Джорджетт Хейер - Зачем убивать дворецкого? Лакомый кусочек (сборник)
– Представь себе, что я Камилла, – предложила Дайна. – Да, знаешь, она думает, что я вешаюсь тебе на шею. Но ведь я не вешалась, правда?
Инспектор Хардинг откашлялся и строго одернул ее:
– Мисс Фосетт, прошу вас вспомнить утро первого июля.
– Хорошо, – с готовностью сказала Дайна, – только если ты обвинишь в убийстве тех, кого бы мне не хотелось, я не выйду за тебя замуж. Арестуй Холлидеев, садовника или Лолу – хотя, честно говоря, я прониклась к ней симпатией… но…
– Вы попусту меня отвлекаете, мисс Фосетт.
– Прошу прощения, – спохватилась Дайна и сложила руки на коленях. – Говори, что надо вспомнить. Я сделаю для тебя все, что могу, но, кажется, голова у меня вдруг перестала соображать.
– Дайна, это очень важно, попытайся! Миссис Твининг пришла в понедельник к ленчу случайно, или по приглашению, или как?
– На все три вопроса ответ – «да». Якобы случайно, чтобы Артур не заподозрил умысла, по приглашению, потому что я пригласила ее, и как – из-за скандала по поводу Лолы. Она была на том роковом обеде в субботу и поняла, что тучи сгустились. В понедельник она позвонила, желая узнать последние новости, и, когда я сказала, что дела довольно скверны, она пообещала приехать и постараться повлиять на Артура.
– Не казалась ли она обеспокоенной сложившимся положением?
– Н-нет, пожалуй. Скорее, оно забавляло ее. Я так и не смогла понять миссис Твининг. Всегда сдержанная, саркастичная, кажется, ей ни до кого дела нет, однако к Джеффри она проявляла живой интерес. Конечно, я понимаю, юнец такого типа взывает к чувствам сентиментальных матрон, но миссис Твининг отнюдь не сентиментальна. Можно понять, почему в нем принимают участие женщины вроде миссис Чадли, но только не миссис Твининг. Слишком уж она язвительна.
– Тебе показалось, она очень привязана к нему?
– И да и нет. Как ни странно, я спросила ее об этом в понедельник – то есть очень ли она привязана к Джеффри. Миссис Твининг ответила, что нет, но знает его очень давно и беспокоится о нем – что-то в этом роде. Мы пошли искать Фэй – миссис Твининг только что приехала, – и я поинтересовалась у нее, какой была мать Джеффри.
– Вот как? И что она ответила?
– Почти ничего, сказала только, что за все свои дурные поступки эта женщина расплатилась. Обрезала меня таким образом, когда я сказала, что со стороны матери было очень дурно покидать сына.
– Миссис Твининг сказала так? Дайна, знаешь ты что-нибудь о первой жене генерала?
– Нет, потому и обратилась с вопросом к миссис Твининг. Даже моя сестра не смела упоминать о ней при Артуре. Тема эта была запретной. В доме нет ни единой ее фотографии.
– Случайно, не знаешь, как ее имя?
– Нет, разумеется. Артур, так сказать, уничтожил память о ней. А почему ты спрашиваешь?
Хардинг предостерегающе поднял палец:
– Вопросы задаю я, а не ты.
– Ха! – вспыхнула Дайна. – Ну что ж, продолжайте допрос, инспектор Хардинг.
– Я расскажу тебе все, как только покончу с этим делом, – пообещал он. – Давай вернемся к миссис Твининг. Сколько времени она пробыла в кабинете генерала?
– Точно не скажу. Минут пять – десять. Помню, когда миссис Твининг появилась на веранде и сказала, что Артур убит, я удивилась, почему она не вернулась сразу же. Однако, поразмыслив, поняла, что она, перед тем как выйти к нам, постаралась овладеть собой – это совершенно в ее духе. Хотела б я знать, чего ты добиваешься. Обрати, пожалуйста, внимание, как я выразилась. Вопроса не задала.
– Она была в перчатках?
– Да, в ужасно дорогих, – ответила Дайна. – Люди ее поколения почти всегда носят перчатки, только миссис Твининг надевает их не напоказ.
Хардинг откинулся на спинку кресла.
– О чем это ты? – терпеливо спросил он.
– Неужели непонятно? – удивилась Дайна. – Это у миссис Чадли перчатки бросаются в глаза. А у миссис Твининг они часть ансамбля. Кстати, она их испортила, потому что коснулась Артура и одна рука ее оказалась в крови.
– Которая? – спросил Хардинг.
Дайна поднесла глаза к потолку, словно пытаясь на нем что-то разглядеть.
– Правая, – ответила она и тут же оцепенела. – Джон!
– Что?
– Ты сошел с ума! Это немыслимо!
– Дайна, убийство ведь кто-то совершил!
– Да, но… но это ни в какие ворота не лезет! Я понимаю, что у тебя на уме, только…
Хардинг поднялся.
