Александр Эсаулов - Хозяин Зоны
— Нормально твои… — пробормотал он.
— Спасибо…
— Конвой! Эй, кто там в коридоре? Заберите арестованного! Я закончил.
Пока Тысевича вели по холодному, несмотря на то что на дворе уже был май, коридору, у него в ушах, словно неземная музыка, звучали слова сержанта: «Нормально твои…», «Нормально твои…» Увидать бы их еще хотя бы разок, хотя бы краешком глаза, и пусть делают все, что хотят. Сволочи! Зачем? Кому это нужно? Ведь даже этот молоденький сержант, вчерашний пацан, понимает, что никакой я не шпион, а пишет, пишет, пишет… Бредятина! Как будто Польше нужно знать, сколько зерна сдал колхоз государству. Тоже мне, тайна великая! Сколько народу в камерах! Работали бы себе, детей растили, а их в тюрягу… Зачем?!!
— Стоять! Лицом к стене! Громыхнула дверь.
— Вперед!
Снова громыхнула дверь, только уже за спиной. Все, он подписал признание, что является польским шпионом. Теперь остается только одно — ждать, что будет дальше. ЧТО БУДЕТ ДАЛЬШЕ?
Глава 22
Житомирская область, г. Малин. Май 1938 г.
Маньку продали очень удачно. Корова как чувствовала недоброе, не хотела уходить со двора, ревела, упиралась и мотала головой. Наталья не показывалась из дому, рыдала, зарывшись лицом в подушку. Корову продавал Петька, торгуясь за каждый рубль, потому что понимал: очень скоро и копейка будет на счету. Удалось кое-что продать из мебели, но совсем немного. Деньги Петька спрятал в специальный карманчик, пришитый Марусей на поясе брюк с внутренней стороны.
Уложив в сумки и мешки все, что можно было унести в руках, утром, на третий день после вызова в милицию, они пошли в сторону железнодорожного вокзала. Маруся, красная от стыда, шагала с опущенной головой — ей казалось, что весь Изяслав смотрит на нее и осуждает: вот, выгнали врагов народа, неблагонадежных из города… Она украдкой смотрела по сторонам, уверенная, что видит город в последний раз. Наденька просто не понимала, что происходит, и воспринимала все с острым любопытством, смешанным с чувством страха. Мать безучастно тащила два мешка с одеждой, связанных и перекинутых через плечо. Петька успел смотаться в школу, взять на сестер необходимые документы, чтобы они смогли пойти учиться по новому месту жительства. Он же навел справки, куда можно уехать. Первый городок, где они могли бы остановиться и который не находился в приграничной зоне, — Малин.
До Шепетовки добрались на поезде. Паровоз, равномерно пыхтя, бодро тащил с десяток вагонов. Наденька ехала на поезде впервые и с восторгом смотрела в окно на проносившиеся мимо деревья, столбы, села, скирды сена, выстроившиеся вдоль железнодорожного полотна. В Шепетовке была трудная пересадка. Кое-как выбрались со всем своим скарбом из вагона, а затем расположились возле вокзала, ожидая, когда вернется Петька, который пошел за билетами.
В Малин приехали после обеда, часа в три. Сунулись на вокзал, да не тут то было: все помещение оказалось битком забито пассажирами. Везде, где только можно, стояли вещи: чемоданы, мешки, котомки, узлы, — на которых сидели, лежали и даже храпели такие же несчастные, как и Тысевичи.
— Боже ты мой… — растерянно прошептала мать, — куда ж нам теперь?
Даже в привокзальном сквере было так многолюдно, что не осталось места, где можно было бы разложиться, что-то постелить. Вонь из вокзала и туалета, находившегося рядом, настолько била в нос, что чистоплотная Наталья закрыла лицо ладонями: куда угодно, только не здесь! Наденька дергала мать за платье.
— Мы что, уже приехали? — спрашивала девчушка. — А куда? Где мы будем жить?
Мать на вопросы не отвечала, а Петька то и дело шикал на сестренку — не доставай, мол, сами не знаем! Маруся растерянно смотрела вокруг, готовая вот-вот зареветь. Казалось, она только сейчас осознала, в каком бедственном положении они пребывали. В который раз за день, нагрузившись вещами, они брели по улице неизвестно куда. Примерно за километр от вокзала нашли лесопосадку, где было чисто, свежо, а главное, свободно. Петька обследовал место, оно ему понравилось, потому что чем-то напоминало рощицу возле танкодрома в Орле, где курсантам разрешали курить.
— Сегодня переночуем здесь, а завтра пойдем в город искать квартиру. Странно, почему раньше в этом месте никто не останавливался? Тут так хорошо, к тому же не очень далеко от вокзала…
День начал клониться к вечеру. Умылись водой из бутылки, перекусили всухомятку и, пока было светло, начали устраиваться на ночлег. Достали из мешков одеяла и расстелили их на земле, еще не остывшей после теплого майского дня. Потом сидели у небольшого костерка. Петька нашел толстую суковатую палку и положил рядом: может, собаку придется отгонять. Наденька уснула раньше, чем ее голова коснулась мешка, который положили ей вместо подушки. В костерок бросили ветку потолще, и она потихоньку тлела, согревая их в прохладной ночи.
Петька проснулся, почувствовав, как из-под головы тянут мешок. Сказалась военная выучка — он мгновенно сообразил, что происходит, и схватил оружие, ту самую суковатую палку, которую положил себе под бок. В темноте бесшумно двигались тени.
«Воры! Так вот почему в посадке никого не было… Видно, мы не первые! Тут и убить могут, но никто ничего не найдет. Какие же мы дураки!» — промелькнуло у него в голове. Он молча вскочил, ударив снизу вверх между ног приблизившуюся к нему фигуру. Ночную тишину разорвал громкий вопль:
— Сука!!!
А Петька уже изо всех сил размахивал своим оружием, раздирая острыми сучьями палки кому лицо, кому руку, а кому-то зацепил и распустил от ворота до пупа рубаху.
— Атанда!!! — заорал кто-то из воров. Голос был молодой, звонкий и принадлежал, видимо, совсем еще пацану.
Банда стремительно скрылась в темноте. Заплакала перепуганная Наденька. Маруся всматривалась в темноту, со сна не понимая, что происходит. Как ни странно, Наталье этот воровской налет помог прийти в себя. Она вскочила и стала рядом с сыном, готовая защищать своих детей и добро зубами и ногтями, до крови, до костей, до самой смерти…
После того как банда скрылась, мать и сын еще долго стояли, держа наготове суковатые дубинки, и ничего не говорили, только чувствовали, как дрожат ноги. Первым пришел в себя Петька, забрал у матери дубинку и, прерывисто дыша, сказал:
— Все вроде… Убежали… Мам, ты успокойся, главное целы все…
Разжигать костер побоялись — не дай бог еще кого-нибудь привлечь «на огонек» — и молча сидели на ночном холоде до рассвета. Спала только меньшенькая, укрытая Петькиным пальто. Когда рассвело, стали проверять вещи. Оказалось, украли два мешка — в одном была теплая одежда, в другом постельное белье.
— Сволочи… Какие сволочи, — бормотал Петька. — Чтоб им ни дна, ни покрышки! Видят, что у людей горе, так нет же… Проклятые!
Снова все упаковали и побрели к вокзалу. Наденька продолжала спать на ходу и несколько раз ткнулась головой в Петькину спину. Маруся успокоилась, только ноги передвигала совсем медленно, идя маленькими шажками: сил у нее после вчерашнего трудного дня почти не осталось, а отдохнуть не удалось из-за ночного налета. Наконец добрели до вокзала. Сейчас даже заплеванная, вымощенная булыжником привокзальная площадь показалась периной, к тому же среди толпы таких, как они, неприкаянных ходили милиционеры, что вселяло чувство безопасности.
«Как странно, — подумал Петька, глядя на людей в форме, — они принесли беду, и у них же ищем защиты…»
После происшествия в лесопосадке Петька не доверял никому. Вещи компактно сложили в кучу, среди мешков устроили Наденьку, которая тут же снова уснула. Петька спать себе не позволил. Он лежал на мешках с открытыми глазами, время от времени окидывая взглядом небольшое хозяйство, и размышлял, как быть дальше. Поерзав немного, снова уснула Маруся.
— Мам, ты спишь?
— Нет, сынок, думаю.
— И я думаю… Куда нам деваться? Никакого жилья здесь найти не удастся, а если и найдем, то дорого — вон сколько народу на вокзале, и каждый о своем угле мечтает. А с деньгами у нас не очень-то… Надо ехать дальше.
Наталья молчала, погрузившись в невеселые мысли.
— Мам, ты видишь, что творится вокруг? — продолжал Петька. — Мне кажется, ничего мы здесь не найдем! Занято уже все…
— Может быть, сынок, может быть… Но попробовать надо!
Утром все-таки решили попытать счастья. Наталья и Петр пошли в город, оставив сестер караулить вещи. Ходили по Малину часа два, но никакого жилья, конечно, не нашли. Везде, где только можно было пристроиться, уже непременно кто-нибудь жил. Наталья едва сдерживала слезы и была на грани нервного срыва. Петька, понимая, в каком состоянии находится мать, поддерживал ее как мог.
— Мам, — сказал он после того, как они снова вернулись на привокзальную площадь, — ты посмотри, что на вокзале делается. И так было понятно, что никакого жилья нам тут не светит. Может, к тете Дусе? В Коростень?
