Жаклин Уинспир - Мейси Доббс. Одного поля ягоды
Селия Дейвенхем умолкла, словно собираясь с силами. Выдержав паузу, Мейси попросила:
— Расскажите, что произошло с Винсентом.
— Это было под Пашендалем.
— А, да. Я знаю…
— Думаю, теперь все мы знаем. Очень многие…
— …и Винсент?
— Да, хотя кое-кто может счесть, что ему повезло. Он вернулся с войны.
Селия вновь умолкла, зажмурилась, а потом продолжила:
— Я иногда пытаюсь вспомнить его прежнее лицо. Неизувеченное. Но не могу. Помню только шрамы, и от этого очень тяжело. По ночам закрываю глаза и стараюсь воскресить его в памяти, но не получается. Джорджа представляю себе яснее — его лицо пострадало не так сильно, — но тоже не могу вспомнить его точно таким, как до войны.
— Да, это, должно быть, очень тяжело.
— Что-то изменилось в Винсенте и его жажде жизни, переродилось в свою полную противоположность. Его рота попала под сильный огонь противника. Винсенту угодила в лицо шрапнель. Он чудом выжил. Джордж лишился уха, на щеке у него остались шрамы, которые вы сочли бы страшными, но по сравнению со шрамами Винсента они кажутся пустяковыми.
Мейси посмотрела на собеседницу: та уже не так сильно сжимала ее руку. Сама рассказала историю Винсента Уэзершоу и словно выдохлась. В первые дни ученичества Мейси много раз молча наблюдала, как Морис внимательно слушает клиента, мягко подбадривает вопросом, замечанием или улыбкой. «История занимает место в душе, как свиль в дереве. Если удалить его, останется пустота. Мейси, мы должны задаться вопросом, как заполнить созданную нами пустоту. Мы за нее в ответе», — объяснял потом учитель.
— Миссис Дейвенхем, вы, должно быть, устали. Встретимся как-нибудь еще раз? — спросила она.
— Да, мисс Бланш, давайте встретимся.
— Может, погуляем в Гайд-парке или в Сент-Джеймсском — озеро в это время года очень красивое.
Женщины условились встретиться на будущей неделе в «Ритце», потом пройтись от Грин-парка до Сент-Джеймсского. Но перед тем как они расстались, Мейси предложила:
— Миссис Дейвенхем, вам, наверное, скоро нужно домой, но скажите вот что. В магазин «Либертиз» поступили новые ткани, только что из Индии. Не хотите пойти со мной взглянуть на них?
— Конечно, с удовольствием.
Позднее Селия Дейвенхем, размышляя о проведенном дне, удивилась. Хотя она все еще ощущала печаль, главным ее воспоминанием были громадные рулоны тканей, которые демонстрировали по ее просьбе услужливые продавцы. Вытаскивали с восторженными похвалами ярды трепещущего индийского шелка: фиолетового, желтого, розового и красного. Она терла его между большим и указательным пальцами, прикладывала к лицу перед зеркалом. Затем Селия подумала о женщине, которую знала как Мейси Бланш. Она незаметно ушла, оставив Селию потакать своему пристрастию к строению и цвету тканей гораздо дольше, чем та собиралась. Таким образом, день, принесший много слез, окончился радужным финалом.
Глава шестая
Мейси возвращалась в контору. Уже стемнело, несмотря на то что ей очень хотелось чаю, гораздо более крепкого, чем слабенький «дарджилинг» в «Фортнум энд Мейсон», требовалось работать. От Селии Дейвенхем Мейси узнала далеко не все. Но именно нерассказанная часть истории позволила Мейси уйти, оставив дверь открытой. Она не стала утомлять Селию откровениями и воспоминаниями. Умело направляя ее, Мейси смогла облегчить страдания женщины.
Джек Баркер встретил Мейси у станции метро «Уоррен-стрит». Приветствуя ее, он снял кепку.
— Добрый вечер, мисс Доббс. Надо же, в конце дня вы замечательно выглядите.
— Спасибо, мистер Баркер, но я буду выглядеть еще лучше, когда выпью чашку чаю.
— Заставьте этого Билли заварить вам чай. Он слишком много треплется о долгом рабочем дне. Знаете, иногда приходится говорить ему, что я занят и не могу приводить в порядок мир вместе с ним.
Мейси усмехнулась, уже зная, что Джек Баркер умеет без конца молоть языком и Билли Бил может пожаловаться на него по тому же поводу.
— Но Билли молодчина. Разве нет, мистер Баркер?
— Это точно. Поразительно, как быстро он может двигаться с покалеченной ногой. Видели бы вы, как он иногда бегает, несмотря на хромоту. Бедняга. Но как-никак он все же вернулся к нам, верно?
Мейси согласилась.
— Да, мистер Баркер, как-никак он вернулся домой. Мне надо идти, так что всего вам доброго. Есть повод купить последний выпуск газеты?
