Инна Кублицкая - Часы доктора Ватсона, или тайна «MWM»

Остаток ночи и я, и кэбмен провели в полиции. Лестрейд теперь смотрел на меня с неприкрытым подозрением. Я отчетливо понимал, что в его мозгу уже складывается такая картина: доктор Джон Ватсон — Джек Потрошитель, кэбмен — пособник; осталось только понять, зачем мне нужно убивать проституток таким жестоким образом.

Холмс, приехавший за мной утром и привезший домой, был встрево¬жен.

— Ватсон, — сказал он, когда мы наконец сели за довольно поздний завтрак, — вы попали в очень неприятную ситуацию. Мне так и хочется спросить, где вы были и что делали шестого и тридцать первого августа.

— Холмс, — сказал я укоризненно, — уж вы-то…

— Боюсь, чтобы доказать вашу невиновность, — продолжил он, — мне придется все-таки найти этого убийцу.

— Тогда почему бы вам не посетить Ист-Энд? — вяло спросил я. Только что принятая ванна не придала мне бодрости. Хотелось спать; вместе с тем тревожили мысли о том, что мне всерьез угрожает суд и бесчестие.

— Я уже там был, — ответил Холмс, с аппетитом поглощал яичницу с беконом. — Посыльный Лестрейда поднял меня в четвертом часу ночи. Правда, о том, что он арестовал вас, он удосужился мне сообщить только в семь. Лестрейд совсем не был склонен вас отпускать; по его мнению, подозрительнее вас во всем Лондоне не найдешь. Вы, оказывается, попадаетесь на месте преступления уже не в первый раз?

— Это все дичайшее совпадение, — мрачно буркнул я.

Холмс просматривал газеты.

— Как и следовало ожидать, сплошная ложь, — заметил он. — Впрочем, что и ожидать от газетчиков. Они ничем не лучше полиции. Стоило ли ни свет ни заря тащить меня на другой конец города, чтобы показать два основательно затоптанных остолопами-полицейскими места преступления.

— Так вы ничего не обнаружили?

Холмс покачал головой.

— Вы уже поели? — спросил он, вставая из-за стола. — Поедете со мной? Возможно, мне понадобится ваша помощь.

— Брать с собой револьвер? — я встал с готовностью.

— Револьвер вам пока не понадобится, — ответил Холмс. — Мы едем в морг.

Мы стояли над столам, где лежали накрытые простынями тела. Мистер Бэкстер, коронер, который показывал нам убитых женщин, откинул ткань и сказал:

— Преступник, как вы видите, разбирается в медицине и обладает навыками хирурга.

Я посмотрел на жертв Джека-Потрошителя с содроганием и отвращением, хотя сам был медиком и видал в анатомических театрах много расчлененных трупов. И мне сразу стало понятно, почему мистер Бэкстер сделал такие выводы: органы нижней части живота были разделены уверенными разрезами явно тренированным человеком — ни один из органов не был поврежден. Мне трудно было представить, чтобы такие разрезы мог нанести непрофессионал или хотя бы мясник, как предполагалось в газетах; убийца явно был знаком с анатомией человеческого тела.

— Преступник — левша, — сказал Холмс. — На это указывает направление разрезов. Орудием убийства может быть как большой анатомический скальпель, так и хорошо отточенный нож, да даже и солдатский штык.

— Вы правы, однозначно на что-то указать нельзя, — согласился с ним Бэкстер. — Позвольте обратить чаше внимание, что внизу живота отсутствует один орган.

Холмс опять склонился над трупами.

— Очень интересно, — заметил он. — В трех предыдущих случаях было так же?

— Все совершенно так же, — подтвердил мистер Бэкстер.

— Очень интересно, — снова повторил Холмс. Он тщательно вымыл руки, и мы вышли из пропахшего дезинфекцией помещения, на свежий воздух.

— Я был не прав, решив сначала, что убийца — обычный сутенер, — сказал Холмс, — Боюсь, тут дело много серьезнее. Отвратительное преступление. Право же, я должен был заняться им гораздо раньше. Да еще это дурацкое подложное письмо. Может быть, именно оно спровоцировало преступника на двойное убийство.

Он потерял аппетит и сон, однако ближайшие дни результатов же было. Полиция тоже зашла в тупик. Из всех районов города в Скотланд-Ярд поступали многочисленные сообщения о Джеке-Потрошителе, однако проверка этих сообщений заканчивалась ничем. Надо ли говорить, что на проверку ложных сигналов полиция зря теряла время и силы.

Впрочем, чтобы следить за мной, в полиции люди нашлись. Право же, я избегал выходить из дома — за мной, даже особенно не скрываясь, всюду, как хвост, следовал бравый молодой с выправкой бывалого солдата. Естественно, я резко сократил число своих прогулок, хотя погода стояла весьма соблазнительная: солнечные теплые дни, деревья в парках позолотили кроны, такое удовольствие гулять по дорожкам и дышать прозрачным как никогда свежим воздухом.

Я читал газеты. Порой у меня возникала мысль, что убийства подстроили сами газетчики: кровавые события вызывали нездоровый интерес, и тираж газет резко увеличился. Что только не писали! Доходило даже до намеков на то, что Джеком-Потрошителем является некое лицо из августейшей семьи, и именно поэтому полиция якобы не торопиться с раскрытием череды преступлений. Некоторые члены парламента, находящиеся в оппозиции, сделали запросы по делу о Джеке-Потрошителе министру внутренних дел. "Сегодня убивают проституток, а завтра доберутся до наших жен. Что вы собираетесь предпринять, чтобы восстановить порядок в Лондоне?" — спрашивали они.

Министр внутренних дел повысил вознаграждение со ста до тысячи фунтов стерлингов. Мало того, сообщникам убийцы, если они выдадут Потрошителя, была обещана полная амнистия по всем их делам.

Шума добавили газеты, в которых появилось еще одно письмо Джека-Потрошителя:

"На этот раз их было двое. Первая чуточку покричала — не смог ее кончить сразу. Ее нашлось времени, чтобы отрезать уши для полиции. Дошлю в следующий раз. С наилучшими пожеланиями — ваш преданный Джек Потрошитель". Холмс, увидев это послание в газетах, в сердцах скомкал газету и запустил ее в угол.

— Самодовольство и наглость этих писак переходит всякие границы, — заявил он.

Холмс только что появился дома после бессонной ночи, проведенной в Уайтчепеле, похоже, без каких-либо результатов, принял ванну, переоделся и курил в кресле у окна. Накануне утром он получил от мистера Бэкстера письмо, в котором тот предлагал встретиться; Холмс исчез на полдня, а вернувшисъ домой, переоделся в истрепанный костюм и заношенное пальто, отчего стал похож на безработного спившегося клерка, и исчез до утра. Теперь я ждал от него новостей. Он, однако, не торопился рассказывать, предпочтя сначала ознакомиться с газетами.

— Вы все же считаете эти письма подложными? — спросил я.

— Безусловно. — Он встал и прошелся по комнате. — Эти письма пахнут дешевым водевилем, а перед нами на уликах Лондона разворачивается настоящая драма. Вчера я вместе с Бэкстером был в Патологическом Институте. Оказывается, несколько месяцев назад у них был одни американец и просил их обеспечить его определенным числом экземпляров органа, который отсутствовал у убитых. За каждый экземпляр он предлагал по двадцать фунтов.

— Но, Холмс, зачем они ему!? Разве что он занимается какой-то научной работой...

— Да, он так и объяснил, причем настаивал, чтобы органы консервировались не в спирте, как обычно, а в глицерине, чтобы они сохранялись в мягком состоянии. Он просил высылать их прямо в Америку. Ему отказали, однако он повторял свои предложения еще в нескольких местах.

— Боже мой, Холмс, но ведь какой-нибудь опустившийся субъект мог узнать об этих предложениях и таким образом пришел к мысли заработать деньги столь диким способом!

— Да, это возможно! — согласился Холмс. — До 1832 года, пока врачи были лишены возможности работать с трупами, как известно, существовали настоящие банды, которые не только похищали с кладбищ свежезахороненные трупы, но даже и совершали убийства, чтобы доставить заказанное тело, когда другой возможности не было.

— Это ужасно, — сказал я.— Сколько же экземпляров нужно было американцу?

Холмс невесело усмехнулся.

— В том-то и дело! Если органы вынимаются по его заказу, убийства еще будут продолжаться.

— Холмс!

— Да-да, мой дорогой Ватсон, так что будьте поосторожнее и заботьтесь о своем алиби.

Я и без его совета заботился о том, чтобы по крайней первую половину ночи, когда, как правило, и действовал Джек-Потрошитель, бывать на виду. Если Холмса не было дома, и он не мог составить мне компанию, я отправлялся в клуб и засиживался там допоздна.

Ночью 9 ноября я был разбужен почти сразу после того, как заснул, в начале двенадцатого часа ночи. У моей постели стоял Холмс, а в приоткрытую дверь заглядывало лисье лицо Лестрейда. Помимо воли я взглянул на часы, однако было уже более десяти часов вечера, и я мог не опасаться по крайней мере того, что Лестрейд пришел меня арестовать.

— Извините, что побеспокоил, — попросил прощения Холмс. — Я сказал инспектору, что весь вечер провел с вами, но он хотел лично убедиться, что вы здесь.