– Дорогая, обсуждать с тобой я это не могу. И не рассказывай о нашем разговоре, ладно? Возможно, я на совершенно ложном пути. – Он взглянул на часы: – Пора ехать. Надеюсь, увидимся завтра – поближе к вечеру.
Выйдя на крыльцо, Хардинг первым делом углядел Незерсола, читающего в машине газету с видом человека, обреченного на долгое ожидание. И сдержанно произнес:
– Извините, что задержался, сержант. Узнали что-нибудь у садовника?
– Нет, сэр, ничего. – Незерсол сложил газету и кашлянул. – Должен сказать, сэр, капитан Биллингтон-Смит заговорил со мной, и я без вашего разрешения сообщил ему, что подозрение с него снято.
– Я и забыл о нем, – сказал инспектор, сев за руль и включая зажигание. – Правильно сделали.
– Да, – сказал сержант. – Мне подумалось, что это может вылететь у вас из памяти.
Хардинг с подозрением покосился на него, однако лицо сержанта было еще более невыразительным, чем всегда.
– Вам нужно думать о других делах, – добавил Незерсол.
Инспектор переменил тему разговора:
– Я высажу вас в Рэлтоне, сержант, а потом возьму из гостиницы чемодан и поеду в Лондон.
– Господи, – удивленно воскликнул тот, – неужели вы бросаете дело?
– Нет, конечно. Завтра вернусь, в какое время – не знаю. Хочу узнать фамилию первой жены Артура и ее дальнейшую судьбу.
– А! – понизив голос, произнес сержант. – Я-то ломал голову, что у вас на уме, сэр. Ну а мистер Биллингтон-Смит и его алиби?
– Займусь этим завтра, – ответил Хардинг.
Приехал в Лондон Хардинг поздно вечером. И, поставив машину в гараж, отправился прямо к себе в маленькую квартиру, выходящую окнами на Темзу. Слуга, предупрежденный по телефону о его приезде, приготовил ужин. Прямо за едой Хардинг просмотрел свои конспективные заметки о ходе расследования. Потом взялся за последние записи и сделал в расписании несколько исправлений. Слуга, войдя в комнату, застал его глядящим прямо перед собой, с незажженной сигаретой во рту и с зажигалкой в неподвижной руке.
Джарвис поставил поднос на стол и стал убирать посуду.
– Трудное дело, сэр? – поинтересовался он.
Хардинг поглядел на него.
– Я дурак.
– Ну, сэр, нельзя говорить так уж однозначно, – ободряюще ответил Джарвис.
– Притом совершенно безмозглый, – продолжал Хардинг. – Все само бросалось в глаза, но понял я это только теперь.
– Лучше поздно, чем никогда, сэр, – утешил Джарвис. – Я вам сегодня еще потребуюсь?
На другой день в начале шестого машина Хардинга вновь подъехала к дому священника в Линдхерсте, из нее вышли инспектор и сержант. Незерсол, всю дорогу от Рэлтона пребывавший в задумчивости, неторопливо произнес:
– Интересно, видела ли она вообще мистера Биллингтон-Смита?
Хардинг позвонил в парадную дверь.
– Думаю, в этом можно не сомневаться.
Сержант вздохнул и покачал головой.
– На мой взгляд, – сказал он, – история скверная. Сквернейшая, и готов признаться, сэр, мне она не по душе.
– Мне тоже, – ответил Хардинг. И когда горничная открыла дверь, спросил: – Миссис Чадли дома?
Горничная, несмотря на совершенно безобидное поведение инспектора в прошлый раз, смерила их все тем же тревожным взглядом, но отступила, пропуская, и промямлила, что доложит о них хозяйке.
Однако инспектор не выказал желания снова дожидаться в холле и последовал за ней к гостиной в глубине дома.
Горничная открыла дверь и дрожащим голосом объявила:
– Полиция, мэм!
Миссис Чадли, сидевшая у окна за письменным столом, повернулась. Увидев Хардинга, поднялась, однако навстречу ему не пошла.
– Ты больше не нужна, Лилиан, – отпустила она служанку. – Добрый день, инспектор. Господи, и сержант Незерсол? Могу узнать, чем обязана на сей раз?
– Миссис Чадли, я приехал с очень неприятным поручением, – мягко сказал Хардинг. – У меня ордер на ваш арест за убийство вашего первого мужа, генерала сэра Артура Биллингтон-Смита. Должен предупредить – все, что вы теперь скажете, может быть использовано против вас в качестве улики.
Губы миссис Чадли искривились в странной улыбке.
– Я ждала этого, – сказала она. – Меня предупредили. И успела написать признание. Оно в ящике стола.
С этими словами она вынула руку из кармана джемпера и быстро поднесла ко рту.
– Держите ее, сэр! – крикнул сержант, бросаясь вперед.
Но было поздно; не успел он схватить руку миссис Чадли, как лицо ее искривилось. Она повалилась навзничь, из пальцев выпал пузырек и откатился в сторону.
Сержант опустился на колено возле нее и пощупал, бьется ли сердце. Потом взглянул на инспектора.