Александр Эсаулов - Хозяин Зоны
— Сильно, — сказал старшина, — у нас я такого не видел… Венька приподнял носок, Тысевич не сразу, но замолк.
— Повторить?
Арестованный прерывисто дышал. Венька не стал давить второй раз, понимая, что Тысевич должен подумать и ответить на вопрос только спустя несколько минут.
— Ну?
— Признаю.
— Старшина, спасибо, дальше я сам. Старшина снова покачал головой.
— Сильно… Надо взять на вооружение.
Венька сел за стол, достал чистый лист бумаги, открутил колпачок автоматической ручки, подарок лейтенанта по поводу окончания стажировки, и начал писать:
ПОКАЗАНИЯ
обвиняемого Тысевича Николая Григорьевича от 13 мая 1938 года
ВОПРОС: Следственными материалами вы изобличены как агент одной иноземной державы. Признаете себя виновным?
ОТВЕТ: Да, признаю. Я признаю, что являюсь агентом польской разведки…
— Тысевич, когда Грехман завербовал тебя?
— Не помню.
— Верю. Напоминаю, что он завербовал тебя в октябре 1929 года. Запомнил?
Венька встал из-за стола, подошел к лежащему на полу Тысевичу и, глядя ему прямо в глаза, спросил:
— Тысевич, тебе было больно? Тысевич молчал.
— Я даже не давил тебе яйца, а так, всего лишь пощекотал. В следующий раз будет больно по-настоящему, усек? Поэтому ты меня не томи, вспоминай быстро, говори четко. У меня ворох работы, и я с тобой цацкаться не собираюсь. Вот так вот…
…с октября 1929 года по день моего ареста был агентом польской разведки, в которую меня завербовал бывший председатель колхоза…
— Тысевич, как колхоз назывался?
— «Червона зирка».
— Как? Что за червона зирка?
— Красная звезда по-русски.
— А-а…
…председатель колхоза «Червона зирка» Грехман Самуил Вениаминович при следующих обстоятельствах…
— Ты кем работал до 1929 года?
— Секретарем сельсовета.
— Ага, значит, всех знал?
— Многих…
— Так и запишем:
…Грехмана Самуила Вениаминовича знал с 1925 года по уличному потому что в то время работал секлетарем сельсовета и по перепеси знал все население, включая и его. До 1929 года т. е. до момента моей вербовки в агенты польской разведки я с Грехманом не был близким знакомым, а в 1929 году…
— А в 1929 году ты там же работал, в сельсовете?
— Развяжите меня, у меня руки и ноги затекли.
— Ладно, Тысевич, вести себя хорошо будешь? Смотри, в коридоре у меня помощников достаточно. Так где ты работал?
… я работал заместителем председателя производственного товарищества имени 10-летия Октября, в г. Изяславе, а Грехман в то время работал председателем колхоза «Червона зирка» г. Изяслава, и мы по служебным делам начали сталкиваться при получении сельхозинвентаря и лошадей для колхоза. Приблизительно в сентябре месяце 1929 года при получении суперхвосвата для колхоза у нас с Грехманом вышел спор о том, что он хотел получить суперхвосват без документов, а я ему не отпустил, на что он заявил в Изяславский райисполком, что я срываю коллективизацию. За это нас обоих было вызвано в райисполком и предложено Грехману выписать документы, а мне отпустить суперхвосват, что нами и было сделано. Однажды в октябре месяце 1929 года я был по служебным делам в колхозе во время передачи инвентаря и лошадей. И встретился с Грехманом на пути следования из колхоза в райисполком, он мне сказал, что зачем нам спорить, лучше давай жить дружно и иметь связь между собой и ты мне должен помочь в сборе сведений шпионского характера, на что я не возражал и поддержал его. В конце октября 1929 года при второй встрече с Грехманом, когда я был в колхозе, он мне предложил вступить в подпольную организацию, которая собирает сведения шпионского характера для передачи в Польшу, на что я дал свое согласие.
— Видишь, Тысевич, как мы хорошо стали работать? Быстро и не больно. Ты, главное, пойми, органы без вины никого не арестовывают! Если вдруг обнаружится, что органы допустили ошибку, то кому ж тогда и верить? Кто органы возглавляет? Верный сталинец товарищ Николай Иванович Ежов, а он ошибаться не может! Значит, только ему и можно верить, вот так вот… Едем дальше…
Вопрос: Какие задания дал вам Грехман для проведения к/р шпионской деятельности?
Ответ: Первоначально Грехман дал мне задание, чтобы я ему сообщил о контрактации зерна и мяса и сельхозмашин, куда они распространяются, я ему эти сведения сообщил сразу, потому что я об этом знал, так как работал зам. председателя выробничого товарищества.
