Валерий Смирнов - Ловушка для профессионала
Очаг у меня прекрасный. Тихо потрескивают дрова в камине, возле которого я наслаждаюсь тишиной давно уснувшего дома и подарками Рябова. Да, Сережа явно перенимает мои методы работы. Пачка спортивно-охотничьих патронов «Юниор» и старинная книга. Может, бросить эти патроны в камин, а после всех последствий в виде стрельбы и ночного переполоха охраны объяснить Сабине, какой подарок нам Сережа прислал? Сабина на такое способна: она может столько крови у человека выпить, что пуля в груди покажется Рябову мелочью жизни.
Ну, Серега, плагиатор чертов, ты, оказывается, замашек не только у своих красноперых дружков нахватался, но и от меня кое-что перенял. Я чуть было не испугался, глядя на титульный лист старинной книжки — вдруг, кроме Ляхова, по свету еще один упырь бродит. У меня и без рябовского подарка — не жизнь, а мистика какая-то.
Книга называется «В джунглях Африки. Дневник охотника, главный склад у Л.Идзиковского в Киеве, 1914 год». И написал эту книгу не кто-нибудь, а В. В. Городецкий.
Неужто, этого В. В. зовут Виталий Всеволодович? Вот и не верь после всего в переселение душ, я ведь Городецкого в прошлом году застрелил, может, стоило еще осиновый кол в сердце вогнать? На что Рябов намекает? На мое пристрастие к охоте или это упрек — что я веду отстрел исключительно полковников.
Судя по подарку Рябова, он уже знает: нашли карабин, из которого застрелили прокурора и его телохранителя, экспертизу провели, которая тут же дала ответ, кому принадлежат отпечатки пальцев на прикладе, стволе и курке. Кому же еще, кроме господина Ляхова? Значит, Сережа совершенно верный вывод сделал и не решился меня воспитывать. Напрасно, что ли, он сам утверждал — Ляхов принадлежит исключительно мне. И зачем он презентовал при этом матрицы с отпечатками пальцев Ляхова, неужели только для того, чтобы я их Анатолию Павловичу вторым слоем к коже приклеил?
Взглянув на записку, лежавшую между титульным листом и первой страницей книги, окончательно успокаиваюсь. Слава Богу, дьявольщиной здесь не пахнет. Полковника госбезопасности Городецкого, которому я прострелил голову, звали Виталий Всеволодович, автора этой старинной книги — Владислав Владиславович. Так что можно спать спокойно. А зачем, интересно, эта историческая справочка?
Упрекает Сережа, оказывается, Владислав Городецкий был одним из немногих наших соотечественников, который охотился на львов, крокодилов, носорогов. А я почему-то к полковникам пристрастился, учитывая судьбу Прохорова. Неужели Сережа об этом знает? Кто бы сомневался, хотя его дружки-менты вряд ли свежие убийства между собой связывают.
Ну, Рябов, чего еще? Ага, оказывается, этот Городецкий, никому неизвестный, в свое время слыл легендарной личностью вовсе не из-за пристрастия к охоте на крупных хищников. Он еще и знаменитым архитектором был. В частности, построил один из лучших музеев Украины — Национальный музей древностей и искусства. Интересно, знает ли Рябов: теперь этот музей называется по-другому — Государственный музей украинского изобразительного искусства? Или он намекает, что музей снова как-то переименовали, а я об этом пока не ведаю? Да нет, это Рябов насчет Центра современного искусства резвится. Вот возьму и назову Центр светлым именем прокурора, тогда посмотрим на Серегину морду, она наверняка сразу красными пятнами пойдет.
Со следующим намеком — все ясно. Оказывается, в распоряжении архитектора Городецкого, кроме рейсшины и циркуля, были экспресс Голланда калибра 500/450, девятимиллиметровый «браунинг», две винтовки Маузера, прошу заметить, с оптикой и автомат Винчестера 22-го калибра. С таким арсеналом по тем временам Городецкий вполне мог развязывать мировую войну, тем более, что книга датирована 1914 годом. Только зря Рябов так беспокоится, «комбат» девятимиллиметровый я уничтожил, одежда вместе с матрицами в камине сгорела. Я даже руки лишний раз вымыл, чтобы пороховых следов не осталось. Так что о моем арсенале, который по сравнению с вооружением Городецкого может показаться складом диверсионного полка, переживать не стоит. И подобную рукописную справочку о моих боеприпасах и охотничьих пристрастиях вряд ли кто-нибудь сумеет составить.
Все-таки один дельный вывод я для себя делаю. Перед тем, как отправиться наверх, снимаю тугую повязку с совершенно здоровой руки и бросаю ее в пылающую пасть камина.
