Рекс Стаут - С прискорбием извещаем
…Когда я вошёл в кабинет, Вулф, делавший пометки на недавно приобретённой большой карте Европы[1], сказал, что заслушает мой отчёт позже, поэтому, сравнив добытый мной образец шрифта пишущей машинки Бесс Хадлстон с письмом миссис Хоррокс и убедившись, что они абсолютно идентичны, я поднялся к себе, чтобы принять душ и переодеться. После ужина, когда я снова оказался в его кабинете, Вулф затребовал от меня самое подробное изложение событий. Это означало, что он так и не сдвинулся с мёртвой точки и не составил о деле определённого мнения. Я ответил, что лучше подам отчёт в письменной форме, так как при устном пересказе он меня постоянно сбивает, делая гримасы, а это нервирует. Но он лишь откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и скомандовал начинать.
Когда я закончил, была уже почти полночь. Всё из-за его дурацких вопросов. Когда речь идёт о подробном отчёте, ему ничего не стоит вдруг спросить: «А какой лапой обезьяна держала пузырёк с йодом — правой или левой?» Будь он транспортабельным объектом и занимайся разъездами самостоятельно, мне бы не пришлось столько сотрясать воздух, хотя в конечном счёте за это он мне и платил. В том числе.
Он встал, потянулся, а я зевнул.
— Ну? — задиристо осведомился я. — Дело в шляпе? Злодей разоблачён, улики найдены?
— Я хочу спать, — сказал он и двинулся прочь из комнаты. В дверях он остановился. — Разумеется, ты, как всегда, допустил массу ошибок, но единственной действительно серьёзной, вероятно, была та, что ты не стал выяснять относительно разбитой в ванной мисс Хадлстон склянки.
— Ха! — отозвался я. — И это всё, что вы можете сказать? Между прочим, склянка был не с анонимными письмами, а с солью для ванной.
— Здесь налицо нелепость. Неправдоподобие. Разбить склянку и просто уйти, оставив осколки на полу? Так не поступают.
— Вы не знаете этого орангутана.
— Он не орангутан. А шимпанзе. Да, он мог это сделать. Поэтому ты и должен был провести расследование. Если животное невиновно, тогда тут что-то нечисто. Крайне подозрительно. Если доктор Брейди явится завтра до восьми пятидесяти девяти, я приму его, прежде чем поднимусь в оранжерею. Спокойной ночи.
Глава 4
Всё это произошло во вторник, 19 августа. В пятницу, 22-го, Бесс Хадлстон заболела столбняком. В понедельник, 25-го, она умерла. Чтобы показать, как всё, начиная войной и кончая поездкой на пикник, зависит от погоды, как выразился Вулф, обсуждая этот случай с другом на следующий день, стоит отметить, что если бы в период с 19-го по 26-е в окрестностях Ривердейла прошёл сильный дождь, то ни доказать сам факт убийства, ни тем более разоблачить преступника оказалось бы невозможным. Не могу сказать, что он прявил какое-то великое… Впрочем, ну да ладно.
В среду, 20-го, к Вулфу приходил доктор Брейди, а на следующий день заглянули Дэниел и Ларри. Из этих встреч удалось выяснить единственное: ни один из мужчин не отзывался о другом положительно. Тем временем, согласно инструкции Вулфа, я опутывал любовными щупальцами Джанет, завлекая её в свои смертельные объятия. Работа была не слишком в тягость. В среду я пригласил её на бейсбол и очень удивился, обнаружив, что она оказалась способна отличить биту от ловушки, а в пятницу вечером мы отправились в бар «Фламинго», где выяснилось, что она умеет танцевать почти так же хорошо, как Лили Роуэн. Правда, она была не из тех, кто прижимается к партнеру всем телом, и держалась несколько скованно, но двигалась в такт и не путалась в фигурах.
В субботу я представил Вулфу следующий отчёт:
1. Если Джанет действительно имела зуб на Бесс Хадлстон, то для установления причин этого требовался кто-то более проницательный, нежели я.
2. Никаких существенных отклонений я у неё не заметил, разве что она предпочитала городу жизнь в деревне.
3. Она совершенно не подозревала, кто мог рассылать анонимные письма, а также у кого для этого могли быть достаточные мотивы.
— Теперь попробуй пообщаться с мисс Тиммс, — сказал Вулф.
Так как я знал от Джанет, что девушки собрались съездить на уик-энд в Саратогу, то не пытался назначить Мариэлле свидание ни в субботу, ни в воскресенье. Утро понедельника, по моим представлениям, мало подходило для начала романа, поэтому я дождался обеда и лишь потом позвонил Мариэлле, которая сообщила мне скорбную весть. Я поднялся в оранжерею, где Вулф в одной пижаме — зрелище не для слабонервных — обрезал макушки с предназначенных для разведения растений.
