Джон Карр - Окно Иуды

— «Последних сообщений» у него не было, мисс Джордан, — мрачно заметил мистер Лотон. — Что именно вы сделали?

— Подойдя к двери, я услышала чей-то голос: «Вставайте, черт бы вас побрал!» — Последние слова вновь показались неуместными в ее устах.

— Он сказал что-нибудь еще?

— Да. Кажется, он добавил: «Встаньте с пола и скажите что-нибудь».

— Голос был громкий?

— Довольно громкий.

— Это был голос обвиняемого?

— Теперь я знаю, что да. Но тогда я едва ли его узнала. У меня это ассоциировалось с тем, что говорил утром мистер Хьюм…

— Вы пробовали открыть дверь?

— Да, один раз.

— Она была заперта на засов изнутри?

— Тогда я так не подумала, что на засов. Но дверь была заперта.

— А потом?

— Дайер появился из-за угла коридора со своими пальто и шляпой. Я подбежала к нему и сказала: «Они дерутся, убивают друг друга — остановите их». Он ответил, что пойдет за констеблем. «Вы трус! — упрекнула его я. — Бегите в соседний дом и приведите мистера Флеминга». Но он сказал, что лучше пойти мне, чтобы не оставаться одной в доме, если что-то случится. Поэтому я пошла.

— Вы быстро нашли мистера Флеминга?

— Да, он спускался с крыльца своего дома.

— Он пошел в дом мистера Хьюма вместе с вами?

— Да, и мы увидели Дайера с кочергой в руке. «Что там происходит?» — спросил мистер Флеминг. «Сейчас все тихо», — ответил Дайер.

— Вы втроем подошли к двери кабинета?

— Да, и Дайер постучал. Потом мистер Флеминг постучал сильнее.

— А после?

— Мы услышали внутри шаги, и кто-то начал отодвигать засов.

— Вы уверены, что дверь была закрыта на засов, и его пришлось отодвинуть?

— Да, судя по звуку. Засов двигался с трудом, и дверь слегка вздрагивала.

— Сколько, по-вашему, прошло времени между стуком и моментом, когда отодвинули засов?

— Не знаю. Возможно, немного, но это показалось вечностью.

— Могла пройти целая минута?

— Вероятно.

— Пожалуйста, расскажите присяжным, что случилось затем.

Но женщина обращалась не к присяжным, а к своим рукам, лежащим на перилах.

— Дверь открылась на несколько дюймов, и кто-то выглянул. Я увидела, что это тот мужчина. Потом он распахнул дверь и сказал: «Ладно, вам лучше войти». Мистер Флеминг вбежал в комнату, и Дайер последовал за ним.

— А вы вошли в кабинет?

— Нет. Я осталась у двери.

— Что именно вы увидели?

— Я увидела Эйвори, лежавшего на спине у стола ногами ко мне.

— Вы видели эти фотографии? — Лотон указал на желтый буклет. — Да? Благодарю вас. Пожалуйста, возьмите буклет и взгляните на фотографию номер 5. Он лежал так?

— Да. Думаю, что так.

— Поверьте, я глубоко… Да, можете положить буклет. Как близко вы подходили к телу?

— Я не отходила от двери. Они сказали, что он мертв.

— Кто именно сказал?

— Кажется, мистер Флеминг.

— Вы помните, что говорил обвиняемый?

— Помню начало. Мистер Флеминг спросил его, кто это сделал, а он ответил: «Полагаю, вы скажете, что я». — «Вы убили его, и нам лучше вызвать полицию», — сказал мистер Флеминг. Я хорошо помню то, что видела, но почти не помню, что слышала. Мне стало не по себе.

— Как себя вел обвиняемый?

— Он был спокоен и сдержан, если не считать того, что галстук у него болтался поверх пальто.

— Что сделал обвиняемый, когда мистер Флеминг заговорил о вызове полиции?

— Он сел на стул у стола, достал из внутреннего кармана портсигар, вынул сигарету и закурил.

Мистер Хантли Лотон наклонился посовещаться с генеральным прокурором, но думаю, это было сделано для отвода глаз. Все, кроме судьи, бросили беглый взгляд на обвиняемого. Судья Рэнкин оторвался от своих записей, ожидая продолжения. Мисс Джордан выглядела так, словно пыталась примириться с пребыванием на свидетельском месте до конца дней.

Хантли Лотон снова обратился к ней:

— Кажется, мисс Джордан, вскоре после обнаружения тела вас отправили в автомобиле за доктором Спенсером Хьюмом в больницу Сент-Прейд на Прейд-стрит?

— Да. Мистер Флеминг взял меня за плечо и велел быстро привезти его, так как, если он на операции, ему не передадут телефонное сообщение.

— Вы не можете сообщить нам что-нибудь еще о дальнейших событиях этого вечера?

— Нет.

— Потому что, вернувшись из больницы, вы заболели воспалением мозга и месяц не могли покидать вашу комнату?

— Да.

Обвинитель провел рукой по странице досье.

