Агата Кристи - Вилла «Белый конь»
– А в стене за камином и вправду был кто-то похоронен? – полюбопытствовала Вьюнок.
Дэвид, не обратив на ее слова внимания, продолжал:
– Возьмите, к примеру, медиумов. Трансы, темные комнаты, шепот, стуки. После чего медиум поправляет волосы, собирает вещи и отправляется домой ужинать. Обычная, спокойная, добродушная женщина.
– Значит, ты представляешь себе ведьм так: три шотландские старые карги с даром предвидения тайно совершают свои обряды, колдуют над кипящим котлом, вызывают духов, но сами остаются с виду тремя обычными старухами? Пожалуй, ты прав. Производит впечатление.
– Если вы сумеете заставить актеров играть это таким образом, – сухо вставила Гермия.
– Верно, – согласился Дэвид. – Малейший намек на безумие в пьесе – и актер пускается во все тяжкие! То же и с неожиданной смертью. Ну не может он просто так взять и упасть замертво. Стонет, пошатывается, вращает глазами, хватается за сердце – разыгрывает целую сцену. Кстати, о сценах: как вам исполнение Макбета Филдингом? Невероятно противоречивые оценки критики.
– Блестяще играет, – сказала Гермия. – Сцена с врачевателем, после того как он ходит во сне... «Неужто не поможешь ты утратившему разум?» Он выявил то, что мне никогда не приходило в голову, ведь это приказ врачевателю убить жену. И ясно, что жену он любит. Филдинг раскрыл борьбу между страхом и любовью в душе своего героя. А реплика: «И после – суждено тебе погибнуть» – поразила меня до глубины души. Как никогда.
– Шекспира ожидали бы некоторые сюрпризы, доведись ему увидеть, как играют его пьесы нынче, – иронически заметил я.
– На мой взгляд, нынешние режиссеры немало потрудились, искореняя истинный дух его творчества.
– Обычное удивление автора от трактовки его пьесы постановщиком, – тихо проговорила Гермия.
– А Шекспира вроде написал какой-то Бэкон?[16] – осведомилась Вьюнок.
– Эта теория давно устарела, – добродушно ответил Дэвид. – А что, кстати, известно тебе о Бэконе?
– Он изобрел порох, – победоносно возвестила его подружка.
Дэвид посмотрел на нас с Гермией.
– Вам ясно, почему я люблю эту девушку? – спросил он. – Ее познания так оригинальны. Не Роджер[17], любовь моя, а Фрэнсис.
– Любопытно, что Филдинг играет и Третьего Убийцу. Кто-нибудь до него играл?
– Кажется, да, – сказал Дэвид. – Как в ту пору было удобно – приглашаешь, если требует дело, первого попавшегося убийцу. Вот бы сейчас так!
– И сейчас такое бывает, – возразила Гермия. – Гангстеры. Киллеры, или как их там еще называют. Чикаго и тому подобное.
– Верно, – согласился Дэвид. – Но я имел в виду не гангстеров, рэкетиров или баронов преступного мира, а простых, обычных людей, которым нужно избавиться от кого-то нежелательного. Деловой соперник, скажем; или тетушка Эмили – так богата и чересчур зажилась на этом свете. Или муж-простофиля под ногами путается. Воображаете, как просто – звоните в «Хэрродс»[18] и заказываете: «Пришлите, пожалуйста, двух убийц поопытнее».
Мы все снова рассмеялись.
– А разве нельзя каким-то образом подстроить убийство? – спросила Вьюнок.
Мы повернулись к ней.
– Что ты имеешь в виду, Вьюночек? – поинтересовался Дэвид.
– Ну, в общем, кто захочет, может это устроить... Ну, простые, обыкновенные люди вроде нас, как ты говоришь. Только, кажется, это очень дорого.
В больших синих глазах была непритворная наивность, губы полуоткрыты.
– О чем ты? – Дэвид с любопытством взглянул на нее.
Вьюнок заметно растерялась:
– Ах, ну... я напутала. Я имела в виду белого коня. И все такое.
– Белого коня? Какого еще белого коня?
Вьюнок покраснела и опустила взор:
– Наверное, я наболтала глупостей. Просто при мне об этом говорили, а я не так поняла.
– Отведай-ка лучше этой дивной шарлотки, – ласково предложил Дэвид.
2
В жизни иногда случаются престранные вещи – услышишь неожиданно что-нибудь, и вдруг через день снова тебе кто-то говорит то же самое. Со мной такое произошло на следующее утро.
У меня зазвонил телефон, и я снял трубку. Послышался судорожный вздох, затем прерывающийся голос произнес с вызовом:
– Я подумала об этом, и я приеду.
Я сделал бесплодную попытку разобраться, в чем дело, и, надеясь выиграть время, спросил:
– Прекрасно, но с кем имею... э-э... честь?
– В конце концов, – продолжал голос, – молния дважды не ударяет в одно и то же место.
