Филлис Джеймс - Смерть эксперта-свидетеля
А Дэлглиш говорил:
– Я согласен, что ни одна нормальная женщина не пойдет вечером, чтобы встретиться с убийцей! Поэтому я и не думаю, что она это сделала. Она полагала, что знает, кто убийца Эдвина Лорримера, и если у нее и была назначена встреча вчера вечером, то встреча эта была не с ним. Мисс Фоули, пожалуйста, посмотрите на меня. Вы должны мне поверить. Я еще не знаю, покончила ли ваша подруга с собой или была убита. Но если мне суждено выяснить истину, я должен знать, выходила мисс Моусон из дома в тот вечер, когда погиб доктор Лорример, или нет?
Она хмуро ответила:
– Мы весь вечер провели дома, вместе. Мы же вам говорили.
Воцарилась тишина. Мэссингему казалось, она тянется уже много минут. Вдруг поленья в камине вспыхнули, раздался треск, словно пистолетный выстрел. Одно из поленьев скатилось на каминную плиту. Дэлглиш опустился на колени и щипцами аккуратно положил полено на место. Тишина все длилась и длилась. Потом Анджела сказала:
– Пожалуйста, сначала вы скажите мне правду. Вы думаете, Стар убили?
– Я не могу быть в этом уверен. Возможно, что я никогда не смогу этого доказать. Но – да, я так думаю.
– Стар действительно выходила в тот вечер, – сказала она. – Ее не было с половины восьмого до половины девятого. Она не говорила мне, куда она ходила, и она была совершенно обыкновенной, такой же, как всегда, абсолютно спокойной и собранной, когда вернулась домой. Она ничего не сказала мне, но она действительно выходила из дома. – Потом она добавила: – А теперь мне хотелось бы, чтобы вы ушли. Пожалуйста.
– Мне думается, кто-то должен побыть здесь, с вами, – сказал Дэлглиш.
– Я не ребенок. Мне не нужна миссис Суоффилд, или районная медсестра, или еще кто-нибудь из деревенских доброхотов. И женщина-полицейский мне здесь тоже ни к чему. Яне совершала никаких преступлений, так что вы не имеете права силой навязать мне свое присутствие. Я сообщила вам все, что знаю. Вы заперли бюро Стеллы, так что никто не сможет добраться до ее бумаг и прочих вещей. Я не стану делать глупости – ведь это выражение употребляют, когда хотят тактично поинтересоваться, не собираешься ли ты покончить с собой? Нет, я не собираюсь. Со мной уже все в порядке. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое.
– Боюсь, нам придется снова навязать вам свое присутствие – несколько позже, – сказал Дэлглиш.
– Несколько позже – это лучше, чем сейчас.
Она вовсе не пыталась их оскорбить. Она просто говорила все, как есть. Она с трудом встала и пошла к двери, высоко подняв голову на неподвижной шее, словно лишь жесткая дисциплинированность тела помогала ей сохранить хрупкое равновесие ума. Дэлглиш и Мэссингем переглянулись. Она была права. Невозможно силой принести утешение, нелепо навязывать чье-то общество, если нежеланно ни то ни другое. Не было закона, дающего им право остаться с ней или заставить ее уехать. И кроме того, были еще дела.
Анджела прошла к окну и из-за шторы следила, как их машина объехала Спроггов лужок и помчалась в сторону деревни. Потом она бросилась в переднюю и стянула с полки телефонную книгу. Понадобилось всего несколько секунд лихорадочного перелистывания страниц, чтобы отыскать нужный номер телефона. Набрав номер, она подождала немного, затем поговорила и положила трубку. Снова вернулась в гостиную. Медленно и торжественно она сняла со стены французский меч. Стояла совершенно неподвижно, вытянув вперед руки с мечом, лежащим на ладонях Прошло несколько секунд. Анджела крепко обхватила ножны пальцами левой руки, а правой медленно и торжественно извлекла клинок. Затем встала в дверях гостиной с обнаженным мечом в руке, меряя комнату взглядом, оценивая расположение мебели и других вещей, напряженно, словно чужая здесь, рассчитывая свои возможности в нелегком грядущем испытании.
Несколько минут спустя она прошла в кабинет и снова остановилась, оглядывая комнату. У камина стояло викторианского стиля кресло с круглой спинкой. Она подтащила его к двери кабинета и спрятала за ним обнаженный меч так, что острие клинка упиралось в пол. Потом запрятала под кресло ножны. Убедившись, что ни того ни другого не видно, она вернулась в гостиную. Села в кресло у камина и сидела совершенно неподвижно, ожидая услышать рокот приближающегося автомобиля.
