Смертная чаша весов - Перри Энн

Рэтбоуна охватила тревога. Не поторопился ли он, все ли продумал? А что, если он неправильно все рассчитал? Оливер взглянул на присяжных, и ему показалось, что они растеряны. Неужели он поспешил?

– Итак, в этот день принц и принцесса почти всю вторую половину дня играли в крокет? – снова повернулся адвокат к своей подзащитной.

– Да.

– А чем занимались остальные?

– Я провела эти часы, беседуя со Стефаном фон Эмденом. А что делали другие, не могу сказать.

– Но в том, что касается Фридриха и Гизелы, вы уверены?

– Да, я могла их видеть с того места, где сидела.

Харвестер вскочил со стула.

– Ваша честь, все, что сообщила нам свидетельница, – это общеизвестный факт: принц Фридрих и принцесса Гизела любили друг друга. Но это известно всему миру! На наших глазах произошла их встреча, развивался их роман, мы видели их любовь и видели, на какие жертвы они пошли ради нее. Мы радовались и плакали вместе с ними. И даже после двенадцати лет брака мы теперь знаем, что их любовь не угасла. Более того, она стала глубже и преданней, чем прежде. Графиня фон Рюстов сама подтвердила, что принц Фридрих никогда бы не вернулся на родину без жены. Она знала это так же хорошо, как и многие другие. – Адвокат широким жестом указал на графиню. – Свидетельница сказала нам, что не понимает, как мог граф Лансдорф обманывать себя надеждой, что его миссия будет успешной. Она заявила нам, что не знает ни о каких планах, которые способствовали бы этому успеху, как не знает о них и граф. Доказано, что принцесса Гизела физически не могла отравить мужа, и, кроме того, у нее не было мотивов. Защита теряет время, пытаясь выиграть за меня мое дело. Я ей весьма обязан, но это все ни к чему. Я сам все доказал!

– Сэр Оливер? – обратился судья к Рэтбоуну. – Надеюсь, что весь ваш экскурс в прошлое не был бесцельной тратой нашего времени?

– Нет, ваша честь, – отозвался защитник Зоры. – Прошу у суда немного терпения.

– Только немного, сэр Оливер! Очень немного.

– Благодарю, ваша честь. – Адвокат чуть склонил голову в знак признательности и повернулся к своей подопечной. – Графиня фон Рюстов, прошу вас, расскажите, как прошел вечер того дня. – Он не думал, что придется воспользоваться последним, что у него осталось, но теперь это был его единственный шанс. – Что произошло в тот вечер? – повторил юрист свой вопрос.

– Мы ужинали, – продолжила рассказывать женщина. – К ужину приехали несколько новых гостей, в том числе принц Уэльский и его друзья, и супружеская пара из соседнего поместья, где гостил принц. Это был роскошный ужин из девяти или десяти блюд с превосходными винами. Дамы были в своих лучших нарядах и драгоценностях, а Гизела, как всегда, затмила всех, даже баронессу Бригитту Арльсбах. Правда, та никогда не стремилась привлечь к себе всеобщее внимание, хотя и была самой богатой особой из всех гостей.

Зора бросила взгляд куда-то в конец зала, словно мысленно восстанавливала в памяти картину того вечера.

В зале же стояла напряженная тишина. Публика боялась пропустить хотя бы слово.

– Принцесса Гизела была весь вечер очень оживленной и остроумной, – снова заговорила фон Рюстов, чувствуя, как трудно ей теперь дается каждое слово. – Она смешила нас, особенно принца Уэльского, который находил ее необычно обаятельной и не скрывал этого. Ей явно нравилось его внимание, и она становилась все смелее в своих остроумных замечаниях… хотя до вульгарности не доходила. Я не помню, чтобы она когда-нибудь была вульгарной. Но она могла быть беспощадной, когда высмеивала человеческие слабости. Каким-то особым чутьем принцесса безошибочно угадывала их в каждом.

– Черта, свидетельствующая о жестокости, – как бы между прочим заметил Рэтбоун.

– Здесь это была изощренная жестокость, – уточнила графиня. – Но когда это остроумно, то невольно заставляет всех смеяться – кроме, разумеется, жертвы.

– И кто же был жертвой на этот раз? – поинтересовался Оливер.

