Агата Кристи - Том 9
— Я согласен с вами, мадам…
— А что они носят на головах?! Шляпы? Нет, скрученный кусок материи, а лица покрывают краской и пудрой. Грязное пятно вокруг рта. Красные ногти не только на руках, но и на ногах!..
Старая леди сделала передышку и выжидательно посмотрела на Пуаро. Он вздохнул и покачал головой.
— Даже в церкви, — продолжала старая леди, — без шляпы. Иногда даже без этих глупых шарфов. Только эти безобразные, завитые перманентом волосы. Волосы? Никто сейчас и не знает, что такое волосы. Когда я была молода, я могла сидеть на своих волосах!..
Пуаро бросил украдкой взгляд на серо-стальные букли. Казалось невероятным, что эта свирепая старая леди когда-то была молода.
— На днях одна из них заглянула сюда, — продолжала старая леди. — Повязанная оранжевым шарфом, накрашенная и напудренная. Я посмотрела на нее. Я только посмотрела на нее! И она ушла обратно!
— Она не принадлежала к постоянным жильцам, — продолжала старая леди. — Ни одна подобная особа здесь не останавливается, слава Богу. Так что же ей понадобилось в спальне мужчины? Отвратительно, иначе не назовешь. Я сказала об этой девице хозяйке, этой Липинкот, но она так же испорчена, как и все, — готова бежать на край света ради любого, кто носит брюки.
У Пуаро пробудился легкий интерес к рассказу.
— Та женщина вышла из спальни мужчины? — переспросил он.
Старая леди с жаром ухватилась за эту тему.
— Да, именно так. Я видела ее своими собственными глазами. Из пятого номера.
— А в какой день это было?
— Накануне того дня, когда поднялся весь этот шум с убитым мужчиной. Какой позор, что все это случилось здесь. Раньше это было очень приличное старомодное местечко. А теперь…
— А в котором часу дня это было?
— Дня? Это было вовсе не днем. Вечером. Даже поздно вечером. Совершенный позор! После десяти. Я ложусь спать в четверть одиннадцатого. И вот она выходит из номера пятого, наглая бесстыдница, пялится на меня, затем снова скрывается в номере, смеясь и болтая с тем мужчиной.
— Вы слышали его голос?
— Я же говорю вам. Она исчезает за дверью, а он кричит: «Уходи, убирайся отсюда, я уже сыт по горло!» Красиво, когда мужчина так разговаривает с девушкой! Но они сами виноваты. Нахалки!..
— Вы этого не рассказывали полиции? — спросил Пуаро.
Она пронзила его взглядом василиска[3] и, шатаясь, поднялась с кресла. Возвышаясь над ним и глядя сверху вниз, она произнесла:
— У меня никогда никаких дел с полицией не было. С полицией! Вот еще! Я — и полиция?!
Бросив последний злобный взгляд на Пуаро и дрожа от ярости, она вышла из комнаты.
Несколько минут Пуаро сидел, задумчиво поглаживая усы, а затем пошел искать Беатрис Липинкот.
— О да, мосье Пуаро, вы имеете в виду старую миссис Лидбеттер? Вдова каноника Лидбеттера, она каждый год приезжает сюда, но, конечно, между нами говоря, она — сущее наказание. Иногда она ужасно груба с людьми и, кажется, не понимает, что в наше время многое изменилось. Правда, ей почти восемьдесят.
— Но она в ясном уме? Она сознает, что говорит?
— О да! Она весьма проницательная старая леди. Иногда даже слишком.
— Вы не знаете, что за молодая женщина приходила к убитому во вторник вечером?
Лицо Беатрис выразило удивление.
— Я не помню, чтобы молодая женщина приходила к нему. Как она выглядела?
— На голове у нее был оранжевый шарф, лицо, насколько я понял, сильно накрашено. Она была в номере и говорила с Арденом во вторник в десять пятнадцать вечера.
— Честное слово, мосье Пуаро, понятия не имею!
Задумавшись, Пуаро отправился искать инспектора Спенса.
Спенс выслушал рассказ Пуаро молча. Затем он откинулся в кресле и медленно кивнул головой.
— Странно, не правда ли? — сказал он. — Как часто нам приходится возвращаться к той же старой формуле: «Cherchez la femme».
Французское произношение инспектора было не так хорошо, как у сержанта Грейвса, но он гордился им. Он встал и пересек комнату. Затем вернулся, держа что-то в руке. Это была губная помада в золоченом картонном футлярчике.
— У нас с самого начала было свидетельство того, что в деле может быть замешана женщина, — сказал он.
Пуаро взял помаду и слегка мазнул ею по тыльной стороне ладони.
— Хорошего качества, — сказал он. — Темно-вишневый цвет, обычно употребляемый брюнетками.
— Да. Она была найдена на полу в пятом номере. Закатилась под комод, и вполне допустимо, что пролежала там некоторое время. Никаких отпечатков пальцев. Но теперь ведь нет такого разнообразия губной помады, как раньше. Всего несколько цветов.
