Эдмунд Криспин - Дело о золотой мушке. Убийство в магазине игрушек (сборник)
Глава 13
Случай с вращающимся профессором
Джордж Шарман жил на Грейт-Кинг-стрит, улице с дешевыми жилыми домами возле Оксфордского вокзала. Дом, в котором он обитал вместе с приходящей стряпухой, которая готовила ему еду и делала вид, что убирает, стоял немного поодаль от основного ряда зданий и мог похвастаться чем-то вроде сада, если несколько чахлых кустиков рододендрона, массу буйно разросшейся травы, несколько кочанов капусты и две большие, но бесплодные яблони заслуживают этого гордого звания. Домик был мал, сложен из серого камня с белой облицовкой по фасаду, зеленая краска на деревянном крыльце облупилась и пошла пузырями. Он назывался «Гавань». Стряпуха, проводившая дни напролет за питьем стаута[342] и чтением бульварных романов, сидя в гостиной, возвращалась к себе домой в восемь вечера. Таким образом, когда Фен, Уилкс, Салли и мистер Хоскинс столкнулись с мистером Барнеби в конце улицы, мистер Шарман, по всей вероятности, был дома один.
Мистер Барнеби был полон эксцентричных планов. Он внимательно, хотя и без особого понимания, изучал под фонарем большой план города.
– Они все здесь, дорогой Энтони, – сообщил он мистеру Хоскинсу, – и под влиянием спиртных напитков изрядно разгорячились и преисполнились боевого духа. Определенно любой путь к спасению отрезан несколькими головорезами из оксфордской спортивной команды.
– Конечно, вполне возможно, что он уже ушел, – заметил Фен. – Но я не собираюсь полагаться на случай. Уилкс, ты не мог бы остаться подальше, в тылу, с Салли? – Уилкс, воинственно потрясая зонтиком, кивнул, и Фен был так поражен его немедленным согласием, что на минуту лишился дара речи. Опомнившись, он спросил:
– Мистер Барнеби, у вас кто-нибудь стоит у задней калитки?
– О, ну конечно же.
– Хорошо. Мистер Хоскинс, останьтесь здесь и помогайте мистеру Барнеби. Ричард, главный вход – твой. Я войду и побеседую с джентльменом, если только он здесь.
– Ну прямо битва при Сомме[343], – пробормотал мистер Барнеби, – «Накануне сражения» кисти Берн-Джонса.
Все они, чувствуя себя немного глуповато, пошли по своим постам. Дождь пошел снова, и отражения уличных фонарей ярче и четче заблестели на влажной, черной дороге. Приглушенные звуки перебранки, доносившиеся откуда-то издалека, свидетельствовали о том, что рекруты мистера Барнеби были недовольны какими-то элементами плана военной кампании. Кадоган стоял возле телеграфного столба и, приложив к нему ухо, слушал пение проводов. Анализируя свои чувства, он пришел к выводу, что испытывает скорее любопытство, чем волнение. В конце концов, все преимущества были на их стороне.
Фен быстро прошагал по короткой асфальтированной дорожке, ведущей к двери. Заметив записку с просьбой стучать и звонить, он постучал и позвонил. Подождав, он постучал снова, снова позвонил; и в конце концов, не дождавшись ответа, вышел из поля зрения, обойдя вокруг дома, где, надо думать, проник в дом на воровской манер – через окно. Дождь усилился, и Кадоган поднял воротник плаща. Было слышно, как мистер Барнеби беседует с мистером Хоскинсом о чем-то, не имеющем отношения к их нынешнему делу. Две-три минуты прошли без всяких происшествий. И вдруг внезапно дом вздрогнул от выстрела. Хлопок прогремел в одной из темных комнат, и блеснуло пламя. Вслед за этим раздался крик Фена, но слов разобрать было нельзя. Сердце Кадогана, который был как струнка натянут от напряжения, бешено колотилось. Он не знал, куда бежать и что делать. Через секунду он опомнился и, спотыкаясь, припустил по мокрой лужайке туда, куда ушел Фен, оставив парадный вход без охраны, ведь вдоль дороги во всех направлениях стояли стражи. Зайдя за угол дома, он заметил краем глаза темную фигуру, проскользнувшую через кусты на другую сторону, и издал предупреждающий крик. Почти одновременно с этим Фен вывалился из ближайшего окна и, сыпля ругательствами на нескольких языках, замахал руками, призывая его вернуться на свой пост.
– Он выбрался наружу, – объявил он и без того очевидную новость. – И у него есть оружие. С той стороны!
Они побежали обратно, поскальзываясь в темноте. Кто-то из соседнего дома распахнул окно и спросил:
– В чем дело? – но они не обратили на него внимания, и к тому времени, как вопрошающий надел шляпу, плащ и вышел на улицу, почти все удалились.
