Найо Марш - Убийство в частной лечебнице
— От одной до двух сотых грана, сиделка.
— Так мало!
— Да, конечно. Минимальную смертельную дозу я вам сказать не могу — она индивидуальна. Но четверть грана прикончит кого угодно.
— Четверть грана! — задумчиво сказала сиделка Бэнкс. — Подумать только!
Глава 4
Послеоперационная
Четверг, одиннадцатое. Вечер
Сэр Джон ожидал пациента в операционной.
Старшая сестра, Джейн и сиделка Бэнкс вошли вместе с Томсом. Они встали возле стола, группа закутанных и невыразительных роботов. Все молчали. Послышался скрип колесиков. Появилась каталка, за которой шагали доктор Робертс и сестра-анестезистка. Доктор Робертс придерживал маску на лице своего пациента. На каталке лежало тело министра внутренних дел. Пока они перекладывали его на стол, министр вдруг невнятно и очень быстро забормотал: «Не сегодня, не сегодня, не сегодня, черт побери!»
Анестезистка ушла.
Вонь эфира окутала стол. Доктор Робертс подкатил свой наркозный аппарат, состоящий из цилиндров со сжатыми газами в металлической раме и очень похожий на гигантский судок для масла и уксуса. Поперек груди пациента поставили низенькую ширму, чтобы отсечь от анестезиолога все постороннее. Томс с любопытством поглядел на пациента.
— А приметный мужик, ничего не скажешь, — весело заметил он. — Любопытная форма головы. Робертс, что вы о нем скажете? Вы на этом вроде как собаку съели, а? Я тут пару дней назад прочел вашу книжку. В его генеалогическом древе есть пара безумных веточек, правда? Его папаша вроде как был не в себе?
Робертс был глубоко шокирован.
— Это так, — сухо сказал он, — но вряд ли можно ожидать, чтобы свидетельство наследственного безумия было четко выражено в лицевой структуре, мистер Томс.
Сестра прикрыла живот больного стерильными полотенцами. Когда голова оказалась за ширмой, пациент перестал быть человеком и превратился всего лишь в операционное поле, расположенное на столе.
Сэр Джон взял скальпель и сделал первый надрез.
— Перитонит как миленький, — сказал чуть позже Томс. — При-вет! — добавил он чуть погодя. — Прорыв аппендикса. Ну, он постарался.
— Вот вам и объяснение приступам боли, — буркнул Филлипс.
— Разумеется, сэр. Удивительно, что он еще был на ногах — вы только посмотрите…
— Экая гадость, — сказал Филлипс. — Черт вас возьми, сестра, вы оглохли?! Я же сказал: корнцанг.
Сестра Мэриголд слегка вскинулась и издала укоризненное покашливание. Воцарилось молчание. Пальцы сэра Джона работали нервно, пытливо, с осторожной уверенностью.
— Пульс слабеет, сэр Джон, — вдруг сказал Робертс.
— Да? Посмотрите-ка, Томс.
— Пульс неважный.
— В чем дело, Робертс? Что с пульсом?
— Довольно слабый. И вид больного мне не нравится. Камфару, сиделка.
Сиделка Бэнкс наполнила второй шприц и принесла его.
— Немедленно укол, сиделка.
Укол был сделан.
— Сыворотку, — буркнул Филлипс.
— Сыворотку, сиделка Харден, — прошептала сестра.
Джейн подошла к столику. Замешкалась.
— Ну, где же сыворотка? — нетерпеливо спросил Филлипс.
— Сиделка! — сердито окликнул Томс. — Что вы делаете!
— Простите… но мне…
— Большой шприц, — сказала сиделка Бэнкс.
— Хорошо, — очень слабо откликнулась Джейн Харден.
Она наклонилась над столом.
Филлипс заканчивал зашивать разрез.
— Сиделка, — повторил Томс, — принесете вы наконец сыворотку?! Что с вами такое?
На носу у него появилась большая дрожащая капля пота. Сестра Мэриголд смерила ее опытным взглядом и вытерла куском марли.
Джейн неуверенным шагом подошла к столу, неся поднос. Филлипс выпрямился и стоял, глядя на шов. Томс наложил повязку и сделал укол.
— Ну ладно, — сказал он, — дело сделано. Очень скверный случай. Он здорово запустил свой аппендицит.
— Да, наверное, — медленно ответил Филлипс. — Я встречался с ним вчера вечером и понятия не имел, что он болен. Совершенно никакого понятия.
— Как его состояние теперь, Робертс? — спросил Томс.
— Не слишком блестяще.
— Ну ладно… в постель его, — сказал Филлипс.
— И уберите поднос, — раздраженно бросил Томс, обращаясь к Джейн, которая по-прежнему стояла возле него.