— Прошу вас подумать как следует, мисс Джордан. Можете ли вы повторить нам еще какие-нибудь слова обвиняемого? Он сказал что-то, когда сел и зажег сигарету?

— Да, ответил на вопрос.

— На какой?

— Кто-то спросил: «Вы что, сделаны из камня?»

— И что он ответил?

— «Поделом ему за то, что он что-то подмешал мне в виски». Несколько секунд Лотон молча смотрел на нее, потом сел.

Сэр Генри Мерривейл поднялся для перекрестного допроса.

Глава 3

В МАЛЕНЬКОМ ТЕМНОМ КОРИДОРЕ

Какой линии будет придерживаться защита, никто не мог сказать — возможно, безумия или даже непреднамеренного убийства, но, зная Г. М., я сомневался, что он этим ограничится. Его первый перекрестный допрос мог дать какую-то подсказку. Г. М. величественно поднялся, но эффект испортила мантия, которая за что-то зацепилась и треснула со звуком, настолько напоминающим пренебрежительное фырканье, что на одну ужасную секунду я подумал, что он действительно выразил таким образом свое отношение к происходящему. Потом Г. М. расправил плечи. Как бы ни заржавели его адвокатские таланты, это был перекрестный допрос, где дозволены наводящие вопросы. Могла возникнуть какая-нибудь зацепка, при которой его обычная агрессивная тактика стала бы смертоносной. Но беда была в том, что женщина завоевала симпатии всех, включая жюри, и нападать на нее было неразумно. Бросив злобный взгляд через плечо на порванную мантию и поправив очки на широком носу, Г. М. обратился к ней почти так же мягко, как Хантли Лотон. При звуках его голоса свидетельница сразу расслабилась. Казалось, он приглашает ее выпить и поболтать.

— Мэм, — начал Г. М., — вы считаете, что мистер Хьюм услышал что-то скверное об обвиняемом, и это внезапно заставило его переменить мнение?

Пауза.

— Не знаю.

— Все же, — настаивал Г. М., — поскольку мой ученый друг задал этот вопрос, давайте разберемся. Как он сказал, если мистер Хьюм изменил мнение о подсудимом, то, должно быть, потому, что узнал что-то от кого-то, не так ли?

— Мне казалось, что да.

— И наоборот, если бы он ничего не узнал, то не изменил бы мнения?

— Полагаю, что да.

— Кажется, — продолжал Г. М. тем же тоном, — он пребывал в наилучшем настроении в пятницу вечером, когда договаривался о вашей с доктором Хьюмом поездке в Суссекс?

— Да.

— Тем вечером он выходил из дому?

— Нет.

— Принимал каких-нибудь посетителей?

— Нет.

— Отвечал на телефонные звонки, получал письма или какие-то сообщения?

— Нет. За исключением звонка Мэри. Я сняла трубку и говорила с ней минуту-две, а потом мистер Хьюм подошел к телефону, но я не слышала, что он говорил.

— А сколько писем он получил следующим утром за завтраком?

— Только одно — написанное почерком Мэри.

— Угу. Следовательно, если он узнал что-то плохое об обвиняемом, то, возможно, от собственной дочери?

По залу пробежал шорох. Сэр Уолтер Сторм сделал движение, словно собираясь встать, но вместо этого начал совещаться с Хантли Лотоном.

— Ну… откуда мне знать?

— Все же именно после чтения этого письма он впервые проявил антагонизм по отношению к подсудимому?

— Да.

— Значит, все началось именно тогда?

— Судя по тому, что я видела, да.

— Предположим, мэм, я скажу вам, что в этом письме не было ни единого слова об обвиняемом, кроме того, что он приезжает в Лондон?

Свидетельница прикоснулась к очкам.

— Не знаю, что я должна ответить.

— Именно это я говорю вам, мэм. У нас имеется это письмо, и в свое время мы собираемся предъявить его. Поэтому, если я скажу вам, что в нем нет ничего о подсудимом, за исключением голого факта — его намерения приехать в Лондон, — это изменит вашу точку зрения на поведение мистера Хьюма?

Г. М. сел, не дожидаясь ответа. Суд был озадачен. Защитник не опроверг и не попытался опровергнуть ни одного слова в показаниях свидетельницы, но оставил ощущение, что в них что-то не так. Я ожидал, что мистер Лотон возобновит допрос, однако поднялся сэр Уолтер Сторм: — Вызовите Херберта Уильяма Дайера. Мисс Джордан покинула свидетельское место, на которое поднялся Дайер. Было очевидно, что он окажется хорошим и убедительным свидетелем, что и произошло. Дайер был степенным мужчиной лет под шестьдесят, с коротко стриженными седеющими волосами. Ради такого случая он облачился в короткий черный пиджак и полосатые брюки, а вместо стоячего воротничка надел обычный с темным галстуком. Человек буквально излучал респектабельность. Проходя мимо скамьи присяжных и стола солиситоров, он не то поклонился, не то кивнул светловолосому молодому человеку, сидящему за этим столом. Дайер произнес присягу звучным голосом и застыл, опустив руки и слегка выпятив подбородок.