Дэвид Осборн - Убийство в Чесапикском заливе
К чести Нэнси надо сказать, что она продолжала сидеть неподвижно, словно каменное изваяние, уставившись на сплетенные пальцы своих рук.
Наша беседа грозила принять неприятный оборот. Эллен, конечно же, мысленно сравнивала Мэри Хьюз со мною в те далекие школьные годы — это отчетливо читалось в ее глазах. В первые два года у меня тоже были трудности с учебой. В частных начальных школах обучение поставлено значительно лучше, чем в муниципальных, поэтому на первых порах почти все мои соученицы существенно превосходили меня в знаниях.
Кроме того, видит Бог, у меня были трудности в общении с другими воспитанницами. А как же может быть иначе, если тебя постоянно унижают и осмеивают, называют «отщепенкой» только потому, что твои родители не принадлежат к сливкам общества? Да ни один взрослый этого не выдержит, о подростках же и говорить не приходится.
Однако я сидела с непроницаемым видом, и Эллен, главная моя мучительница, приободрилась.
К счастью, вскоре ей нужно было уходить на какое-то совещание, и она откланялась, заручившись моим согласием отобедать вечером за ее столом. Нэнси по случаю моего приезда освободили от спортивных занятий — игры в лакросс, и оставшуюся до обеда часть дня мы провели с ней вдвоем. Мы вышли из Главного Корпуса, не решив заранее, что будем делать дальше. Нэнси была непривычно молчалива и подавлена. Я решила ни о чем ее не спрашивать, а подождать, когда она сама расскажет, что ее беспокоит, прекрасно понимая, что дело не только в смерти Мэри. Мы побрели мимо теннисных кортов к пристани, туда, где находились школьные эллинги и где была пришвартована «Королева Мэриленда».
Воспитанницы школы уже спешили на спортивные занятия, все как одна переодевшись в спортивную форму: голубые юбочки в складку, голубые гольфы и белые блузки. Были среди них и девицы с вполне оформившейся фигурой, и совсем еще дети. Их задорные голоса и азартные крики, звонкие удары ракеток и клюшек, отбивающих мячи, пробудили во мне воспоминания, которые я старалась прогнать прочь.
Мы уже почти дошли до пристани, когда Нэнси наконец нарушила молчание, тихо окликнув меня. Она замерла как вкопанная, уставившись в мутные, слегка колышащиеся воды Бернхемской бухты. Лицо искажено болью, в глазах слезы.
Больше она не могла сдерживаться. Я притянула ее к себе.
— Что с тобой, милая?
— Маргарет, никакого несчастного случая не было. Мэри покончила с собой. Это знают все. В том числе и старая ведьма Морни.
Глава 5
— И всему виной Мертвая Обезьяна, — с горечью продолжала Нэнси. — Это тоже все знают. Когда Вики Олкотт была назначена наставницей Мэри, она сразу же поручила Обезьяну заботам своей подопечной. В субботу Вики вздумалось взглянуть на Обезьяну, и Мэри должна была ее принести, но ее не оказалось на месте.
Я заглянула в бледное, заплаканное лицо Нэнси, пытаясь уяснить смысл ее слов.
— Принести Обезьяну откуда, дорогая?
— Из своей комнаты. Она хранила ее на верхней полке стенного шкафа, за чемоданом, — сказала Нэнси. — Мэри страшно боялась, как бы чего не случилось с Обезьяной, поэтому как спрятала ее туда, так всегда там и держала. Вики немедленно заявила, что Мэри потеряла Обезьяну, и старшеклассницы устроили Инквизицию. Все это было так ужасно!
Тем временем мы поднялись на борт «Королевы Мэриленда», я усадила Нэнси на крышку люка, обняла и дала выплакаться.
На противоположной стороне Берхемской бухты подступающий вплотную к воде лес уже оделся свежей листвой, и только словно заблудившееся в его густых зарослях одинокое кизиловое дерево в цвету — впрочем, это могла быть и дикая вишня — напоминало о еще не ушедшей весне. А над головой простиралась бескрайняя голубизна неба и ярко светило солнце. Время от времени судно чуть заметно покачивалось на волнах, то ли образующихся в самой бухте, то ли нагоняемых ветерком с реки Литтл-Чоптэнк или даже из Чесапикского залива. А вдалеке, где-то на болотах, слышалось дружное кряканье утиной стаи.
Вот он, реальный мир, думала я, а не то, о чем говорит Нэнси. То, о чем говорит Нэнси, — всего лишь кошмарный сон, который я стараюсь вытравить из своей памяти. Но память неумолимо влекла меня в теперь уже далекое прошлое. Перед моим мысленным взором предстала растерянная, скованная страхом четырнадцатилетняя девочка в окружении старшеклассниц, вершащих Инквизицию. Стоя на коленях, бедняжка обязана была поведать этой безжалостной, глумливой толпе самые сокровенные тайны. И тогда тоже виной всему была Мертвая Обезьяна.
