Филлис Джеймс - Пристрастие к смерти
— Инспектор Мискин никак не может повлиять на местные власти, — сказала мисс Уортон, — но она сообщила мне, в какой школе учится Даррен. Она очень добра.
— Полицейские не бывают добрыми — только если им самим это нужно. Со мной они добрыми не были. Видите ли, они думают, будто я что-то знаю. У них есть своя теория: они считают, что это могла сделать моя сестра, она и ее любовник.
— О нет! — воскликнула мисс Уортон. — Какая чудовищная мысль. Женщина, тем более жена, не могла этого сделать! Такое женщина совершить не способна. Конечно же, они так не думают.
— Может, и нет. Может, только притворяются. Но они стараются заставить меня сказать, что она мне доверяла и, вероятно, даже призналась. Видите ли, мы с сестрой очень близки, всегда были близки. У нас с ней никого нет, кроме друг друга. Они знают, что, случись с ней какая-нибудь беда, она бы мне непременно рассказала.
— Но это ужасно для вас. Не могу поверить, что коммандер Дэлглиш действительно так считает.
— Ему нужно кого-нибудь арестовать, а жена или муж жертвы — всегда наиболее вероятные подозреваемые. Мне пришлось пережить несколько очень тяжелых часов.
Мисс Уортон к тому времени уже выпила свое шерри и теперь чудесным образом обнаружила на столе перед собой другой бокал. Она сделала глоток и подумала: бедный, бедный молодой человек. Он тоже пил — какую-то более бледную жидкость, смешанную с водой в высоком стакане. Возможно, виски. Поставив его, он перегнулся к ней через стол. Она с легким оттенком тревоги ощутила запах его дыхания — мужской, резкий, с примесью алкоголя.
— Давайте поговорим об этих убийствах, — попросил он. — Расскажите, что вы видели, на что это было похоже?
Она чувствовала его нетерпение, мощное, непреодолимое; и оно встретило отклик в ее собственной потребности излить душу. Ей тоже необходимо было поговорить. Слишком много бессонных ночей провела она, борясь со страхом, стараясь забыть, не думать о том, чему довелось стать свидетельницей. Открыть дверь в ризницу и увидеть все это в реальности было легче, чем вспоминать. Так она и сказала ему шепотом, тоже перегнувшись через стол. Она словно опять очутилась посреди той бойни и описала ему все: раны, напоминавшие дряблые, отвисшие рты; задубевший на груди от засохшей крови свитер Харри Мака; жуткий запах, теперь, в воспоминаниях, еще более резкий, чем тогда, в реальности; бледные безжизненные руки, обмякшие, как мертвые цветы…
Суэйн, слушая, еще ближе придвинул к ней голову.
— Это все, что я помню, — закончила она свой рассказ. — Ни того, что было раньше, ни того, что было потом, — только мертвые тела. И почему-то впоследствии, когда я думала о них, они всегда представлялись мне обнаженными, совершенно обнаженными. Не странно ли?
Она хихикнула и снова поднесла к губам бокал.
Суэйн вздохнул — словно этот ужасный рассказ что-то высвободил у него внутри, — откинулся на спинку кресла, тяжело дыша, как после быстрой пробежки, и спросил:
— Вы не входили в комнату, ну, в ризницу, где их нашли?
— Вот и коммандер Дэлглиш все время нас об этом спрашивал. Он даже осмотрел подошвы нашей обуви. Не сразу, а перед тем как отпустить нас. А на следующий день приехал полицейский и забрал мои туфли. Вам это не кажется странным?
— Они искали следы крови.
— О да, — печально согласилась она. — Крови там было очень много.
Он снова приблизил к ней бледное напряженное лицо. Мисс Уортон даже заметила маленький шарик слизи в уголке его левого глаза и крохотные капельки пота над верхней губой. Она отпила еще шерри — оно согревало и успокаивало ее.
— Кто бы это ни сделал, — сказал Суэйн, — это не мог быть обычный, случайный грабитель. Убийство было тщательно и блестяще спланировано. Надо искать человека умного, с незаурядным самообладанием. Вернуться в ту комнату, раздевшись, с бритвой в руке, выдержать взгляд жертвы и убить — Бог мой, для этого нужно обладать недюжинной храбростью! — Он приблизился к ней почти вплотную: — Вы должны это понимать. Вы ведь понимаете, правда?
Храбрость? — подумала она. Но храбрость — добродетель. Разве может человек быть воплощением зла и при этом храбрецом? Нужно будет спросить у отца Барнса, хотя с ним сейчас не так просто поговорить. А вот с этим молодым человеком, глядящим на нее глазами Джона, — сколько угодно.
— Пока мы с Дарреном сидели в церкви, ожидая, когда нас будут опрашивать, у меня создалось впечатление, что он что-то знает, но скрывает, что он в чем-то, быть может, чувствует себя чуточку виноватым.
— Вы сказали об этом полицейским?
— О нет, не сказала. Им бы это показалось глупостью. Ну что может скрывать маленький мальчик? И мы же все время были с ним вместе.
— Но он мог заметить что-нибудь, чего не заметили вы.
— Тогда полиция это бы тоже заметила. У меня было просто некое иррациональное ощущение. Видите ли, я довольно хорошо знаю Даррена и знаю, когда ему бывает… ну, немного стыдно. Но вероятно, в тот раз я ошиблась. Может быть, я узнаю больше, когда увижусь с ним.
— Как вы собираетесь это устроить? Подождать его возле школы?
— Наверное. Инспектор сказала, что занятия кончаются в половине четвертого.
— Но он же будет там с другими мальчиками, а вы знаете, какие они: покричат, подурачатся — и мигом по домам. Он может не захотеть отставать от приятелей. Ему может быть неловко оттого, что вы ждете его возле школы.
«А может, он будет стыдиться меня, — мысленно продолжила мисс Уортон. — Мальчики такие странные. Будет ужасно, если я увижу его, а он не захочет подойти ко мне, сделает вид, что не узнает».
— Почему бы вам не написать ему и не попросить встретиться с вами на обычном месте? — предложил ее спутник. — Он догадается, что вы имеете в виду тропинку над рекой. А я могу отнести ему вашу записку, если хотите.
— Можете? Но вы же его не знаете.
— Я передам ее через кого-нибудь из его одноклассников. Скажу, что это страшный секрет, и дам чаевые. Или попрошу кого-нибудь из ребят показать мне Даррена. Так или иначе, он получит вашу записку, обещаю. Послушайте, давайте я сам ее за вас напишу. Он ведь умеет читать?
— О да, конечно, я уверена, что он умеет читать. Он читал объявления в церкви. Он вообще очень смышленый мальчик. Его куратор сказал миссис Кендрик, что он долго не ходил в школу. Они с матерью уезжали в Ньюкасл, но, видимо, там она не нашла работы и они вернулись. В школе об этом не знали, и, боюсь, Даррену не составляло ни малейшего труда прогуливать. Это было очень плохо с его стороны. Но в том, что он умеет читать, я уверена.
Суэйн подозвал официанта, тот тут же подошел, совершенно бесшумно. Несколько минут спустя он вернулся с листком фирменной бумаги и конвертом, забрал пустой бокал мисс Уортон и поставил перед ней полный.
— Я напишу записку печатными буквами — чтобы ему было легче ее прочесть — и подпишусь вашим именем, — сказал Суэйн. — И встречу назначим после уроков, так проще: не надо выходить из дома слишком рано. Быть может, мне уже не удастся связаться с ним сегодня, но завтра я сделаю это непременно. Скажем, пятница, четыре часа дня, на тропинке вас устроит?
— Да, абсолютно устроит. И домой он сможет вернуться не слишком поздно.
Суэйн быстро написал записку, сложил ее, не показав мисс Уортон, и засунул в конверт.
— Как его фамилия? — спросил он.
— Уилкс. Даррен Уилкс. А школа находится на Боллингтон-роуд, это неподалеку от Лиссон-гроув.
Он написал имя и фамилию печатными буквами на конверте, положил его в карман пиджака и, улыбнувшись, сказал:
— Пейте свое шерри и ни о чем не тревожьтесь. Все будет в порядке. Он придет. Вы с ним увидитесь. Обещаю.
Когда они вышли из отеля на тусклый солнечный свет, мисс Уортон от благодарности и облегчения показалось, будто она плывет на волнах восторга. Она почти не помнила, как назвала ему свой адрес, как он посадил ее в такси, сунув в руку шоферу пятифунтовую банкноту, лишь видела его лицо, неестественно большое, закрывавшее все окно.
— Не волнуйтесь, — снова сказал он. — С водителем я расплатился. Он даст вам сдачу. И не забудьте: пятница, четыре часа.
Слезы благодарности брызнули из ее глаз. Она протянула ему руку, не находя слов. Потом машина тронулась, ее откинуло на спинку сиденья, и он исчез. Всю дорогу до дома она сидела, выпрямив спину и бережно прижимая к груди сумку, словно та символизировала вновь обретенное пьянящее счастье.
— Пятница, — произнесла она вслух. — Пятница, в четыре.
Как только такси скрылось из виду, Суэйн достал записку и с лишенным всякого выражения лицом перечитал ее. Потом лизнул край конверта и запечатал его. Время и место были именно теми, какие он назвал мисс Уортон. А вот день — четверг, а не пятница. И ждать Даррена на тропе будет не мисс Уортон, а он сам.
