Джон Карр - Убийства единорога
Эвелин и я видели, что старик настроен по-боевому.
– Они пытались остановить вас? – спросила Эвелин.
– Конечно, но я тем не менее сел в самолет. Разумеется, меня могут попросить уйти в отставку, если они нажмут на нужные кнопки, – радостно усмехнулся Г. М., – но пока что я здесь. Во время полета я сидел и думал. Я знал, что не получу помощи от французской префектуры. Но у меня была теория. Прежде всего мне следовало связаться с вами, девочка, чтобы узнать ваши инструкции, – поэтому я последовал сюда с Марселем. А теперь, когда меня едва не утопили за мои старания, я узнаю, что у вас нет никаких инструкций, которые могли бы мне помочь! Ни одной нити! Ни одного ключа! – Г. М. злобно засопел. – Что же нам теперь делать? Конечно, если моя первоначальная идея была неверной…
Я задумался.
– Мы можем создать оборонительный союз изгоев, но мы здорово застряли на старте – во всяком случае, что касается охоты за Фламандом. К примеру, вам известно, что Рэмсден этим вечером летит из Марселя в Париж? И что Фламанд угрожал лететь тем же рейсом?
Г. М. разглядывал свои руки. Ему приходилось сдерживать мимику, и лицо его одеревенело, дабы скрыть тот факт, что первую партию он проиграл.
– Нет, неизвестно, – ответил он. – Думаете, я бы погнался за вами в эту глушь, зная, что самолет должен приземлиться в Париже вскоре после моего отъезда оттуда?
Эвелин подперла рукой подбородок.
– Значит, если его не задержала гроза, он уже прибыл в Париж. А мы застряли в грязи в нескольких десятках миль от поля битвы и… Что это?
Мотор самолета затарахтел еще ниже и громче. Г. М. выключил свет и посмотрел в окно.
Сначала мы не могли ничего разглядеть. Звук внезапно прекратился, – очевидно, мотор выключили. Потом в нескольких сотнях футов над лугом справа от нас и в нескольких сотнях ярдов от тополей вдоль дороги вспыхнули два луча света с обеих сторон кабины самолета, который кружил над лугом, совершая вынужденную посадку.
– Я подумывал, что Фламанд может пойти на подобный трюк, – промолвил Г. М. – Позаботиться, чтобы этот самолет никогда не долетел до Парижа.
– Вы имеете в виду… – начала Эвелин.
– Угу. Меня бы очень удивило, если бы это оказался не самолет рейса Марсель-Париж, задержанный грозой или какими-то махинациями, с Джорджем Рэмсденом, Гаске и Фламандом на борту. – Г. М. щелкнул пальцами в темноте. – Карты раскладываются сами собой! Я собираюсь сыграть в покер с Гаске и Фламандом, не зная, кто есть кто. Надеюсь только, что самолет не разбился.
Он не разбился. Посадочные огни описали последний круг, нырнули за деревья и заскользили возле тополей, пока не остановились. Потом окна кабины вспыхнули желтым светом.
– Приземлился! – радостно воскликнул Г. М. – Ну что, отправимся к ним? Мне хочется взглянуть на этих невинных пассажиров.
– Даже если это тот самый самолет, что сомнительно, – возразил я, – вы же не думаете, Г. М., что Фламанд организовал поломку в воздухе, вынудив самолет приземлиться?
– Полагаю, вам лучше прихватить с собой пушку, которую вы украли, на случай неприятностей, – посоветовал Г. М. – Но я не думаю, что это дело рук Фламанда. Такое ему не по зубам. Скорее всего, возникли неприятности с мотором – вода в питательном шланге или еще что-нибудь. Пошли. Я не возражаю, если придется немного промокнуть ради доброго дела. Нет-нет, Марсель. Вы restez la и buvez le whisky, mon gars.[19]
Марсель поблагодарил его. Французский язык Г. М. в основном состоял из сленга парижских трущоб. Выйдя из машины, он отказался надеть цилиндр, заявив, что это подарок королевы Виктории, который не должен отсыреть. Спрятав его под пальто в сложенном виде, Г. М. накрыл голову носовым платком и заковылял вперед, являя собой самое странное воплощение британской респектабельности, какое когда-либо видели на французских дорогах. Я позаимствовал у Марселя фонарь, и, если не считать грязи, идти было легко. Мы прошли сквозь ряд тополей и двинулись через луг, границы которого скрывались в тумане. Слева от нас, вдоль берега реки, тянулась буковая роща, за которой виднелись огни.
Но наше внимание было приковано к приземлившемуся самолету. Его дверь была открыта, и собравшаяся возле нее группа людей горячо о чем-то спорила. Четверо отделились от группы и отошли налево. Когда они попали в поток света (салон самолета был освещен), мы увидели, что это трое мужчин и женщина. Остальные продолжали толпиться у двери. Г. М. напряг свой зычный голос, перекрикивая дождь.