Она повернула голову и посмотрела в глаза Филлипсу. Он отвел глаза и отошел. Джейн повернулась к столику. Шаги ее стали неровными. Она остановилась, покачнулась и рухнула на кафельный пол.
— Господи, что еще эта девица затеяла?! — завопил Томс.
Филлипс в несколько шагов пересек операционную и остановился, глядя на нее сверху вниз.
— Обморок, — сказал он сквозь маску.
Он посмотрел на свои запачканные кровью перчатки, стянул их и встал на колени возле Джейн. Сестра Мэриголд зацокала языком и закудахтала, как перепуганная курица, потом позвонила в колокольчик. Сестра Бэнкс глянула на нее, затем помогла Томсу прикрыть больного простыней и переложить его на каталку. Доктор Робертс даже не поднял глаз. Он наклонился над пациентом, сосредоточенно глядя на него. Пришли две сиделки.
— Сиделка Харден упала в обморок, — кратко сказала старшая сестра.
Джейн подняли и поставили на ноги. Она открыла глаза и оглядела всех бессмысленным взором. Ее вывели, почти вынесли из операционной.
Пациента увезли.
Филлипс вышел в предоперационную, а за ним следом — Томс.
— Ну, сэр, — весело заметил Томс, — по-моему, сегодня все наоборот. Вы, как правило, самый свирепый член операционной бригады, а сегодня — ни дать ни взять кроткий голубок. А я обругал бедную девушку до обморока. Мне очень жаль. По-моему, ей было не по себе все время операции.
— Возможно, — сказал Филлипс, открывая кран.
— Весьма сожалею. Она славная девушка и хорошая медсестра. И привлекательная к тому же. Интересно, она помолвлена?
— Нет.
— Нет?
— Нет.
Томс постоял с полотенцем в руке, с любопытством глядя на своего патрона. Сэр Джон невозмутимо и методично мылся.
— Неприятная штука оперировать собственных друзей, а? — осмелился заговорить Томс после недолгой паузы. — И притом такой выдающийся друг. Господи, кругом столько джентльменов с весьма большевистскими настроениями, которые не станут плакать и убиваться, если О'Каллаган помрет! Я вижу, вам это нелегко далось, сэр. Я никогда раньше не замечал, чтобы у вас хоть сколько-нибудь дрожали руки.
— Мой дорогой Томс, с моими руками все в порядке.
— Э-э-э… простите.
— Ничего страшного, — Филлипс снял халат и шапочку и причесался. — Но вы совершенно правы, — сказал он неожиданно, — мне операция не понравилась.
Томс добродушно ухмыльнулся и сочувственно посмотрел на Филлипса.
Дверь открылась, и вошел доктор Робертс.
— Я только что заглянул в текущие записи в истории болезни, — начал он. — Состояние пациента внушает тревогу. На тот момент вливание камфары помогло, но пульс пока неудовлетворительный. — Робертс нервно переводил глаза с одного хирурга на другого и протирал очки. — Должен признаться, мне не по себе, — сказал он. — Это же… это же такой важный пациент.
— Все пациенты важны, — ответил Филлипс.
— Разумеется, сэр Джон. Я хотел только сказать, что мое повышенное беспокойство объясняется высоким социальным положением пациента.
— Господи, вы разговариваете как пишете, Робертс, — шутливо прокомментировал Томс.
— Как бы там ни было, — продолжал Робертс, с сомнением поглядев на толстячка, — как бы там ни было, я очень беспокоюсь.
— Сейчас приду и осмотрю его, — ответил Филлипс. — Могу понять вашу тревогу. Томс, идемте-ка лучше с нами.
— Сию минутку, сэр.
— В его состоянии есть нечто трудно предсказуемое, — проговорил Робертс.
Он углубился в детали. Филлипс внимательно слушал.
Томс бросил в зеркало самодовольный взгляд.
— Я готов. — Он повернулся к Робертсу. — Какой у вас чудной стетоскоп, Робертс, — заметил он игриво.
Робертс с гордостью поглядел на свой стетоскоп. Это был старинный инструмент в форме деревянной трубки с толстой средней частью, украшенный зарубками.
— Я не променял бы его на самую последнюю новинку в этой области, мистер Томс, — сказал Робертс.
— Он похож на спиртомер. А зачем тут зарубки?
Робертс смутился. Он сконфуженно посмотрел на Филлипса.
— Боюсь, вы сочтете меня очень тщеславной личностью, — пробормотал он робко.
— Ну же, — сказал Томс. — Валяйте, говорите! Это что, пациенты, которых вы прикончили, или миллионеры, которым вы давали наркоз?
— Нет, ни то ни другое. Собственно говоря, это своего рода мерка. Зарубки — это случаи операций у пациентов с тяжелыми сердечными заболеваниями, которым я успешно давал наркоз.
Томс расхохотался, а Робертс покраснел, как школьник.