Жаклин Уинспир - Мейси Доббс. Одного поля ягоды
— Так вот, как вы знаете, мисс, многие ребята пошли на войну в слишком раннем возрасте. Мальчишки старались быть мужчинами, да и мы, остальные, были почти мальчишками. Когда по свистку нужно было подниматься из траншей, они бледнели как полотно. Да все мы бледнели. Мне самому тогда едва исполнилось восемнадцать.
Билли отхлебнул чаю и утер губы тыльной стороной ладони.
— Нам приходилось хватать их под мышки, выталкивать наверх и надеяться, что все обойдется. А иногда кто-то из них оставался в траншее.
Глаза Билли снова затуманились, и он утер их шейным платком.
— А когда такое случалось, когда мальчишка был парализован от страха, его могли обвинить в трусости. Если потом замечали, что он не вылез из траншеи вместе с товарищами, начальство не задавало много вопросов, так ведь? Нет, беднягу обвиняли в трусости, и все! Так что нам приходилось наблюдать друг за другом.
Утерев шейным платком лоб, молодой человек продолжил:
— Их судил военно-полевой суд. И вы знаете, чем это кончалось для большинства, правда ведь? Расстрелом. Даже если кто-то из них был не совсем уж невиновным, все равно нельзя было так, верно? Чтобы их расстреливали свои. Чертовски дико, разве не так? Молишься-молишься, чтобы тебя не убили ребята кайзера, а потом тебя убивают свои же!
Мейси промолчала и поднесла дымящуюся кружку ко рту. В этой истории не было ничего нового. Новым для нее был только рассказчик бесшабашный Билли Бил.
— Так вот, этот Винсент Уэзершоу был, на взгляд начальства, очень мягок со своими солдатами. Говорил, что расстрелы ни к чему — ребята и без них гибнут от артогня. Очевидно, начальство хотело, чтобы Уэзершоу стал жестче. Всей истории я не знаю, но, как слышал, ему приказали сделать кое-что, а он не захотел. Отказался. Пошли разговоры о разжаловании. Говорят, никто толком не знает, что произошло, но, видимо, когда пошли эти слухи, он потерял голову и начал бесшабашно разгуливать без каски на глазах у противника. Потом, само собой, его ранило — при Випере, под Пашендалем. Неподалеку оттуда ранило и меня, но тогда это казалось за сотню миль.
Мейси улыбнулась, но улыбка была печальной, задумчивой. Она вспомнила, что солдаты вместо «Ипр» говорили «Випера».
— Заметьте, меня ранило не когда я вылезал из траншеи. Нет, под Мессеном мы не знали, где противник — рядом или ниже нас, не знали, где эти сволочи — прошу прощения, мисс, — установили мины. А нам, саперам, требовалось делать проходы для наших.
Билли опустил голову, взболтнул остатки чая, чтобы растворить сахар на дне кружки, и закрыл глаза, переживая нахлынувшие воспоминания.
Оба сидели в молчании. Женщина, как это часто случалось в последние дни, вспомнила Мориса и его наставления: «Мейси, ни в коем случае не задавай вопросов сразу же после рассказанной истории. И не забывай поблагодарить рассказчика, история расстраивает в какой-то мере даже посыльного».
Собеседница подождала еще несколько минут, пока погруженный в воспоминания Билли допивал чай, глядя на крыши за окном.
— Билли, спасибо, что разузнали все это. Наверное, нелегко было добыть все подробности.
Билли поднес кружку к губам.
— Как я сказал, мисс, — если нужно что-то сделать, то Билли Бил ваш должник.
Мейси повременила еще, даже сделала несколько записей в досье на глазах у Билли, чтобы подчеркнуть важность его сообщений.
— Вот что, Билли, — сказала Мейси, закрыв наконец досье и убрав его обратно в стол, — надеюсь, вы позволите мне сменить тему. Есть одно дело, правда, не срочное.
— Скажите какое, мисс.
— Билли, мне нужно окрасить эту комнату или оклеить обоями. Она грязно-коричневая, как вчерашняя кровяная колбаса, нужно сделать ее чуть более праздничной. Я заметила, что на первом этаже вы провели отличную работу в комнате мисс Финч — дверь была открыта, и, проходя мимо, я заглянула. Что скажете?
— Я немедленно примусь за это, мисс. По пути домой обдумаю цвета, а завтра загляну к своему корешу — он маляр и обойщик, — посмотрю, что у него есть.
— Билли, это будет замечательно. Большое вам спасибо.
И очередной рассказчик заснул в ту ночь, думая не о рассказанной истории, а о красках и текстуре. Но у Мейси конец дня был другим. Она сделала запись в своем досье, озаглавив ее просто «Винсент», и принялась чертить схему с именами людей и названиями мест.
Мейси Доббс была совершенно уверена, что интуиция ее не подводит: смерть Винсента всего лишь одна нить в сложной паутине чего-то недоброго. Она знала, что вскоре выяснит, каким образом эта яркая нить — Винсент — связана с другими людьми, погребенными на кладбище в Нетер-Грин только под именами. Мейси намеревалась при очередной встрече с Селией Дейвенхем выяснить, как Винсент жил после войны и где умер.
Более того, Мейси требовалось объяснение, почему он был просто Винсент.
Глава седьмая
Мейси сидела в дубовом кресле, поджав колени к груди, так что пятки упирались в край сиденья. Около часа назад она сняла туфли и надела теплые носки, хранившиеся в ящике стола. Полистала отчет Кристоферу Дейвенхему и стала думать, что лучше всего сказать. В таких случаях ей очень недоставало совета Мориса Бланша. Отношения между учителем и ученицей были непринужденными. Она старалась освоить его профессию, и он передавал ей знания, накопленные за долгое время работы в том, что именовал судебной наукой о личности. Можно было бы обратиться к нему за консультацией, но Морис ушел на покой и Мейси знала: ему хотелось, чтобы она справлялась без его помощи.
В ушах у нее зазвучал голос учителя: «Мейси, дорогая, помни главное. Всякий раз, когда окажешься в тупике, возвращайся к нашим начальным разговорам. И не забывай о связях — связи всегда существуют».
Теперь Мейси предстояло решить, как далеко можно зайти в отчете Кристоферу Дейвенхему. Этот человек хотел только знать, куда уходит его жена и не появился ли у нее другой мужчина. В дополнительных сведениях необходимости не было. Мейси подумала еще немного, положила досье на стол перед собой и поднялась.
— Нет, этого достаточно, — произнесла она, обращаясь к пустой комнате.
— Садитесь, пожалуйста, мистер Дейвенхем.
Теперь на зябнувших ступнях Мейси были элегантные кожаные туфли.
— Мисс Доббс, у вас готов отчет для меня?
— Да, конечно. Но сперва, мистер Дейвенхем, я должна задать вам несколько вопросов.
— Разве их еще не достаточно? Я полагаю, цель моего появления здесь была ясна. Мне нужны сведения, мисс Доббс, и если вы хотя бы наполовину оправдываете свою репутацию, они должны у вас быть.
— Да, они у меня есть. Но мне хотелось бы обсудить открыто, как вы используете их, когда получите.
— Не уверен, что понимаю вас, мисс Доббс.
Мейси открыла досье, вынула из него чистый лист бумаги, заранее положенный поверх подробных записей, затем захлопнула папку и накрыла ее этим листом. Такому приему она научилась у Мориса, и он оказался весьма полезным. Чистый лист представлял собой будущее, пустую страницу, которую можно заполнить по желанию наблюдателя. Исписанные листы, доставаемые во время разговора, отвлекали, поэтому отчет нужно было отдавать только в конце встречи.
— Мистер Дейвенхем, если нет другого мужчины, если нет оснований подозревать, что жена вас обманывает, что вы станете делать?
— Да ничего. Если мои подозрения безосновательны, никакой проблемы не существует.
— Понятно. Мистер Дейвенхем, эта ситуация деликатная. Прежде чем продолжать, я должна попросить вас дать мне обязательство…
— Что вы имеете в виду?
— Обязательство относительно вашего брака. Относительно благополучия вашей жены и вашего будущего.
Кристофер Дейвенхем беспокойно заерзал в кресле и сложил руки на груди.
— Мистер Дейвенхем, — сказала Мейси, глядя в окно, — сегодня такой замечательный день, вы не находите? Давайте прогуляемся по Фицрой-сквер. Можно будет свободно разговаривать и наслаждаться погодой.
Не дожидаясь ответа, Мейси поднялась из кресла, сняла с вешалки жакет и протянула его Кристоферу Дейвенхему. Тот, будучи джентльменом, подавил раздражение и помог ей одеться. Мейси закрепила шляпку заколкой с жемчужиной и улыбнулась мистеру Дейвенхему.
— Прогулка будет замечательной.
Они пошли сначала на Уоррен-стрит, потом свернули налево по Конвей-стрит на Фицрой-сквер. Солнце пробивалось сквозь серые утренние тучи, предвещая наступление более теплой погоды. Эта прогулка была отнюдь не праздным предложением. Мейси почерпнула у Мориса Бланша, что важно поддерживать у клиента готовность ко всему, что она может сообщить или предложить. «Сидение в кресле дает человеку прекрасную возможность замкнуться, — говорил Бланш. — Заставь клиента двигаться, как художник заставляет двигаться краски, когда пишет картину. Не давай им засохнуть; не позволяй клиенту пропускать твои слова мимо ушей».