— Бесс Хадлстон умерла, — сказал я.
— Оставь меня в покое, — произнёс он брюзгливо. — Я делаю всё, что могу. Скоро кто-нибудь получит очередное письмо, и тогда…
— Нет, сэр. Писем больше не будет. Я констатировал факт. В пятницу вечером у мисс Хадлстон появились первые признаки болезни — очевидно, столбнячные бациллы попали в организм через ранку на большом пальце ноги. Около часа назад она умерла. Я разговаривал с Мариэллой, её голос дрожал от горя.
— Столбняк? — Вулф мрачно уставился на меня.
— Да, сэр.
— Мы упустили гонорар в пять тысяч долларов.
— Мы не упустили бы его, если бы вы соблаговолили вовремя пошевелить пальцем, вместо того чтобы…
— Я был бессилен, и ты это знаешь. Я ждал следующего письма. Отложи дело в архив. Я рад, что от него избавился.
Я не разделял его ликования. Просматривая в кабинете материалы дела, состоявшие из письма миссис Хоррокс, фотокарточки Джанет, двух представленных мной отчётов и нескольких надиктованных Вулфом примечаний, я чувствовал себя так, словно покидал бейсбольный матч при ничейном счёте. Но, видимо, так уж всё получилось, и изводить Вулфа было бессмысленно. Я позвонил Джанет, спросил, не могу ли оказаться чем-то полезен, и она ответила слабым уставшим голосом, что нет.
Согласно объявлению, появившемуся в «Таймс» на следующее утро, траурная церемония должна была состояться в среду после обеда в Белфордской мемориальной капелле на Семьдесят третьей улице. Там соберутся родные, близкие, знакомые Бесс Хадлстон — большая толпа, даже несмотря на август, — соберутся на её последнее чествование. «С прискорбием извещаем…» Я решил пойти. Насколько я себя знаю, вовсе не для того, чтобы полюбопытствовать или ещё раз взглянуть на Джанет. Ходить на траурные церемонии, чтобы глазеть на девушек, — не в моих правилах, даже если эти девушки неплохо танцуют. Назовите это предчувствием. Нет, я не увидел там ничего криминального. Я увидел непостижимое. Я проследовал мимо гроба в веренице людей, потому что, заметив их издалека, отказался верить глазам. И лишь подойдя вплотную, убедился, что всё было действительно так. Восемь чёрных орхидей. Восемь чёрных орхидей, которые не могли взяться больше ниоткуда на свете, и карточка с инициалами, как он имел обыкновение их нацарапывать: «Н. В.».
Когда я вернулся домой и в шесть часов Вулф спустился из оранжереи, я не стал заводить с ним разговор на эту тему. Я решил, что пока не стоит. Требовалось поразмыслить.
Вечером того же дня в дверь позвонили, и, отправившись открывать, я обнаружил, что на крыльце стоит не кто иной, как мой давний коллега, инспектор Кремер из уголовной полиции. Изобразив на лице неописуемый восторг, я поздоровался и проводил его в кабинет, где Вулф расставлял на карте Европы очередные пометки. Они обменялись приветствиями, после чего Кремер уселся в красное кожаное кресло, достал носовой платок, отёр им выступившие на лице капельки пота, сунул в рот сигару и впился в неё зубами.
— У вас прибавилось седых волос, инспектор, — заметил я. — Очевидно, организму не хватает физических упражнений. Такой думающий работник, как вы, обязательно должен…
— Ей-Богу, Вулф, не понимаю, почему вы его до сих пор держите. — Он кивнул на меня.
— Однажды он спас мне жизнь, — проворчал Вулф.
— Однажды! — возмутился я. — Да я ежедневно…
— Помолчи, Арчи. Чем могу быть вам полезен, инспектор?
— Тем, что расскажете, какое поручение выполняли для Бесс Хадлстон.
— Вот как? — Брови Вулфа приподнялись. — А почему это интересует вас, начальника отдела по расследованию убийств?
— Потому что всё управление уже буквально воет от одного назойливого типа — её братца. Он утверждает, что Хадлстон была убита.
— В самом деле?
— Да.
— И он располагает уликами?
— Отнюдь.
— Тогда зачем морочить мне голову? И себе заодно?
— Затем, что от него не так-то просто отделаться. Он уже ходил к комиссару. И хотя у него нет никаких доказательств, всё-таки есть один аргумент. Изложить?
Вулф откинулся на спинку кресла и вздохнул:
— Да, пожалуйста.
— Итак, он принялся за нас в прошлую субботу, четыре дня назад. Столбняком она заболела днем раньше. Полагаю, мне нет необходимости рассказывать о том, как она поранила ногу, поскольку Гудвин при этом присутствовал и…