— И разумеется, вы уже провели расследование?
Спенс улыбнулся.
— Да, — сказал он, — мы уже провели расследование, как вы называете. Розалин Клоуд употребляет такую помаду. И Лин Марчмонт. Фрэнсис Клоуд использует более мягкий оттенок. Миссис Лайонел Клоуд совсем не красит губы. Миссис Марчмонт предпочитает бледно-розовый цвет. Беатрис Липинкот, видимо, не употребляет такой дорогой помады, ее служанка Глэдис — тоже…
Он остановился.
— Вы досконально все разузнали, — сказал Пуаро.
— Не достаточно досконально. Теперь похоже, будто в деле замешан кто-то посторонний — быть может, какая-нибудь женщина, которую Андерхей знал раньше.
— И которая была у него во вторник в десять пятнадцать вечера?
— Да, — сказал Спенс и прибавил со вздохом:
— Это снимает подозрения с Дэвида Хантера.
— Вы уверены?
— Да. Его светлость наконец соизволили дать показания. После того как его поверенный приходил и увещевал его. Вот его собственный отчет о том, где он был.
Пуаро читал аккуратно отпечатанную записку:
«Выехал из Лондона в Вормсли Хит поездом четыре шестнадцать. Прибыл туда в пять тридцать. Пошел в Фэрроубэнк пешеходной тропой».
— Причина его приезда, — вставил старший инспектор, — необходимость, по его словам, взять некоторые вещи, оставшиеся здесь, письма и бумаги, чековую книжку, а также посмотреть, не вернулись ли рубашки из стирки.
Разумеется, рубашек еще не было. Честное слово, стирка в наши дни превращается в целую проблему. Уже четыре недели, как у нас взяли стирку, в доме не осталось ни одного чистого полотенца, и теперь моя жена сама стирает все мои вещи…
После этого по-человечески очень понятного отступления старший инспектор вернулся к показаниям Дэвида.
«Ушел из Фэрроубэнка в семь двадцать пять и утверждает, что, опоздав на поезд семь тридцать, пошел погулять, потому что до девяти двадцати поезда нет…»
— В каком направлении он отправился гулять?
Инспектор посмотрел на свои записи.
— Говорит, что к Даунс Копс, Бэтс Хилл и Лонг Ридж.
— То есть полный круг в обход Белой виллы.
— Честное слово, вы на лету усваиваете местную географию, мосье Пуаро!
Пуаро улыбнулся и покачал головой.
— Нет, я не знаю перечисленных вами мест. Я просто угадал.
— Ах так, просто угадали? — Инспектор покосился на Пуаро. — Затем, по его словам, когда он поднялся на Лонг Ридж, он понял, что должен поторапливаться, и помчался прямиком к станции Вормсли Хит. Он еле-еле поспел на поезд, прибыл на вокзал Виктории в десять сорок пять, пошел в Шепердс-Корт, прибыл туда в одиннадцать часов. Последнее подтверждает миссис Гордон Клоуд.
— А чем подтверждается все остальное?
— Подтверждения есть, хотя их крайне мало. Роули Клоуд и другие видели, как он приехал в Вормсли Хит. Служанок не было дома (у Дэвида, конечно, есть свой ключ), так что они его не видели, но нашли в библиотеке окурок папиросы, весьма их заинтриговавший, а также обнаружили беспорядок в бельевом шкафу. Затем один из садовников, работавший допоздна — закрывал теплицы, кажется, — заметил его. Мисс Марчмонт встретила его у Мардонского леса, когда он бежал к поезду.
— Кто-нибудь видел, успел ли он на поезд?
— Нет, но он позвонил по телефону из Лондона мисс Марчмонт в одиннадцать ноль пять.
— Это проверено?
— Да, мы уже получили ответ на запрос о звонках по этому номеру. Был телефонный разговор в кредит в одиннадцать ноль четыре, с Вормсли Вейл, номер 34. Это номер мисс Марчмонт.
— Очень, очень интересно, — пробормотал Пуаро.
Но Спенс продолжал старательно и методично:
— Роули Клоуд ушел от Ардена без пяти девять. Он совершенно уверен, что не раньше. Примерно в девять десять Лин Марчмонт видит Дэвида Хантера у Мардонского леса. Предположим даже, что он пробежал всю дорогу от «Оленя», — было ли у него время встретиться с Арденом, поссориться с ним, убить его и добраться до леса? Мы тщательно рассчитали все, и не думаю, что это возможно. Однако теперь мы начинаем сначала. Арден вовсе не был убит в девять часов, он еще был жив в четверть одиннадцатого, если только это не приснилось вашей старой леди. Он был убит или той женщиной, которая обронила свою губную помаду, женщиной в оранжевом шарфе, или кем-то, кто вошел после ухода этой женщины. И тот, кто совершил убийство, предусмотрительно перевел стрелки часов назад, на девять десять…