— Если хотите знать мое мнение, повод неприятный. Треднидл-стрит и Сити очень обеспокоены. Говорят о резком спаде деловой активности.
— Тогда не стану. Доброй ночи, мистер Баркер.
Мейси свернула на Уоррен-стрит. Впереди нее шли две студентки школы искусств Слейда, которые, видимо, жили где-то поблизости. Обе несли под мышками папки с образцами работ и, хихикая, обсуждали какую-то однокурсницу. У входа в пивную «Принц Уэльский» они остановились пообщаться с группой молодых людей, потом решили присоединиться к ним. Около пивной стояла и курила женщина в черном. Она крикнула девушкам, чтобы те смотрели, куда идут, но студентки лишь снова захихикали. Вскоре к этой женщине подошел мужчина, Мейси заподозрила, что женатый, потому что он быстро глянул в обе стороны улицы, перед тем как взять женщину под руку и торопливо войти с ней в пивную.
— Каких только людей нет, — вполголоса сказала Мейси и продолжила путь по Уоррен-стрит к своей конторе.
Мейси открыла дверь, ведущую в темный лестничный колодец, и когда уже собралась включить тусклую лампу, наверху зажегся свет и послышался голос Билли Била:
— Это я, мисс. Видите лестницу?
— Билли, вам определенно пора заканчивать работу.
— Да, но у меня есть для вас новости. О том человеке, про которого вы спрашивали. Уэзершоу. И я решил подождать, на тот случай если мы завтра не увидимся.
— Спасибо, Билли. Давайте поставим чайник.
Мейси вошла в контору первой, включила свет и пошла с чайником к плитке.
— И телефон звонил без умолку. Вам нужен помощник, мисс, чтобы записывать сообщения.
— Мой телефон звонил?
— Но он для того и установлен, так ведь?
— Да, конечно. Но звонит он не так уж часто. Я обычно получаю сообщения через почтальона или посыльного. Интересно, кто мне дозванивался.
— Судя по тому, как звонил телефон, какой-то полоумный. Я работал в котельной, сам производил немало шума, но слышал, что то и дело раздаются звонки. Я пару раз поднимался, хотел ответить за вас — в случае крайней необходимости я могу пользоваться общим ключом, — но только подходил к двери, он переставал трезвонить. Я уж хотел пойти за инструментом и провести линию вниз, чтобы отвечать самому.
— Как?
— Не забывайте, мисс, я был сапером. Знаете, если можешь протянуть линию под проливным дождем, передвигаясь по грязи на четвереньках, под пулями гуннов — чтобы высокие чины могли друг с другом разговаривать, — мне ничего не стоит кое-что сделать с вашей.
— Правда, Билли? Нужно будет иметь в виду. А пока что тот, кто хочет со мной поговорить, найдет способ. Ну, что вы хотели мне сообщить?
— Так вот, я поспрашивал кое-кого из старых корешей про этого Винсента Уэзершоу. Оказалось, один из них знает кого-то, кто знает кого-то еще, кто говорил, что после одного из больших сражений у него было не все в порядке вот здесь.
Билли постучал пальцем по виску, и Мейси кивнула, давая ему знак продолжать.
— У него погибло много людей. Должно быть, он не мог простить себе этого. Взвалил всю вину на себя, словно сам убил их. Но я еще слышал, что у него возникли какие-то нелады с начальством. Все это только слухи, но…
— Продолжайте, Билли, — попросила Мейси.
— Так вот, мисс, знаете, сказать по правде, мы там часто бывали перепуганы.
— Да, Билли, я знаю.
— Конечно, знаете, мисс. Еще бы вам не знать! Как подумаю, чего медсестры, должно быть, навидались… в общем, говоря по правде, боялись мы все. Не знаешь, когда тебя найдет пуля. Но кое-кто…
Билли не договорил, отвернулся от Мейси, снял красный шейный платок и утер глаза.
— Господи… Простите, мисс. Не знаю, что на меня нашло.
— Билли, с этим рассказом можно повременить. Давайте я заварю чай!
Мейси подошла к плитке и налила кипяток в фаянсовый чайник с заваркой. Сняла с полки над плиткой две большие жестяные кружки, помешала заварку в чайнике и налила себе и Билли с большим количеством сахара и небольшим — молока. После проведенного во Франции времени Мейси предпочитала для обычных чаепитий кружки армейского образца, их тепло согревало руки и все тело.
— Пожалуйста, Билли. А теперь…
— Так вот, как вы знаете, мисс, многие ребята пошли на войну в слишком раннем возрасте. Мальчишки старались быть мужчинами, да и мы, остальные, были почти мальчишками. Когда по свистку нужно было подниматься из траншей, они бледнели как полотно. Да все мы бледнели. Мне самому тогда едва исполнилось восемнадцать.
