Энтони Беркли - Тайна смерти мисс Вейн (= Роджер Шерингэм и тайна мисс Вейн)
— Я мисс Кросс, — повторила она ледяным тоном, — что вам угодно?
Язык у Энтони словно прилип к гортани. Благое намерение, которое за минуту до этого казалось ему абсолютно бесспорным и само собой разумеющимся, вдруг обернулось самой глупой и самонадеянной идеей, какие только могут зародиться в уме человеческом. Совершенно невозможно и даже кощунственно было бы даже подумать, что такое прекрасное, гордое создание может лелеять какие-то эгоистические интересы.
— О, я… я хотел бы задержать вас для минутного разговора, — промямлил он, — но это не имеет значения.
Энтони очень бы хотелось повернуться и на самой большой скорости бежать отсюда, поджав хвост, жалобно попискивая что-то в свое оправдание. Но не было никакой возможности. Природа странно подшутила над ним. Он как будто прирос к месту.
— Вы связаны с полицией? — с непредсказуемым презрением спросила девушка.
— Всеблагое небо, нет, конечно! — воскликнул потрясение Энтони. — Никак нет! Черт возьми, нет! Господи милосердный, да конечно нет!
Непримиримая девушка вроде бы немного смягчилась.
— Тогда зачем вы хотели со мной увидеться? — спросила она, как будто кроме полицейских никто не мог захотеть ее видеть.
— Ну, я просто подумал, что, наверное, должен вам кое-что сказать, пробормотал Энтони. — Но теперь это не имеет значения. Я сразу это понял. Это совсем-совсем ничего не значит.
Лицо девушки явно отображало борьбу любопытства с раздражением. Странно, однако любопытство победило.
— Но не хотите же вы сказать, что шли всю дорогу, желая сказать мне о чем-то, а теперь, когда пришли, вдруг решили, что все это пустяки, не стоящие внимания? — И на какую-то четверть секунды в ее взгляде появился очень слабый намек на возможность улыбки.
— Но теперь, когда я вас увидел, я совершенно уверился, что это не имеет никакого значения, мисс Кросс, — просто ответил Энтони.
— Ну, слава тебе господи, что моя внешность еще может на кого-то производить благоприятное впечатление, — пробормотала она скорее для себя, нежели для посторонних ушей, и внезапно, словно покров гордости и высокомерия упал с ее плеч, вид у нее стал совершенно несчастный и покинутый.
Энтони осмелел и воскликнул с внезапной решимостью:
— Нет, я скажу вам, мисс Кросс, зачем я сюда пришел. Я пришел только затем, чтобы сказать: если вам, в ваших теперешних обстоятельствах понадобится какая-нибудь помощь, то я буду гордиться… то есть, так сказать… я бы хотел, чтобы вы знали, что… то есть, я имею в виду…
И он осекся, потому что девушка устремила на него пристальный взгляд, но в глубине ее глаз таилось нечто очень обескураживающее.
— Боюсь, я вас не понимаю, — ответила она высокомерно, — мне и в голову не приходило, что я нуждаюсь в какой-либо "помощи".
— Нет, конечно нет, — промямлил Энтони. — Естественно, нет. Я только подумал, что…
— И должна сказать, что я не считаю возможным обсуждать свои личные дела с незнакомцем! Так что, если больше нет никакой причины?… — и она замолчала, явно ожидая продолжения разговора.
Энтони начал ощущать некоторое раздражение. Он понимал, что из-за недавнего смущения он выглядит дурак-дураком, и ему это не нравилось. Он стремился поговорить с девушкой из чисто альтруистических соображений, но она вела себя с ним как с назойливым пронырой, и это ему не нравилось еще больше.
— В таком случае, — ответил он церемонно, — нам больше не о чем говорить и я должен принести свои извинения за то, что обеспокоил вас. Хотя вы могли бы проявить больше понимания, — добавил он, повинуясь минутному порыву, выпустив эту прощальную стрелу, так как его характер взял верх над воспитанием, — потому что ваши личные дела, возможно и в скором времени, станут вызывать интерес у весьма широкой публики, мисс Кросс.
Девушка сильно покраснела и, казалось, на минуту потеряла дар речи. Глаза ее засверкали, маленькие кулаки сжались, и она откинулась назад, словно на нее действительно напали.
— Если вы пришли сюда, чтобы оскорбить меня!…- сдавленно выдохнула она.
— Нет, ничего подобного! — встревожился Энтони при виде такой неожиданной реакции на его выпад. — Я просто хотел сказать вам, что приехал сюда вместе с другом, который работает сейчас на газету "Дэйли курьер", и он обмолвился, что ему надо обязательно бы с вами поговорить. И я решил дать вам знать об этом заранее.
Так же внезапно, как возник у девушки гнев, так сейчас его сменило нечто очень похожее на страх, мелькнувший во взгляде. Широко раскрыв глаза, она уставилась на Энтони.