Каждая школа блюдет какие-то дорогие ей традиции. В «Брайдз Холле», на мой взгляд, блюли слишком много традиций. Одни представляются мне устаревшими и полностью изжившими себя, даже если они призваны олицетворять связь прошлого с настоящим и способствуют воспитанию самодисциплины. Другие я считаю порочными и вредными.
Взять, к примеру, традицию, связанную с Мертвой Обезьяной — тряпичной игрушкой величиной с восьмилетнего ребенка, со временем совершенно «облысевшую» и являвшую собой весьма неприглядное зрелище. Никто не знает, каким образом Обезьяна попала в школу и почему за ней укрепилась эта отвратительная кличка. Просто в один прекрасный день 1889 года она оказалась там, и ее хозяйка-старшеклассница — имя девочки не сохранилось в анналах школы — на Рождество подарила Обезьяну своей подопечной из числа новичков вместе с поздравлениями и добрыми пожеланиями, запечатленными на обычной багажной бирке, приколотой на груди Обезьяны. С того далекого дня 1889 года Мертвая Обезьяна не покидала стен школы. Спустя три года тогдашняя первоклассница сама стала наставницей и передала Обезьяну «по наследству» уже своей подопечной. С тех пор так и повелось, что каждые три года «наследство» в виде этого безобразного чудовища обретало новую хранительницу.
Со временем, тоже на Рождество, традиция получила дальнейшее развитие. Отныне всем воспитанницам школы полагалось посылать Мертвой Обезьяне рождественские открытки с какиминибудь короткими, незамысловатыми пожеланиями или же более длинными юмористическими стишками. Староста школы выбирала лучшее, по ее мнению, стихотворение, и его вывешивали для всеобщего обозрения на доске объявлений в Главном Корпусе, а по прошествии месяца убирали в «хранилище» — огромный металлический ящик, стоящий в школьной библиотеке на втором этаже Главного Корпуса. Ключ от ящика находился в кармане на спине у Мертвой Обезьяны, по всей видимости предназначавшемся для ночной пижамы ее обладательницы. На протяжении всех этих долгих лет одежда Мертвой Обезьяны претерпевала изменения в соответствии с требованиями моды, причем исключительно мужской. Сейчас, по словам Нэнси, Обезьяна была одета в джинсы, бело-голубую — цвета школьной спортивной формы — рубашку и изрядно потрепанную желтую шляпу.
Итак, внешне все это выглядит вполне невинно, но! Опять же в соответствии с традицией, хранение Мертвой Обезьяны считается священной обязанностью, а потому малейшая оплошность, допущенная хранительницей, расценивается чуть ли не как посягательство на честь школы. Потеря Обезьяны или какие-либо причиненные ей повреждения влекут за собой бесчестье и суровое наказание виновной. Провинившаяся хранительница Мертвой Обезьяны должна неизбежно предстать перед тайным сборищем старшеклассниц, где ей придется раздеться до трусов, а то и догола и отвечать на самые невероятные вопросы, вплоть до сугубо интимных. Но это еще не все. Бедняжку заставляют бегать на четвереньках, лаять по-собачьи и молить о сомнительном удовольствии отведать кусочек сырой печени.
Для чувствительной четырнадцатилетней девочки, возможно, никогда прежде не покидавшей родительский дом и, вероятно, побаивающейся старшеклассниц, которые в ее глазах выглядят взрослыми тетями, подобная Инквизиция оборачивается тяжелым психологическим испытанием, но это, видимо, никого не волнует. Мне довелось присутствовать на одной такой Инквизиции, и я была просто потрясена. Я не стала скрывать, чему была свидетельницей на этом безобразном действе, и открыто выступила за отмену жестокой традиции, но меня никто не поддержал, и половина учащихся школы сделались моими врагами.
— Мэри не виновата в исчезновении Мертвой Обезьяны, Маргарет, но ей никто не поверил. — Теперь вместо горестной тоски ее лицо выражало гневную решимость. — Кто-то вошел в комнату Мэри, когда ее не было, и украл Мертвую Обезьяну. Это же все знали, но продолжали злорадствовать. Ты не можешь себе представить, как все это было отвратительно!
Я прекрасно понимала, что должна была чувствовать Мэри, потому что когда-то сама прошла через это. Я знала и то, что старшеклассницы скорее всего не опасались гневной реакции родителей Мэри. Отцам же пансионерок, обучающихся здесь за плату, вряд ли пришлось бы жаловаться на дурное обращение с их дочерьми, поэтому Инквизиция над Мэри могла продолжаться гораздо дольше, чем обычно.