49
Поведение Гарика портному явно не нравилось. Не привык этот лучший в городе мастер, чтобы его клиенты так себя вели. Ничего, куда он денется, если у меня этот аспид на голове скакать привык, можно подумать, с другими людьми будет вести себя как-то иначе.
— Будешь крутиться, я тебя иголкой уколю. В попу, — сказал портной вполне серьезным тоном.
Сразу видно, не умеет с детьми общаться. Тем более такими, как мой отпрыск.
Это его первый костюм-тройка. Шафер начальника отдела снабжения не может быть одет как-то иначе. Я ограничился магазином готовой одежды, а у Сабины появился повод продемонстрировать на людях всего лишь одну из многочисленных обновок. Ничего, жена дорогая, я тебя в который раз обрадую. Есть возможность еще до свадьбы Константина пощеголять в новом платье. Естественно, не в том, которое ты наденешь перед бракосочетанием Гарькиного дружка Кости и моей Снежаны.
Я могу себе позволить менять костюмы каждый день. Однако этого не делаю, потому что к одежде равнодушен. Другое дело, когда приходится соблюдать правила приличия. Но, надевая даже костюм от Ургано, я помню свои первые брюки, сшитые по индивидуальному заказу. На костюм тогда у мамы денег не хватило. Мне было семнадцать лет и, конечно же, хотелось прийти на выпускной вечер одетым не хуже, чем другие ребята. Не вышло. Я так и не побывал на последнем школьном бале, после чего стремление красиво одеваться сгорело навсегда, потому что твердо решил — встречать меня будут вовсе не по одежке, о проводах — и говорить не приходится.
На проводах мы сегодня с женой побывали. Сабина постоянно жалуется — мы редко где-то вместе появляемся, отчего жене приятное не сделать, особенно с утра пораньше.
Я с удовольствием выпил морковный сок, собственноручно приготовленный супругой, и порадовал ее не только хорошим аппетитом.
— Дорогая, — сказал я, — сегодня у тебя есть возможность продемонстрировать один из новых туалетов. Мы идем на презентацию.
Сабина на мгновение задумалась и решила посоветоваться со мной:
— Как ты думаешь, стоит одеться лучше, чем на прием к губернатору?
— Ни в коем случае. Тогда, помнится, я говорил: на губернаторский прием не следует надевать платье темной расцветки. Сейчас все нужно делать наоборот.
— А где будет презентация?
— Тебе понравится, место тихое, на прекрасном пленэре.
— Какая фирма проводит презентацию? — продолжала любопытствовать супруга.
— Ее проводит не фирма, а частное лицо, — отрезал я. — Господин прокурор. Так что не вздумай на презентацию его гроба заявиться в своих бриллиантах. Скромнее нужно быть.
Сабина чутко прислушалась к этому совету, надев скромную черную широкополую шляпу, дешевенькое семисотдолларовое платье аналогичного цвета, которое выписала, как на заказ, к кстати подвернувшемуся случаю из Англии. Сабина уже давно привыкла отовариваться по каталогам в скромненьком магазинчике «Роджер». Туфли тоже наверняка из этой лавки, где регулярно делают покупки исключительно арабские шейхи и русские безработные.
Телохранителю господина прокурора явно повезло. Попасть на закрытое второе христианское кладбище — об этом мало кто в Южноморске мечтать может. Если бы прокурорский водитель не погиб вместе со своим хозяином, хрен бы его здесь зарыли, несмотря на демократические перемены. А так шара выпала человеку лежать вовсе не там, где экскаваторы роют для пенсионеров траншею, перегороженную обрезами досок каждые пару метров, а на давно открытом лишь для избранников судьбы кладбище.
Мы машину прямо на кладбище и оставили. Не на этом, другом. Том самом, где прежде было первое христианское, а теперь автомобильная стоянка. Иди знай, может быть, колесо моей «Волги» находится как раз над останками актрисы Веры Холодной или знаменитого художника Дворникова, без творчества которого наш серебряный век искусства был бы немного тусклее.
Я поковылял через дорогу, опираясь на руку Сабины и палочку, невольно подумав о том, что как бы ни складывался жизненный путь человека, все равно он ведет к одному-единственному месту. Сабина не понимает, отчего я не боюсь смерти, она за свою жизнь дрожит не хуже, чем сейсмоустойчивый дом при восьми баллах. Но разве стоит бояться неизбежного?
Не припомню, чтобы кто-нибудь объятий смерти избежал, разве что Ляхов, который в прежней жизни был Лавренко. Ничего, сейчас Анатолия Павловича столько людей ищет, ему впору снова в могиле прятаться. Очередная гибель Ляхова в мои планы не укладывается; в отличие от господина прокурора ему еще рановато праздновать тот день, когда о человеке говорят исключительно хорошие слова. Такие, которые произносили над могилой прокурора.