– Вы правильно набрали номер?
– Конечно. Это Марк Истербрук?
– Ясно, – догадался я. – Миссис Оливер.
В трубке с удивлением произнесли:
– Вы не узнали меня? Мне и в голову не пришло. Марк, я насчет этого благотворительного праздника. Я поеду и буду надписывать там книжки, если Роуда уж так хочет.
– Очень мило с вашей стороны. Они вас примут у себя.
– Обеда, надеюсь, они не устраивают? – спросила миссис Оливер с опаской. – Сами знаете, как это бывает, – продолжала она. – Все подходят с вопросом, не пишу ли я сейчас что-нибудь новенькое, будто не видят – я пью имбирный эль или томатный сок и ничего не пишу. И еще как они любят мои книги – нет слов, слышать приятно, но что на это ответить? Не представляю. Скажешь: «Я очень рада» – избитая фраза вроде «Приятно познакомиться». Кстати, они не потащат меня на выпивку в «Розовую лошадь»?
– Какую «Розовую лошадь»?
– Ну, «Белый конь». Такой паб. Мне в пабах становится худо.
– А что собой представляет «Белый конь»?
– Да там какой-то паб, разве он не так называется? Или «Розовый конь»? А может, это где-то еще. Или я его просто выдумала. Я выдумываю кучу вещей.
– Как поживает какаду? – осведомился я.
– Какаду? – недоуменно откликнулась миссис Оливер.
– А мяч для крикета?
– Ну, знаете ли, – с достоинством проговорила миссис Оливер. – Вы, наверное, с ума сошли, или с похмелья, или еще что. Розовые кони, какаду, крикет...
Она в сердцах бросила трубку.
Я все еще раздумывал о «Белом коне» и о том, что я о нем услышал сегодня снова, когда опять раздался телефонный звонок.
На этот раз звонил мистер Сомс Уайт, известный стряпчий, который напомнил мне, что по завещанию моей крестной, леди Хескет-Дюбуа, я могу выбрать три картины из ее коллекции.
– Ничего особенно ценного, конечно, нет, – сказал мистер Сомс Уайт присущим ему меланхоличным тоном. – Но, насколько мне известно, вы говорили, что вам очень нравятся некоторые картины покойной.
– У нее были прелестные акварели, индийские пейзажи.
– Совершенно верно. Завещание утверждено, я – один из душеприказчиков, – отвечал мистер Сомс Уайт. – Подготавливается распродажа имущества, и не могли бы вы сейчас приехать на Элсмер-сквер...
– Сейчас буду, – сказал я.
Работать в это утро все равно не удавалось.
3
С тремя акварелями под мышкой я выходил из дома на Элсмер-сквер и столкнулся нос к носу с каким-то человеком, поднимавшимся по ступеням к двери. Я извинился, он, в свою очередь, извинился тоже, и я уже было подозвал проезжавшее мимо такси, как вдруг что-то меня остановило – я быстро обернулся и спросил:
– Это вы, Корриган?
– Да... а вы... вы – Марк Истербрук?
Джим Корриган и я были приятелями, когда учились в Оксфорде, но мы не виделись уже лет пятнадцать.
– Не узнал вас сначала, хотя лицо показалось знакомым, – сказал Корриган. – Читаю время от времени ваши статьи, они мне нравятся.
– А вы что поделываете? Занимаетесь научной работой? Помнится, у вас была тема?
Корриган вздохнул:
– Не вышло. На это нужно много денег, самостоятельно не организуешь. Нужен либо спонсор-миллионер, либо какой-нибудь фонд.
– Тема была, если не ошибаюсь, печеночные паразиты?
– Ну и память! Нет, я от этого отказался. Свойства выделений желез внутренней секреции – вот что меня интересует сегодня. Особые железы, они вряд ли вам известны. Связаны с селезенкой. На первый взгляд совершенно бесполезный орган.
Он говорил увлеченно, как настоящий исследователь.
– Так в чем же тогда смысл?
– Понимаете, – виновато признался Корриган, – у меня есть теория, что они влияют на поведение человека. Грубо говоря, они как тормозная жидкость. Без нее тормоза не работают. Недостаточное количество подобных гормонов может – я подчеркиваю, может – сделать человека преступником.
Я даже присвистнул.
– А как насчет первородного греха?
– Вот именно! – откликнулся доктор Корриган. – Священникам домыслы такого рода не по нраву, верно? К сожалению, моей теорией никого не удалось заинтересовать. И я теперь судебный хирург. Увлекательное дело. Встречаются занятные криминальные типы. Не стану утомлять вас профессиональной болтовней, но не хотите ли разделить со мной ленч?
– Охотно. Однако вы вроде бы направлялись в этот дом? Там никого нет, кроме сторожа.
– Я так и думал. Но мне хотелось кое-что разузнать о покойной леди Хескет-Дюбуа.
