Петер Аддамс - Детектив перед сном

Как бы в ответ на его мысли в дверь тихо постучали.

В комнату заглянула Ютта.

— Час освобождения приближается. Я приготовила завтрак для вас и мужа, а свой прихватила сюда. Отдохните немного, а я подежурю. Бедняга, у вас ужасно измученный вид.

Лунд улыбнулся:

— День выдался тяжелый, но и вам досталось. Не хотел бы я когда-нибудь быть запертым в одном доме с убийцами. Хорошо, что мы так быстро обнаружили улики. Что бы эти господа ни говорили, им придется туго на суде присяжных. Теперь надо поставить на ноги эту молодую даму, чтобы она, в конце концов, сказала решающее слово.

Ютта отвернулась и посмотрела в окно.

— Да, — ответила она. — Мы не должны об этом забывать.

Они немного помолчали, глядя на Лотту, которая, видимо, спала.

— Надеюсь, она выживет, — сказала Ютта, — но, честно говоря, я в это не верю. Чтобы перенести отравление газом, да еще такое сильное воспаление легких, нужна крепкая конституция, а бедная Лотта всегда была слабенькой.

Бедная Лотта всегда была слабенькой.

Лотта собралась запротестовать. Она лежала в полусне, но ей не хотелось открывать глаза и отвечать на вопросы. Но что за чушь несла Ютта? Она всегда была выносливой, как лошадь. Она по пальцам могла сосчитать дни, когда за последние годы болела.

Лотта задумалась. Голоса Ютты и Лунда стали сливаться в неясное бормотание. Лотта пыталась понять непостижимое: как Георг мог стать соучастником в убийствах. Она знала, что полиция увезла его и Петера, и чувствовала, что здесь произошла какая-то ошибка. Георг никак не ассоциировался с осенью. Во всяком случае, с тем неуловимым воспоминанием, которое таилось в глубине ее сознания с тех пор, как она упала с лестницы в Розенбринке.

Единственное, о чем она могла вспомнить, связанное с Георгом и осенью, — это приятные прогулки в лесу; голубое небо высоко-высоко, а листва на деревьях пламенеет.

Как она любила эти прогулки! Они болтали о пустяках или обсуждали серьезные проблемы. Когда она была вместе с Георгом, ей казалось, что весь мир принадлежит ей.

Как часто она хотела сказать «да», когда он просил ее руки. Странно, что она давным-давно не сказала этого. Ведь она любила Георга. Да, она любила Георга, а теперь его разоблачили как убийцу.

А Петер, он всегда был другом ей. Если думать о нем и осени, на память приходит горящий камин. Петер ходит взад и вперед по комнате, что-то внушает и объясняет ей.

Ему принадлежит большая доля в ее успехах, он точно знал, что требуется от художника-иллюстратора, он заставил ее работать так, что она приобрела настоящую известность, несмотря на свою молодость.

Покойного беднягу Бента она подозревала больше всех. Так естественно связать воедино лесничего, лес и осень. Если бы она доверилась ему после эпизода со стаканом молока! Если бы они действовали заодно, едва ли дело обернулось так скверно.

Или ей следовало довериться Ютте и Енсу? Они дружили с Юттой много лет. Когда она думала о Ютте и осени, ей на память приходили их веселые нашествия на универмаги. Каких только дурацких модных тряпок не покупали они за эти годы! И непременно каждый раз приобретали что-нибудь одинаковое.

Этой осенью они купили пару великолепных нижних юбок из трех слоев нейлона, они так забавно шуршали…

Мысли Лотты прервал звук закрывшейся двери: это Лунд отправился завтракать.

О чем это она думала? Мысль была очень важной. Что-то о новых нижних юбках, они забавно шуршали; они шуршали словно кто-то сметал в кучу опавшие листья.

Это было похоже на шорох осенних листьев, и это она услышала перед тем, как ее столкнули с лестницы.

На лестнице была Ютта. Значит, это была Ютта! Сердце Лотты билось так, будто вот-вот разорвется. Убийца — Ютта! И сейчас она с ней наедине…

Лотта открыла глаза и в ужасе уставилась на подругу, та медленно приближалась к ее постели.

Лотта пыталась закричать, пыталась выскочить из постели. На лбу у нее выступил пот, но она смогла лишь поймать взгляд Ютты.

Ютта подошла ближе.

— Значит ты, наконец, вспомнила, — сказала она бархатным голосом. — Жаль, что ты не вспомнила немного раньше. Право, я даже хотела, чтобы ты вспомнила: все было бы проще, если бы меня взяли сразу. Я убила Петерсена по несчастной случайности, как и писала в признании, которое выдала за твое. Мне его не жаль, он был мерзким типом, просто я решила немного запутать следы, подложив тебе револьвер.