Глава 3
Если Клэр Истербрук и была удивлена, когда, не успела она явиться в Лабораторию без чего-то девять, инспектор Блейклок попросил ее немедленно встретиться с коммандером Дэлглишем, она и виду не подала. Прежде всего она переоделась в белый халат, но не стала тянуть с выполнением просьбы дольше, чем было абсолютно необходимо для утверждения собственной независимости. Войдя в кабинет директора, она увидела двух полицейских, темноволосого и рыжего, тихо беседовавших у окна, будто, подумала она, их дело было совершенно обычным, а их присутствие здесь – совершенно естественным. На столе доктора Хоуарта лежала чужая папка, а на столе для совещаний – план Лаборатории и раскрытая карта Чевишема, изданная Государственным картографическим управлением. В остальном же кабинет выглядел как обычно. Дэлглиш перешел к письменному столу и сказал:
– Доброе утро, мисс Истербрук. Вы слышали о том, что произошло вчера вечером?
– Нет. А надо было? После обеда я ездила в театр, так что меня трудно было найти, и я ни с кем еще не разговаривала, кроме инспектора Блейклока. Он ничего мне не сообщил.
– Стеллу Моусон, подругу мисс Фоули, нашли повешенной в часовне.
Она нахмурилась, как если бы это сообщение показалось ей оскорбительным, и произнесла, выказав лишь вежливый интерес, не более того:
– Ах, вот что. Не думаю, что я с ней встречалась. Впрочем, припоминаю. Она была на концерте в часовне. Волосы с проседью, замечательные глаза. Что случилось? Она покончила с собой?
– Это – одна из двух возможностей. Вряд ли это похоже на несчастный случай.
– Кто же ее нашел?
– Мисс Придмор.
Она проговорила с удивительной мягкостью:
– Бедная девочка!
Дэлглиш раскрыл папку, достал оттуда два прозрачных конверта для вещдоков и сказал:
– Я хотел бы попросить вас взглянуть на эти четыре волоска – срочно. Для меня. Нет времени отсылать их в лабораторию Столпола. Мне хотелось бы знать, если это возможно, с одной и той же головы эти темные волосы или нет.
– Легче будет определить, если не с одной и той же. Я могу рассмотреть их под микроскопом, но сомневаюсь, что смогу вам помочь. Идентификация волос и вообще-то дело нелегкое, а тут всего три образца. Мало надежды что-то сделать. Кроме исследования под микроскопом, мы обычно проводим масс-спектрометрию, чтобы определить различия в микроэлементах, но даже этот метод неприменим, если имеются всего три волоса. Если бы их исследование было поручено мне, мне пришлось бы заявить, что я не могу дать определенный ответ.
– И все же я был бы вам очень признателен, – сказал Дэлглиш, – если бы вы посмотрели. Это просто наитие, и мне хотелось бы знать, стоит ли разрабатывать эту версию.
– А мне хотелось бы посмотреть, как вы это делаете.
Если вы не против, – сказал Мэссингем. Она окинула его взглядом:
– Разве что-нибудь изменилось бы, если бы я была против?
Через десять минут, подняв голову от микроскопа она произнесла:
– Раз речь зашла о наитиях, у меня оно такое, если только оно чего-то стоит: эти волосы – с разных голов. Кутикула, внешний слой и сердцевина существенно различаются. Но оба волоса, по-моему, мужские. Взгляните сами.
Мэссингем наклонился к окуляру. Ему показалось, что он видит срезы двух бревен, с узорчатой и зернистой структурой. А рядом – два других бревна, с изодранной корой. Но он мог разобрать, что это разные бревна, от разных деревьев.
– Спасибо, – сказал он. – Я сообщу об этом мистеру Дэлглишу.
Глава 4
Здесь не было ничего, чем он мог бы загородиться от сверкающего, острого, как бритва, клинка. С грустной иронией он подумал, что пуля, пожалуй, была бы еще хуже. Но тут же засомневался. Чтобы воспользоваться огнестрельным оружием, нужно хоть какое-то умение; если бы в первый раз она промахнулась, он по крайней мере смог бы лишить ее возможности сделать второй выстрел. Но сейчас у нее в руке было три фута холодной стали, и в этом замкнутом пространстве ей достаточно было лишь одного колющего удара или взмаха клинка – и он будет пронзен до самой кости. Теперь он понял, почему она провела его в кабинет. Здесь не было места для маневра, не было ни одного предмета, который он мог бы схватить и швырнуть в нее. И он понимал, что не должен оборачиваться, должен, не спуская глаз, твердо и без страха смотреть ей в лицо. Он старался говорить спокойно, разумно: одна нервозная улыбка, один намек на враждебность, случайный вызов, и окажется слишком поздно убеждать. Он сказал:
