Сергей Шведов - Авантюрист

— А ты почему не играла? — спросил я у Носовой.

— Веневитинов мне не по зубам, — мягко улыбнулась она. — Не скажу, что он играет нечисто, но с что-то с ним не так.

— А что не так?

— Считай, что это женская интуиция.

Любопытная складывалась ситуация. А я ведь грешным делом заподозрил, что Язон с Веневитиновым работают вместе. Впрочем, отбрасывать эту версию и сейчас преждевременно. Нельзя исключать, что эти двое просто морочат голову доверчивым лохам, изображая соперничество. Но на основе полученной от Носовой и Костенко информации можно выдвинуть и еще одну версию: Веневитинову зачем-то понадобились золотые изделия, которые сбывал Язон.

— А ты почему не на машине? — спросил я у Носовой.

— Машина моя сломалась. Сплошная невезуха в последнее время. Может, зайдешь с нами в казино? Даром, что ли, ты у нас счастливый. Глядишь, отблеск счастья и на меня упадет.

— Давненько я не держал в руках шашек, — процитировал я известного героя. — В смысле фишек.

— Тогда тем более пойдем, — стояла на своем Мария. — Наверняка выигрыш нам обеспечен.

Я не люблю играть в казино, а уж в рулетку тем более. Однако и ссориться со старой подругой не хотелось. Мне показалось, что у Машки какое-то ко мне дело, даже предложение, но она, по своему обыкновению, не спешит открывать карты.

В казино было довольно многолюдно, что и неудивительно в это время суток. Самые любимые заведением клиенты, то бишь богатые, озабоченные деловыми проблемами дяди, для которых казино всего лишь развлечение, собираются здесь именно в эту пору. Бизнесмену в принципе все равно, выиграть или проиграть, ему важнее снять стресс, отвлечься от повседневности и утопить в азарте свои проблемы. Бывают, конечно, и катастрофы, когда игра затягивает человека до такой степени, что он спускает все, включая и здравый смысл. Но такие неприятности случаются гораздо реже, чем думают многие. В конце концов, бизнес ведь тоже игра, и во многом не менее увлекательная, чем рулетка. Не говоря уже о политике. Вот где присущий человеку азарт может реализоваться в полной мере.

— А почему «девять»? — с интересом посмотрела на меня Носова.

— Волшебное число, — усмехнулся я.

И, как вскоре выяснилось, оказался неправ. Выпало «двадцать пять» под огорченный вздох Машки и ехидное похихикиванье Костенко, который, между прочим, тоже проставился.

— Еще раз девятка? — спросила Носова.

— Семерка, — сказал я, увеличивая ставку сразу в пять раз. — Я потом объясню почему.

Крупье посмотрел на меня с интересом. На лице сдержанного элегантного молодого человека промелькнуло даже нечто похожее на улыбку, хотя обычно служители игры, как жрецы древнего культа, носят маску непроницаемости и полного равнодушия к горестям и радостям малых сих.

Я угадал. Костенко не удержался от завистливого восклицания. Вадик, как я давно заметил, вообще крайне болезненно переживает чужую удачу, может быть, именно поэтому ему редко везет в карты и рулетку.

— Шестнадцать.

Носова взглянула на меня с испугом, но подчинилась. Костенко, твердо уверенный, что дважды подряд угадать правильное число не способен никто, вообще воздержался от ставки и был посрамлен судьбой и случаем. Ибо выпало все-таки шестнадцать.

— Чтоб ты провалился, граф Феля, — расстроенно выругался Вадик. — Недаром же говорят, что тебе черт ворожит. А тут хоть топись.

Сумму нашего с Марией выигрыша я называть не стану. Среди игроков это не принято. Счастье ведь не измеряется в центах и процентах. А что до казино, то подобные редкие события делают имя заведению и привлекают к игровым столам больше народу, чем любые самые хитроумные рекламные ходы. Слух о двойной удаче сразу же распространился по игровым залам, вызвав повышенный интерес именно к рулетке. Я нисколько не сомневался, что этот вечер будет счастливым для казино, ибо чужой пример заразителен, и деньги на кон будут брошены нешуточные.

— Так почему ты начал с девяти? — Мария расположилась у стойки с бокалом в руке, и ее направленные на меня глаза искрились весельем.

Я уже говорил, что женщина она небедная. Так что вряд ли потеря ставки в казино ее очень бы огорчила, точнее, ее не огорчила бы потеря денег, но выигрыш кроме денежного эквивалента несет в себе еще и надежду на то, что загулявшая где-то фортуна повернула наконец к нам свое лицо. Я абсолютно уверен, что в эту минуту Мария меня обожает столь же искренне, как Вадик Костенко ненавидит. Ибо для нее я олицетворение удачи, тогда как для него всего лишь наглый выскочка, перехвативший предназначенную ему улыбку судьбы.