— Э-э… он репортер? — пробормотала она. — Боже милосердный, неужели уже до этого дошло?
Мужчины — странные существа. Еще минуту назад Энтони ощущал себя глубоко уязвленным и желал только одного: нанести этой чрезвычайно привлекательной девушке ответный удар. Но как только он в этом преуспел, так сразу же забеспокоился, а теперь, когда ему удалось заставить ее почувствовать не уязвленность, а страх, Энтони предстал в своих собственных глазах отвратительнейшим и самым бесчеловечным извергом.
— Да нет, послушайте, — заговорил он торопливо, — вам не о чем беспокоиться. Репортеры всегда так делают. Берут интервью и все такое. И к тому же он ужасно симпатичный человек. Знаете, это писатель Роджер Шерингэм. Между прочим, мой двоюродный брат. И, думаю, он вас не станет беспокоить расспросами, если вы сами не захотите с ним встретиться. Я уверен, что не станет! Я ему так и скажу, ладно? К черту, есть же другие, есть множество людей, кого он может интервьюировать, если ему так хочется. По правде говоря, я все время возражал против этого, но у него такое мнение, что, может быть, вы сами почему-нибудь захотите дать интервью. Я ему скажу, мисс Кросс. Вы об этом не беспокойтесь. Я позабочусь, чтобы все было в порядке.
Вряд ли девушка что-либо поняла как следует из этой бессвязной речи, может быть, только ухватила ее общий смысл, потому что продолжала все так же пристально глядеть на Энтони, но машинально, думая при этом о чем-то своем. Когда она снова заговорила, голос ее был спокоен, но речь немного сбивчива:
— Значит, можно так вас понимать, что… что лондонские газеты уже заинтересовались смертью моей кузины?
— Боюсь, что так, — словно извиняясь за газеты, en masse[1] ответил Энтони.
Занятая своими мыслями, девушка снова уставила невидящий взгляд на горизонт. Энтони, воспринявший ее молчание как разрешение еще немного побыть в ее обществе, воспользовался неожиданной удачей, чтобы получше рассмотреть девушку.
Да, она необыкновенно хорошенькая, решил он безоговорочно и сразу. Ему понравилась ее тонкая, изящная фигурка, и то, как ее голова гордо держалась на точеной шейке, и как черные волосы завивались колечками над ушами. Ему понравились ее тонкие запястья и маленькие руки, ему понравились… но к чему нам перечислять достоинства Маргарет Кросс, когда можно сразу сказать, что в ней не было ничего такого, что Энтони не понравилось бы. Когда он вернется в гостиницу, то задумается над этим обстоятельством, и вдруг его осенит, что она единственная девушка на свете, предусмотрительно задуманная и созданная заботливым Провидением лишь для одной-единственной цели: восхищать, смущать, сводить с ума и, наконец, щедро вознаградить некоего Энтони Уолтона, холостяка. Да, подобная мысль осеняла его, если быть точным, уже двадцать три раза прежде, и все двадцать три он ошибался насчет намерений Провидения. Однако сейчас это настоящее. Впрочем, таковым оно было всегда.
Энтони продолжал молча созерцать мисс Кросс, и с каждой секундой все восторженнее.
Внезапно девушка, по-видимому, приняла какое-то решение, порывисто обернулась к нему, и Энтони с облегчением увидел, что она улыбается.
— Не хотите ли присесть на минутку, мистер…?
— Уолтон, — поспешил удовлетворить ее любопытство Энтони.
— …мистер Уолтон? Боюсь, я должна перед вами очень-очень извиниться. Вы необычайно добры, что пришли сюда меня предупредить. Я вела себя с вами как свинья.
— Нисколько, — отмел это суждение Энтони, торопливо спускаясь по небольшому крутому склону скалы, чтобы устроиться рядом с девушкой на маленьком травянистом пятачке в двенадцати футах ниже вершины скалы. — Ваше поведение было совершенно естественно. И если кто-нибудь и должен извиняться, то это, наверное, я. Я вел себя ужасно бестактно.
— Вовсе нет! — сердечно ответила девушка. — Это была всецело моя ошибка, но если вы меня прощаете, то не будем больше об этом говорить. Давайте здесь и устроимся поудобнее, потому что я намерена поймать вас на слове.
— О, пожалуйста, — проникновенно отвечал Энтони, садясь на прогретый солнцем пружинистый дерн рядом с ней. — Я буду только польщен.
Девушка охватила руками колени и устремила взгляд на море. Энтони, украдкой поглядывая на нее, с одобрением отметил, как тверд и решителен ее профиль. На вид ей можно было дать не больше двадцати одного-двадцати двух лет, однако даже он мог заметить по едва наметившимся линиям около рта и на белом лбу следы не по годам суровых испытаний и треволнений.
