дойдет.
— Куда, Майя?
— Домой, наверное.
Сергеева поразилась:
— Но домой же бессмысленно! На что он может здесь рассчитывать?
— Михаил не привык особенно рассуждать. Да и куда ему еще?
— И что ты будешь делать, если действительно?..
Та устало вздохнула:
— А что можно поделать? Только ждать.
— Маечка, эта слепая любовь тебя погубит!
— Ой, Лена, насмешила! — слабо улыбнулась Багрова. — Какая слепая любовь? Моей слепой любви хватило года на два от силы. Потом была зрячая… А там и она пошла на убыль…