— Девятка вообще удивительное число. К какой бы цифре ты ее ни прибавлял, в результате получаешь то же самое.

— Это как? — не поняла меня Носова.

— Прибавь к семи девять, и в результате ты получишь шестнадцать. А один и шесть в сумме дают все ту же семерку.

Заинтересованная Мария стала проводить в уме несложные подсчеты и, хотя никогда не блистала математическими способностями, усвоенные в школе правила сложения позволили ей убедиться в том, что я все-таки прав.

— А почему «семь»?

— Мне было семь лет, когда мы с тобой познакомились. И шестнадцать, когда я тебя соблазнил.

— Положим, это я тебя соблазнила, — запротестовала Машка. — Ты был тогда скромным и застенчивым до тошноты.

Если честно, то я себя скромным и застенчивым не помню, но спорить с женщиной я не стал — в конце концов, со стороны виднее. Какая разница, кто кого соблазнил, если факт, как пишется в протоколах, имел место. Зато я теперь знаю, кому переадресовывать претензии по поводу собственного поведения, если оно кому-то покажется вызывающим.

— Будешь еще играть? — спросил я ее.

— Нет, хватит испытывать судьбу. Ко мне поедем или к тебе?

— К тебе. Я несколько дней не был дома, и в холодильнике у меня хоть шаром покати.

Нельзя нам было расставаться в этот день, не завершив удачные похождения счастливым аккордом. Не говоря уже о том, что нам обоим этого хотелось. Тлеющая на протяжении десятка лет симпатия вдруг заполыхала жарким костром. Сомнений в том, что этот костер быстро прогорит, у меня практически не было, но это еще не повод, чтобы не погреться у огня хотя бы одну ночь.

У Носовой была очень и очень приличная квартирка. Кажется, она досталась ей от третьего мужа. Чрезвычайно достойный был человек, но умер на взлете деловой карьеры. И, что самое обидное, умер не от пули, а от сердечной недостаточности в возрасте вполне цветущем и пригодном для счастливой жизни. По-моему, ему не было и пятидесяти.

У Марии имелся, надо признать, большой опыт обращения с мужчинами, и не только в постели. Я был обласкан, зацелован и накормлен, что для человека, проведшего чуть ли не целую ночь в полете и успевшего только раз поесть за целые сутки, было обстоятельством немаловажным.

— Так о чем ты хотел от меня узнать?

— А разве я хотел?

— Я тебя слишком хорошо знаю, Строганов, чтобы поверить в твое бескорыстно вдруг вспыхнувшее ко мне чувство.

— Ты не права. Я к тебе очень хорошо отношусь. К тому же всегда приятно хоть ненадолго вернуться в пору своей юности.

Машка лежала на боку, а я на спине, и свет позволял нам смотреть в глаза друг другу. Другое дело, что вопреки мнению романистов в этих самых глазах мало что удается прочесть. Во всяком случае, я не рискнул бы утверждать, что способен по глазам прочесть чьи-то мысли. Настроение можно угадать, да и то не всегда. Смею надеяться, что и Машке мои мысли недоступны. Не то чтобы в них содержалось нечто для нее обидное, а просто мало приятного в том, что кто-то заглядывает в потаенные уголки твоей души. Далеко не всегда, к слову, чистые уголки.

У меня было ощущение, что я занимаюсь любовью в музее. Машкина квартира оказалась под завязку забита антиквариатом. Садиться, а уж тем более ложиться на коллекционную мебель было как-то даже неловко. Все время чудилось, что вот-вот войдет музейный служитель и попросит нас выйти вон. Я сказал об этом Машке, но она в ответ только рассмеялась. Видимо, привыкла жить среди вещей, принадлежащих во времена оны графьям, царям, баронам и прочим того же сорта буржуям, ибо трудно поверить, что деревянное ложе, на котором мы сейчас вольно раскинулись, извлечено из каморки пролетария. Или досталось Машке от ее бабушки, которая, к слову, была крестьянкой. Я это говорю с уверенностью, поскольку очень хорошо знал и бабушку Марии Носовой, и ее родителей, простых рабочих, живших от получки до получки, но добродушных и гостеприимных. Не сочтите меня моралистом, но я никак не могу понять, откуда взялась эта тяга к пошлой роскоши у их единственной дочери, которая возлежала на королевском ложе с видом порфирородной принцессы, принимающей знаки внимания от залетного графа. Смущали меня и картины, развешанные по стенам спальни, с которых неизвестные дамы и джентльмены беззастенчиво пялили на нас глаза, сравнивая свои и наши телесные достоинства, благо недостаток одежды на всех без исключения присутствующих здесь персонажах это позволял.