– Алло! – окликнул он по-французски. – Это самолет из Марселя в Париж?
Слова вызвали более чем сенсацию. Все повернулись, и голоса смолкли, словно прихлопнутые крышкой. Пассажиры превратились в скрюченные силуэты, застывшие при звуке незнакомого голоса. Один из мужчин в униформе стоял на свету, падающем из двери, и я увидел, как его рука метнулась к карману.
– Да! – крикнул он в ответ, но голос его звучал неуверенно. – Кто здесь?
– Друзья. Английские туристы. С нами произошел несчастный случай.
Последовала еще одна пауза. Затем один из группы слева от нас – низкорослый коренастый мужчина – сделал несколько шагов вперед.
– Англичане? – осведомился он по-английски. – Кто вы, черт возьми? Не вздумайте шутки шутить – мы вооружены.
– Хо-хо! – усмехнулся Г. М. – Я знаю этот голос. Привет, Рэмсден. Не бойтесь – это не Фламанд, а Генри Мерривейл. Со мной пара друзей.
– Вот это да! – воскликнул сэр Джордж Рэмсден. – Успокойтесь, я знаю этого парня. С ним все в порядке.
– Вы уверены, что знаете его? – осведомился высокий мужчина в дождевике, стоящий у двери самолета. – Фламанд славится талантом к мимикрии. Но если он не желает обнаружить себя, думаю, Гаске пора это сделать. Мы должны знать нашего защитника.
– Не болтайте чепуху, приятель, – проворчал позади Рэмсдена голос, в котором звучал явный американский акцент. – Кто-то вас разыграл.
Пока Г. М. ковылял к Рэмсдену, которого мы с Эвелин также приветствовали, я пытался рассмотреть семерых пассажиров, но было слишком темно, чтобы различить их лица. У меня создалось впечатление, что все они – за одним исключением – англичане или американцы. Исключением являлся джентльмен среднего роста, с чопорной осанкой французского юриста или медика – он все еще стоял в дверях самолета, словно опасаясь, спрыгнув вниз, испачкать начищенные до блеска ботинки. Тем временем Рэмсден принюхивался, словно чуя неприятности, и оглядывался вокруг, резко жестикулируя.
– Свалились прямо с неба, – говорил он своим высоким, пронзительным голосом. – Меня беспокоят неудобства. Хотя мне наплевать на угрозы этого мошенника в духе Эдгара Уоллеса,[20] я хочу хоть какого-то комфорта. Мы не можем оставаться в самолете – здесь не разрешают даже курить. Что там за огни? – Он указал налево. – Пилот говорит, что это замок какого-то аристократа и что он, вероятно, приютит нас, пока мы не сможем лететь дальше. – Рэмсден обратился к пилоту на безупречном французском: – Объясните, в чем причина аварии и когда мы сумеем продолжить полет?
Мужчина в униформе пожал плечами:
– Неполадки с мотором можно исправить, месье, и я не думаю, что мы повредили шасси. Нас вынудил приземлиться туман. К сожалению, это старый самолет, не приспособленный к полетам вслепую. Пока туман не рассеется… ну, мы постараемся устранить неполадки.
Высокий англичанин у двери самолета, пытающийся зажечь сигарету, резко вскинул голову и сказал Рэмсдену:
– Идите в замок, сэр. Мы последуем за вами, если нам окажут гостеприимство.
– Правильно, – произнес другой англичанин рядом с ним, а стоящий в дверях француз молча кивнул.
Мы отошли вместе с другими четырьмя, слыша позади звуки спора. Единственная женщина среди пассажиров, взяв под руку мужчину в щегольском кепи, с любопытством разглядывала Эвелин. Так как с нами якобы произошел несчастный случай, Рэмсден хлопотал вокруг Эвелин, демонстрируя галантность, хотя не мог ее видеть. Его жизнелюбивый дух согревал даже эти неприветливые места. Думаю, приближаясь к замку, мы все почувствовали себя лучше. Только последний член группы – толстяк, которого Рэмсден именовал Хейуордом, – продолжал ворчать и спотыкаться.
Когда буковая роща уступила место зарослям ив, показался Шато де Л'Иль. Впечатление было такое, что замок построен не на острове, а прямо на воде.[21] В этом месте Луара делает излучину, поэтому замок находился в добрых шестидесяти ярдах от любого берега. Гравиевая подъездная аллея, чье начало мы не могли видеть, оканчивалась у высокой каменной дамбы. Река бурлила и пенилась вокруг острова. Замок был небольшим, но конические верхушки его башен казались гигантскими в пелене дождя, а свет на первом этаже выглядел далеким из-за глубоких оконных ниш. Застрявшее бревно колотилось об арки дамбы, листва шумела, а ветер дул нам в лицо.