Сначала я не хотела ничего предпринимать, но тут появилась ты со своим дурацким замечанием об осени, и, хотя оно еще ничего не доказывало, я поняла: чтобы чувствовать себя в относительной безопасности, нужно устранить тебя.

Все это получилось очень легко, слишком легко — стоило только начать. Мне жаль, что Фрэнсис и Бенту пришлось умереть, но инстинкт самосохранения гораздо сильней, чем ты думаешь, Лотта, гораздо сильней.

Лотта закричала что есть силы, но крик прозвучал, как хриплый шепот, и бархатный голос продолжал:

— Ты хорошо знаешь, что это не поможет, Лотта. Из кухни тебя не услышат.

В умных глазах Ютты блеснуло безумие.

— До сих пор никому и в голову не приходило подозревать меня, — сказала она. — Ты одна можешь разрушить мои планы, и поэтому я вынуждена тебя убить. Это необычайно просто, я их убедила, что ты болезненная от природы и едва ли справишься с воспалением легких.

Она была уже рядом с постелью, и Лотта едва успела увидеть выражение ее глаз, как к ее лицу была прижата подушка. Лотта изо всех сил пыталась освободиться и глотнуть воздуха, но руки крепко держали подушку. В ушах у Лотты зашумело, перед глазами заплясали красные блики. Она погрузилась в темноту. Внезапно мрак был разорван режущим белым светом. Послышались взволнованные голоса, крики и топот. Голос Георга отчаянно звал ее издалека, с шумом захлопнулась дверь. Захлопали другие двери, и кто-то закричал еще громче. Лотта разобрала слова: «Она мертва» и пыталась сказать, что она еще жива, и, хотя могла только хрипло бормотать, кто-то понял ее, кто-то пожал руку и голос Георга сказал:

— Они говорят не о тебе. Спи.

Эллиот Уэст

ДЕЛОВАЯ ПОЕЗДКА

Со стороны казалось, что с лица Беллингэма никогда не сходит задумчивая улыбка. Но, хотя он и в самом деле был человеком мягким по натуре, этот эффект в большей степени объяснялся несколько необычной формой его губ. Глаза у него были серые и спокойные, ничем особенным не отличались, как, впрочем, ничем не отличался и весь его внешний облик. Одежда, например, была прочной, добротной и консервативной по цвету и покрою, в разговоре он редко повышал голос и был неизменно вежлив и предупредителен с собеседником.

К пятидесяти шести годам, почти достигнув пенсионного возраста, он сумел обеспечить себе приличный доход, приобрел солидный, хорошо обставленный дом в Средней Англии и, по всей вероятности, вел весьма завидную для пожилого человека жизнь, без хлопот и потрясений, вместе с женой Эдит и дочерью Дороти. У него было достаточно времени, чтобы спокойно предаваться своим любимым занятиям: курить трубку, читать сочинения древних греков и слушать музыкальные радиопередачи из Центральной Европы. Он очень любил эти передачи и прослушал их столько, что мог свободно восстановить по памяти целые куски из Девятой и Героической симфоний, из всех Бранденбургских концертов и из многих дивертисментов Моцарта.

Он любил насвистывать, что называется, про себя, гуляя по лугам, рощам и проселкам, и жители Мальвернского округа часто наблюдали его за этим занятием. Никакая погода не являлась препятствием, хотя миссис Беллингэм охотно исключила бы из этого правила дождь и слякоть: он ведь вовсе не был таким уж здоровяком. Впрочем, миссис Беллингэм тоже, пожалуй, была чересчур уж заботлива. Это особенно проявлялось во время приготовления к его не слишком частым деловым поездкам.

Так и на этот раз, она потребовала, чтобы он выпил чего-нибудь горячего перед дорогой, сунула ему в руки чашку и блюдце.

— Ты совершенно напрасно беспокоишься, — сказал он. — Но я подчиняюсь…

— Не забывай пить горячее молоко перед сном.

— Я еду всего-навсего до Саутгэмптона, дорогая, — мягко возразил он. — И дня на два, не более. Что может со мной случиться за это время?

Дороти, которой только что исполнилось шестнадцать лет, поцеловала его в щеку:

— До свидания, папочка!

— До свидания. Ждите меня в четверг. Думаю, что к этому времени я справлюсь со всеми делами.

— Если пойдет дождь, — продолжала наставлять его Эдит Беллингэм, — не забудь надеть галоши.

— Да, конечно.

— От тебя будет больше толку, если ноги будут сухие.

— Да, дорогая.