Кадогану так никогда и не удалось толком разобраться в последовавшем за этими событиями фиаско. Стоит учесть, что армия мистера Барнеби была не совсем трезва, что в темноте было трудно отличить друга от врага, в результате чего мистер Барнеби был атакован своими же, пока сетования в присущей ему манере не помогли обнаружить ошибку, и что каждый из них в ложной уверенности, что видит добычу, покинул свой пост в решающий момент и присоединился к общему бесполезному снованию туда-сюда. Вскоре стало очевидно, что Шарман убежал через дыру в изгороди в заднем углу сада в ближайший переулок, и Фен, невероятно взбешенный, послал двух студентов обратно в дом, на тот случай, если они ошиблись, отослал мистера Барнеби, предавшегося скорби из-за телесных повреждений, и остальных в направлении вокзала, а сам вместе с Кадоганом, мистером Хоскинсом, Салли и Уилксом пустился вдоль единственного другого вероятного пути бегства преступника, дороги, которая вела в предместье Ботли[344].
– Он хотел отвлечь наше внимание, – сказал Фен, – и ему это удалось. «Не надейтесь на принцев», и далее по тексту…[345] Всем просьба: внимательно смотреть по сторонам! И, умоляю, помните: он вооружен.
Дальнейшие его унылые сетования крайне угнетающе действовали на окружающих.
– Если он не совсем с ума сошел, то на вокзал не пойдет, – рискнул высказать свое мнение Кадоган.
– Нет, – отозвался, немного успокоившись, Фен. – Вот почему я послал остальных туда. Они так пьяны, что не смогут даже черепаху загнать в клетку для кролика…[346] Салли, я действительно считаю, что вам следует вернуться домой.
– Мне? Ни в коем случае. Тем более что я под защитой доктора Уилкса.
– Вот видишь? – самодовольно сказал Уилкс.
– Старческое тщеславие, – парировал Фен. – Надеюсь, Уилкс, ты понимаешь, что тебе следует на закате дней подумать о душе и не гоняться за молоденькими девушками под предлогом их защиты?
– Где твой рыцарский дух, негодяй? – ответил Уилкс, чем так обескуражил Фена, что некоторое время тот не мог вымолвить ни слова.
Эта улица в отличие от Грейт-Кинг-стрит была оживленной, и в нескольких местах им пришлось лавировать среди скоплений мокрых зонтиков. Ярко освещенные автобусы, от радиаторов которых под дождем шел пар, с шумом проезжали мимо. По водостокам, булькая, струилась вода. Полицейский в плаще с капюшоном, властный и величественный, стоя на перекрестке, командовал уличным движением, но здесь не было и следа мистера Шармана.
– Тьфу ты, черт, – сказал Фен, – сами видите: нам его никогда не найти. Он мог забежать в любую дверь. Черт бы побрал Барнеби и его команду за то, что все испортили.
Салли взяла дело в свои руки. Она выбежала на мостовую и, едва не попав под такси, подбежала к полицейскому.
– Привет, Боб, – сказала она.
– Ба! Привет, Салли, – ответил тот. – Ну и ночка выдалась. Тебе бы не стоило разговаривать со мной. Ну, то есть когда я на посту.
– Я тут ищу одного мужчину, Боб…
– А когда такого за тобой не водилось? – подмигнул Боб. Он подозвал жестом грузовик с той стороны дороги.
– Скажите, пожалуйста, как смешно! – отозвалась Салли. – Нет, Боб, тут серьезное дело. Он должен был здесь пробегать. Тощий коротышка с кроличьими зубами, кутаный-перекутаный…
– А, точно, я видел его меньше минуты назад. Его чуть не раздавило в кашу, когда перебегал на красный свет.
– Куда он направился?
– Зашел вон в ту киношку, – сказал Боб, быстрым движением головы указывая направление. – Никогда бы не подумал, что такие твой тип.
Но Салли, недослушав, уже возвращалась к остальным, раскрасневшаяся, с победоносным видом.
– Он пошел в «Колоссаль», – сообщила она.
– Мои поздравления, – сказал Фен, – приятно сознавать, что в нашей компании есть кто-то, кроме меня, обладающий интеллектом. – Тут он кинул пристальный и сердитый взгляд на Уилкса. – Что ж, пойдемте.
«Колоссаль», который находился менее чем в ста ярдах впереди, – самый заштатный и сомнительный кинотеатришка, какой только можно себе вообразить. Вдобавок его оснащение до того примитивно, что можно было бы подумать, будто это первый удавшийся эксперимент на заре кинематографа. Билетерши ленивы, а швейцар стар и имеет обыкновение устраивать ненужную очередь из кинозрителей, в то время как в зале полно свободных мест. Здесь показывают допотопные фильмы, подверженные всем «тысячам мучений – наследью кинопленки»: от постоянного потрескивания и дрожания, как при болезни Паркинсона, до полной путаницы в порядке эпизодов, с чем не в состоянии бороться киномеханик, беспробудно пьяный и, по-видимому, не пошедший в своей профессии дальше самых ее азов. «Колоссаль» – любимое прибежище парочек, чей роман уже зашел довольно далеко. Это излюбленное заведение студентов начальных курсов, наиболее склонных к хулиганству, которые ходят туда только затем, чтобы полюбоваться, как все идет наперекосяк.
