Кот и мышь - Кристианна Брэнд
— Вы имеете в виду, что не можете спуститься к реке?
— Я могу попытаться. — Почему он так сердит из-за того, что она повредила ногу? — Если вы не против помочь мне...
Но Катинка не могла даже поставить на землю больную ногу, а нелепо прыгать всю дорогу на одной ноге также не представлялось возможным... Остатки ее энергии истощились окончательно.
— Мне очень жаль, но я не в состоянии идти. И даже если бы мне удалось переправиться через реку, то все равно пришлось бы подниматься в деревню, чтобы уехать в Суонси.
Карлайон вновь замолчал, словно пребывая в нерешительности.
— Придется вам вернуться ко мне, — сказал он наконец. — Миссис Лав позаботиться о вас, а утром я что-нибудь придумаю. Сейчас уже поздно.
— Простите, что причиняю столько хлопот, — извинилась Тинка, прыгая рядом с ним и стараясь не налегать всей тяжестью на его руку. «Я же не виновата! — думала она. — Я не хотела подворачивать чертову лодыжку! Почему он так сердится?»
Карлайон молча шел рядом, поддерживая ее во время обезьяньих прыжков.
— Кстати, о святом Христофоре, — снова заговорила Катинка. — Должно быть, я с каждой минутой становлюсь тяжелее.
Но он не улыбнулся, и она оставила попытки. Каждое прикосновение ногой к земле причиняло невероятные мучения. Тинка чуть не плакала от боли и усталости. Она понятия не имела, сколько сейчас времени, но туман сгущался, свидетельствуя о наступлении сентябрьского вечера. Нелепая остроконечная крыша дома вырисовывалась на фоне тянущейся ввысь горы, и при виде двух слуг, стоящих на крыльце, как две собаки, ожидающие возвращения хозяина, сердце Тинки упало. «Мне придется снова войти в этот безобразный холл и провести ночь в доме, где нет никого, кроме двух ужасных слуг, столь же ужасного мистера Чаки и Карлайона, внезапно ставшего холодным и недобрым... Никто не знает, где я, здесь нет ни телефона и никакой связи с цивилизацией — только какая-то жуткая тайна, которую я не могу понять...» Прыгая и гримасничая, чтобы не кричать, она вошла в дом. Воображение тут же опять дало о себе знать — коричневое шоколадное болото затягивало ее в трясину...
Женщина в белом переднике не походила на служанку. Она называла Тинку «мисс», но это слово неохотно слетало с ее губ. Миссис Лав явно не привыкла носить фартук — бретельки соскальзывали с плеч, и она то и дело водворяла их на место пухлыми руками. Женщина усадила Тинку на стул в шоколадном холле, не сводя глаз с лица Карлайона. Шали на вешалке больше не было.
— Значит, сэр, молодой леди придется остаться здесь на ночь? — обратилась к хозяину миссис Лав.
— Да, — ответил Карлайон, даже не взглянув на Катинку.
Женщина задумалась.
— Ей лучше отвести комнату сзади.
— Спереди, — возразил Дей Джоунс. — Над столовой.
— Да, — согласился Карлайон. — Эта комната подойдет лучше всего.
— А обед?..
— Мне не нужен никакой обед, — сказала Тинка. — Я не хочу причинять беспокойства. Я бы ушла, если бы могла, но я не в состоянии даже ступить на больную ноту. — Она сидела на жестком деревянном стуле, поглаживая лодыжку и негодующе глядя на непроницаемые лица присутствующих. Карлайон полностью ее игнорировал.
— Лучше сразу уложить ее в постель и принести обед на подносе.
«Я чувствую себя, как мышь среди трех котов», — думала Тинка. Карлайон был сиамским котом — гладким,
ухоженным и породистым, со светло-голубыми глазами и серебристой шерстью, убивающим мышь с презрительным видом, как будто для нее являлось честью быть задушенной и съеденной столь аристократическим созданием. Миссис Лав была толстой персидской кошкой, уютно мурлыкающей, даже когда ее когтистая лапа наносила удар, а Дей Джоунс... Дей был обычным беспородным котярой, хищным и безжалостным... Мышка со сломанной лапкой оказалась во власти трех голодных кошек...
— Мне очень жаль, — продолжала Тинка, стараясь их умиротворить. — Я причиняю столько хлопот. Но утром моей ноге станет лучше, и я сразу же уйду.
Карлайон повернул к ней мрачное лицо.
— Никаких хлопот. Дей и миссис Лав помогут вам подняться наверх, а завтра мы подумаем, как доставить вас домой. — Он быстро шагнул в гостиную, словно желая поскорее забыть об этой истории. Нигде не было никаких признаком мистера Чаки.
«Передняя комната» была большой, квадратной и удручающе неуютной. Пол покрывал узорчатый линолеум, от которого веяло холодом — маленький ковер в центре образовывал небольшой оазис. Деревянная, кажущаяся жесткой кровать была инкрустирована безобразными эмалевыми цветочками; рядом стоял столик с кривыми ножками. Помимо этого в комнате находились платяной шкаф, туалетный стол с маленькими ящичками в обеих тумбочках, умывальник с мраморной крышкой, испещренной пятнами, как будто кто-то пролил на нее коричневую краску, и фарфоровый кувшин с нарисованными на нем фиалками, стоящий в таком же фарфором тазу. Женщина усадила Тинку на скрипучий тростниковый стул и начала суетиться, смахивая пыль с мебели, наполняя водой фарфоровый кувшин и разбирая постель. «Она напоминает мне кого-то, — думала Тинка. — Как будто я уже где-то видела ее раньше».
Журналисту, охотящемуся за свежими скандалами, приходится встречаться со многими людьми — пользующимися доброй и дурной славой, ставшими знаменитыми лишь на миг, с людьми в гостиных, театральных уборных, судах и тюремных камерах, пострадавшими во время несчастных случаев, покалечившими и даже убившими других людей, причем не всегда случайно... Да, она где-то видела эту женщину и при обстоятельствах, каким-то образом связанных со смертью...
«Пусть бы моя лодыжка распухла сильнее, ~ подумала Тинка, — и выглядела заслуживающей подобной суеты». Мисс Лав, казалось, не знала, что ей делать. Мистер Карлайон предложил холодные компрессы — пойдут ли они на пользу?
— Бог его знает, ~ ответила Тинка. — Лишь бы это причиняло поменьше неудобств.
— Мы ведь хотим, чтобы вы снова встали на ноги, верно, мисс? — сказала женщина.
— Еще бы! — с убийственной иронией отозвалась Тинка. — Мы все этого жаждем.
Очутившись наконец в кровати в одной из ночных рубашек миссис Лав — широком и длинном одеянии из дешевого черного шифона и бежевых кружев, — Катинка немного расслабилась, откинувшись на жесткую подушку.