– Чаще всего Бригитта, – ответила фон Рюстов. – Поэтому ни Стефан фон Эмден, ни Флорент Барберини не смеялись. Зато остальные порядком потешались. Я полагаю, что они не вполне понимали, над кем и над чем смеются. Вино лилось рекой, все были навеселе… Какое им было дело до оскорбленных чувств какой-то заштатной баронессы из крохотного немецкого государства, когда за столом царит одна из самых блестящих и романтических фигур Европы?

Рэтбоун на этот раз удержался от комментариев. Под ложечкой у него заныло: предстояло самое трудное, но, не преодолев это, он не смог бы выиграть дело.

– А что было после ужина, графиня фон Рюстов? – Адвокат постарался, чтобы голос не выдал его. Лишь Монк и Эстер, сидевшие на галерее, догадались, как ему было тяжело.

– После ужина были игры, – чуть улыбнувшись, ответила Зора.

– Игры? Вы имеете в виду карточные игры? Бильярд, шарады?..

Судья, нахмурившись, посмотрел на свидетельницу.

Та стиснула зубы.

– Нет, сэр Оливер. Это были самые настоящие игры, в которые обычно играют дети. Все из них я не помню, но мне запомнилось, что мы играли в прятки. Мы завязали глаза принцу Уэльскому, и он стал ловить нас, дам. Пойманные, мы валились на диван или просто на пол.

Харвестер вскочил со своего стула.

– Да, да, согласен, – поспешил успокоить его судья. – Сэр Оливер, это относится к делу? Мы знаем, что молодые люди часто играют в игры, которые могут показаться нам не совсем приличными или даже непристойными…

Судья явно старался спасти ситуацию, а с нею и Рэтбоуна, и тот понимал это.

На какое-то мгновение Оливер растерялся. У него еще было время все исправить и смириться с поражением, но от этого пострадали бы не только он и Зора, но и правда тоже.

– Да, все это имеет отношение к делу, – быстро подтвердил адвокат, глядя на судью. – Что было дальше? Рассказывайте, графиня фон Рюстов.

– Дальше мы играли в наперсток, – послушно сказала свидетельница. – Дамы прятали его на себе в разных укромных местах…

– И никто из них не возражал?

– Не помню. Бригитта не принимала в этом участия и, кажется, граф Лансдорф тоже. Из всех дам Бригитта выделялась тем, что была трезвой. А после полуночи мы стали играть в скачки.

– Скачки? – подал голос председатель суда.

– Это когда мужчины встают на четвереньки, ваша честь, – пояснила графиня Зора, – а дамы садятся на них верхом.

– И мужчины скачут? – искренне удивился судья.

– Не в полном смысле этого слова, ваша честь, – покачала головой фон Рюстов. – Такую цель никто и не преследовал. Это была просто игра, все хохотали, многие даже до истерики… Дамы то и дело падали с «лошадей».

– Понимаю. – На лице судьи появилось выражение откровенной брезгливости, и это все заметили.

– Принцесса Гизела участвовала в этих развлечениях? – спросил Рэтбоун. – И принц Фридрих тоже?

– Конечно, – кивнула Зора.

– Гизела была в ударе? Ей это нравилось?

Графиня слегка свела брови, словно задумалась, прежде чем ответить на вопрос адвоката.

– Не думаю, – произнесла она наконец.

– Но вы же сказали, что она участвовала в этих… забавах? – возразил Оливер.

– Она… скакала верхом на принце Уэльском… и свалилась с него.

Галерка готова была взорваться от негодования, но шум тут же был подавлен громким шиканьем.

– Принц Фридрих был недоволен и огорчен, что его жена привлекает всеобщее внимание? – спросил Рэтбоун пересохшими губами.

– Нет, – просто ответила графиня. – Ему нравилось, что она в центре внимания, что вокруг нее веселье и смех. Он не ревновал ее, и если вы думаете, что он опасался, как бы она не поддалась чьим-то ухаживаниям, то вы ошибаетесь. Такого с нею никогда не случалось. Я ни разу не видела, чтобы она обнадежила кого-то из мужчин, да и другие о ней такого не скажут. Они с принцем всегда были вместе, всегда ворковали, как голубки. Часто, сидя рядом с ней, он держал ее за руку.

С галерки снова донесся неясный шум. Судья был смущен, а адвокат Харвестер – озадачен.