Евгений Сухов - Лихая гастроль

Евгений Евгеньевич Сухов

Лихая гастроль

Пролог

Генерал-майор Аристов просматривал сводки за прошедший день, когда в комнату, коротко постучавшись, вошел секретарь.

– Ваше превосходительство, только что пришла срочная депеша из Варшавы.

– Давай сюда, – приподнял голову Григорий Васильевич.

Секретарь сделал несколько спешных шагов к огромному дубовому столу, за которым сидел начальник московского сыска, и протянул ему бумагу.

«По нашим агентурным данным, в гостинице «Метрополь» под именами Карасева Ивана Глебовича и Хворостовой Ирины Николаевны остановились мошенники международного масштаба: Герасим Сидорович Прокофьев (родом из смоленских мещан) и Варвара Семеновна Крушинская (по происхождению владимирская дворянка). Им вменяются подлоги векселей, подделка аккредитивов и прочие противозаконные деяния. Преступники могут представляться многими именами. Подозреваемый Прокофьев выдает себя за лиц различного сословия и звания, в том числе за купца первой гильдии Митрофанова Петра Спиридоновича, за присяжного поверенного Звездочетова Тимофея Игоревича, за инженера Головкина Семена Всеволодовича. Подозреваемая Крушинская может называться акушеркой Анисимовой Дарьей Ильиничной, а также инспектрисой Высших (Бестужевских) женских курсов. Просьба посодействовать в задержании злоумышленников.

Действительный статский советник, начальник Варшавской сыскной полиции Гавриил Владимирович Муравьев».

Положив депешу на стол, Аристов поднялся:

– Кто у нас сейчас в управлении?

– Матвей Феофанович Богатырев, околоточный надзиратель четвертого участка, со своими людьми.

– Так, – одобрительно кивнул Григорий Васильевич, набрасывая кафтан. – Сколько их?

– Шесть человек.

– Достаточно! Я буду седьмым… Передай им мое распоряжение, чтобы немедленно выезжали к «Метрополю». Если доберутся раньше меня, пусть блокируют все выходы из здания и никого не выпускают. Без меня не начинать! Я лично хочу присутствовать на задержании этого Карасева и Хворостовой.

– Без санкции прокурора могут возникнуть неприятности, вы же знаете, как там относятся к подобным вещам, – осторожно заметил секретарь. – А подозреваемые могут быть совершенно посторонние люди.

– Сейчас не до либеральностей, – буркнул Григорий Васильевич. – Если мы ошибемся, так лучше извиниться, чем проворонить таких отъявленных мошенников.

Уже через полчаса Григорий Васильевич Аристов был у гостиницы «Метрополь». Матвей Богатырев вместе со своим помощником стоял у парадного входа и дожидался начальника сыска.

– Давно подъехали?

– Пять минут назад.

– Преступники в гостинице? – коротко осведомился Аристов, направляясь в здание.

– Так точно, ваше превосходительство. Управляющий сказал, что они никуда не выходили.

– В каких номерах они живут?

– Карасев – в тридцать пятом, а дама – в тридцать шестом.

– Прекрасно, – заторопился он по лестнице. – Начнем с тридцать пятого, а у тридцать шестого выставите охрану.

Быстро поднялись на второй этаж, где размещались номера.

– Открывайте, полиция! – громко постучал в тридцать пятый номер околоточный надзиратель.

В ответ ни звука.

Более настойчивый стук – опять тишина.

– Ну-ка, покажи, как ты умеешь, – обратился Григорий Васильевич к полицейскому аршинного роста и представительной наружности, показывая на дверь.

– Господа, господа! – громко выкрикнул с противоположного конца коридора грузный управляющий, задыхавшийся от быстрой ходьбы. – Чего же имущество-то портить… Ведь ключи же есть!

Вставив ключ в замочную скважину, он повернул его на два оборота.

– Входите… Только прошу вас поаккуратнее, в комнатах итальянский паркет! А потом, обстановка…

Полицейские вошли в номер. Пусто.

– Осмотрите как следует. Шкафы, ниши, не забудьте заглянуть под кровати. Мало ли где они могут быть!

Полицейские заглянули в туалетную комнату, в ванную, прошли на балкон. Никого!

– Ваше превосходительство, – произнес околоточный надзиратель, – тут вам записка… – Чуть смутившись, добавил: – Нашли в будуаре.

Взяв клок бумаги, Аристов прочитал: «Григорий Васильевич, извините, что не дождался вас. Дела-с! А на том кланяюсь, Ваш Иван Карасев, Герасим Прокофьев, Петр Митрофанов и прочая, прочая, прочая…»

Усмехнувшись, Аристов сложил вчетверо бумагу и сунул ее в карман мундира.

– Что прикажете, ваше превосходительство? – спросил околоточный пристав у огорченного генерала.

– Собирайтесь… Делать нам здесь больше нечего.

Часть I

РЕДКОСТНЫЙ ТАЛАНТ

Глава 1

НЕСЛЫХАННАЯ АЖИТАЦИЯ

Столь значительное событие в Коломне случается нечасто: виданное ли дело, в город приезжает сам Федор Иванович Шаляпин! За три дня до его выступления по всему городу – на тумбах, столбах и даже заборах (на что местная полиция совместно с дворниками взирала с понимающим спокойствием) – были расклеены саженные широченные афиши, с которых великий бас, приодетый в длинную соболиную шубу, гордо приподняв круглый подбородок, исполнял песню.

Ажитация в городе получилась неслыханной. Билеты, несмотря на то что продавались по бенефисной цене, были раскуплены в течение двух часов (такого не случилось даже тогда, когда в город приезжали всемирно известные летающие акробаты братья Джанни и Роберто Кастаньо). В назначенный час, а именно в шесть часов вечера, театр, заполненный до отказа публикой, ожидал всемирно признанного баса в приятном волнении.

В первых рядах, как это было заведено от столицы до самой дальней окраины империи, сидела местная знать, выехавшая в свет всем своим семейством. Градоначальник, облачившись в парадный мундир при голубой ленте через плечо, возвышался монументом в центре третьего ряда; по обе стороны от него сидели две женщины: одна – одетая в пестрые просторные китайские шелка – супружница уважаемого головы; другая – худосочная девица с остроносой неинтеллигентной физиономией – младшее любимое чадо.

В этом же ряду, по сторонам, сиживали люди чином менее значимым, большей частью все из управы, да вот еще промышленники с купцами. Чуток повыше, где места были немного поплоше, сиживал господин исправник с женой и с двумя сыновьями-студиозами, прибывшими на каникулы из Москвы. А в конце зала расположились мелкие чиновники, большей частью с супружницами. На галерках, как это водится повсюду, – малоимущие да фабричные; некоторые места позанимали гимназисты старших классов.

В зале было тихо. Великий бас опаздывал на целых двадцать минут, однако его терпеливо ждали, и никто из присутствующих не отваживался поторопить его на выход назойливыми нетерпеливыми хлопками. Только иной раз из глубины сцены, завешанной тяжелой занавесью, раздавался его могучий бас, упражнявший луженую глотку. Порой можно было различить даже отдельные слова, доносившиеся из закулисья, в которых публика, знакомая с репертуаром великого певца, узнавала или «Дубинушку», или «Блоху». Судя по тем нотам, что брал Федор Иванович, его голос был куда более впечатляющий, чем у отца Александра, старшего дьякона епископа Анастасия, славившегося своей могутной глоткой.

Когда ожидание достигло наивысшего накала, на сцену, в черном фраке и с красной щеголеватой бабочкой под толстой шеей, вышел круглый представительный мужчина лет пятидесяти пяти, с длинными завитыми усами, по всей видимости, антрепренер, и торжественно, как того требовал случай, объявил:

– А сейчас, господа, перед вами выступит величайший бас современности, покоривший своим неслыханным талантом сцены России, Европы и всего мира, наш несравненный Федор Иванович Шаляпин!

Зал взорвался аплодисментами; прошли долгие минуты, прежде чем овации схлынули.

– Сейчас Федор Иванович совершает турне по России, – все тем же торжественным голосом продолжал антрепренер. – И просто не мог не заехать в ваш чудесный город, о котором он слышал так много хорошего.

Зал вновь обрушился шквалом оглушительных аплодисментов, которые тотчас были успокоены поднятой рукой антрепренера.

– Только прошу вас, уважаемые господа, – ведущий буквально умолял почтенную публику, – Федор Иванович натура весьма тонкая, очень впечатлительная и весьма ранимая, входит в образ не враз, а потому, пожалуйста, не шумите во время концерта и не перебивайте его чудесное пение восклицаниями. Прошу вас, господа, соблюдайте полнейшую тишину.

Картинно поклонившись, антрепренер, распрямив спину, удалился за кулисы. Некоторое время было тихо, из-за сцены через дощатые перегородки пробивались лишь раскаты мефистофельского смеха, продолжавшие распевку.

Неожиданно Федор Шаляпин умолк. По залу прошелся оживленный нарастающий шепот, имевший отношение к предмету ожидания, дамы зашуршали платьями, мужчины сдержанно делились впечатлениями.