— Тысевич, что такое «выробныче»?
— Производственное.
— Так и говори, черт, язык сломаешь…
В дальнейшем мне было дано задание Грехманом собирать сведения шпионского характера: о ходе коллективизации, об отношении селян к коллективизации, о мощности колхоза и отношении к мероприятиям сов. власти. Эти сведения я ему не смог скоро передать, потому что Грехман выехал из г. Изяслава в конце 1929 года (я не знал куда), а в 1933 году в июле месяце он приехал в г. Изяслав и работал контролером в Изяславском СМК и после этого наша связь с Грехманом продолжалась до 1937 года. Вопрос: Какие и когда сведения шпионского характера были переданы Вами Грехману с 1933 года до 1937 года? Ответ: Я передавал сведения шпионского характера в разное время с 1933 года по 1937 год. Мною были переданы следующие сведения:
1. О мощности колхоза
2. Отношение колхозников к труд, деятельности
3. Отношение к мероприятиям сов. власти.
Вопрос: Какие Вами еще были переданы сведения шпионского характера Грехману, кроме вышеуказанных? Ответ: Кроме вышеуказанных сведений шпионского характера я Грехману никаких сведений не передавал и он от меня не требовал.
Вопрос: С кем Вы были связаны по шпионской деятельности после Грехмана с конца 1929 года до июля месяца 1933 года?
Тысевич замолчал. Венька оторвал взгляд от протокола, в который он старательно, высунув кончик языка, словно первоклассник, заносил свои вопросы и свои же ответы, изредка спрашивая или уточняя что-нибудь у Тысевича.
— Не понял, — удивленно произнес Венька. — Ты чего это? Говорил, говорил и вдруг замолк?
— Гражданин сержант, ни с кем я не был связан.
— Та-а-ак… Бунт, значит? А волшебные палки? Забыл про яичницу?
— Гражданин сержант, я ведь признался в том, что шпион. Что вам еще надо? Чтобы я кого-то сдал? Не сдам. Неужели вам этого мало?
— Ах ты… — Венька посмотрел на палки. Самому распять Тысевича ему вряд ли удастся, снова просить помощи у старшины и наряда неловко как-то. Скажут еще, что пожалел шпиона, врага народа… Зачем он его развязал? Сейчас бы только ногой надавил, и никаких тебе уговоров. Тьфу, дурак… А что сейчас делать? Вообще-то, никто не требовал, чтобы он выколачивал из Тысевича имена новых фигурантов по делу, а то, что он шпион, Гребенкин доказал. Так что задание, можно сказать, выполнено. Венька строго спросил у арестованного:
— Неужто ни с кем больше не был связан?
Ответ: После выезда Грехмана в конце 1929 года до июля месяца 1933 года я по шпионской деятельности нискем не был связан, а также он меня нискем не связал.
Вопрос: С кем был связан Грехман и кому передавал сведения шпионского характера для передачи в Польшу?
Ответ: С кем был связан и через кого он передавал сведения шпионского характера в Польшу я не знаю и он мне об этом не говорил.
Вопрос: Кто Вами был завербован для сбора сведений шпионского характера и кто Вам известен из тех, кто еще кроме Вас связан с Грехманом?
— Тысевич, ты хорошенько подумай. Назови кого-нибудь сейчас, по-хорошему. От меня дело уйдет, этот вопрос тебе обязательно зададут другие, в области. И как они будут задавать, я не знаю.
— Я хорошо подумал, гражданин сержант, я никого не назову.
— Ну-ну… Я предупредил…
Ответ: Я никого не завербовал для сбора сведений шпионского характера, так как я от Грехмана задания такого не получал. Кто был с ним кроме меня по сбору сведений шпионского характера я не знаю и он мне не говорил, а только ответил, что тебе это не нужно и ты кроме меня не должен никого знать.
Венька тяжело вздохнул:
— Врешь ты все, сволочь. Будет мне за тебя. Ну и хрен с тобой…
Протокол с моих слов записан верно и мне прочитан, в чем и расписываюсь…
Дознавал сотрудник НКВД…
Венька поставил в конце протокола неразборчивую закорючку и пододвинул листы к Тысевичу.
— Подпишись на каждой страничке. Внизу… И вот здесь… Все. Ну что ж, Тысевич, я с тобой закончил.
— Гражданин сержант, можно вопрос?
— Мне? — Венька удивленно вскинул брови.
— Как там мои? — спросил Тысевич, посмотрев на Веньку так умоляюще, что у того слова сами сорвались с языка.
