Ольга Бэйс - Тайны Сент-Ривера

– А как сложились ваши отношения в дальнейшем? – не удержалась я от вопроса.

– Все было не так просто, как в день знакомства. В нашем возрасте трудно ломать свою жизнь и преодолевать стереотипы, но мы справились. Я даже благодарна Паулю за то, что он подарил мне возможность, пусть и не в юности, а в достаточно зрелые годы, узнать счастье любви, настоящей любви и, что даже важнее, взаимопонимания.

– А сам Пауль? Почему он так и не женился на своей подружке?

– Он и не собирался этого делать. Зачем? Его вполне устраивали те отношения, которые сложились между ними, да и сама Джин не настаивала, разделяя его взгляды, или притворяясь, что их разделяет.

– Вы говорите о Джин Эрвин? – решила уточнить я.

– Да, – подтвердила Ирма, – именно о ней.

Джин Эрвин

Джин Эрвин тоже не захотела встречаться со мной в официальной, или полуофициальной, обстановке в моей конторе, но и к себе приглашать не стала. Мы договорились пообедать вместе в маленьком кафе на Старой Набережной. Условились на полуденное время, когда там не должно было быть много посетителей.

К этому разговору мне нужно было кое-что подготовить. После встречи с бывшей женой Смоллера я понимала, что Джин была не просто женщиной, которая помогала Паулю по хозяйству и избавляла иногда от чувства мужского одиночества. Судя по всему, она могла быть его союзником и единомышленником. Во всяком случае, видимо, она старалась, чтобы он так считал. Да, это могло значительно снизить мои шансы на получения от нее правдивой информации, но попробовать стоило.

Утром мы провели небольшое совещание в кабинете комиссара Катлера. Мы с Дэвидом приехали в управление без предварительной договоренности, но комиссар, как оказалось, нас ждал.

– Мне почему-то кажется, – заявила я, входя в знакомый кабинет на седьмом этаже, – что у вас есть новости по делу Смоллера.

– Не знаю, можно ли это назвать новостью, – ответил Эрик Катлер на мою реплику, – но есть некоторые соображения нашего специалиста из отдела безопасности информационных систем. По моей просьбе он изучил те программы, автором которых был Пауль Смоллер и высказал предположение, весьма интересное, на мой взгляд. Это касается способа похищения Вероники.

– И что же он предполагает? – спросила я.

– Он считает, что Смоллер мог создать вирус, который изменял действие программы, управляющей камерами наблюдения в «Уникуме» таким образом, что они начинали подавать сигналы тревоги не тогда, когда в наблюдаемом пространстве что-то происходило, а наоборот, когда там устанавливался стабильный, относительно, конечно, режим. Причем вирус создавал эти изменения в программе только на короткое время, а потом все возвращал к прежнему состоянию и самоуничтожался. Он запустил свой вирус дважды: в первый раз для того, чтобы создать ситуацию, которая позволит ему проникнуть в галерею рано утром, якобы для того, чтобы убедиться в сохранности всех экспонатов, а второй раз вирус сработал в момент этой проверки, что и позволило ему совершить замену миниатюры копией. Так ли это было на самом деле? Во всяком случае, эта версия вполне объясняет хоть что-то.

– Этого объяснения недостаточно, чтобы найти убийцу, – справедливо заметил Дэвид.

– Да, – согласилась я, – миниатюру-то мы нашли, и теперь не так уж важно каким способом ее украл Смоллер, хотя версия сама по себе очень интересная, особенно для господина Тореса.

– Ну, возможно, вы и правы, – вздохнул Эрик Катлер, – но других новостей у меня пока нет.

Собственно больше ничего интересного в этом обсуждении не родилось. Я попросила комиссара сделать для меня распечатки изображений наших подозреваемых, сделанных по записям с вебкамер, и получив их отправилась в свою контору, поскольку до встречи с госпожой Эрвин у меня еще было достаточно много времени.

Джин уже ждала меня за столиком. Я сразу узнала ее, хотя мы никогда не встречались. Ее очень точно описала дочь Смоллера. Глядя на нее, я невольно подумала о справедливости утверждения, что мужчина всю жизнь ищет одну и ту же женщину. Джин была очень похожа на Ирму, только моложе и взгляд был совсем другим, более закрытым, что ли. Впрочем, мнение мое было слишком уж субъективным.

– Надеюсь, вы не думаете, что это я убила бедного Пауля? – даже не обменявшись со мной приветствиями, спросила госпожа Эрвин.

– Нет, такая мысль не приходила мне в голову, – невольно усмехнулась я.

– Извините, просто никак не могу… Может, он и вправду сам это сделал?

– Вы считаете, что это было в его характере? Или у него были на то серьезные причины?

– Скорее, я бы подумала о характере, но нет, я сказала глупость, – вдруг решительно заявила Джин.

– Почему?

– Он не мог этого сделать, поскольку это противоречило его жизненным принципам.

– Каким именно принципам?

– Понимаете, он не был религиозен, в привычном смысле этого слова, но считал, что человек не должен нарушать основных заповедей, не из страха перед какой-то высшей силой, а потому, что любое нарушение законов, влечет за собой дисгармонию, что-то нарушается в мире. Он всегда говорил, что это возвращается к тому, кто преступил. И еще он говорил, что человек свободен в выборе жизненного пути, но не волен распоряжаться самой жизнью. Каждый из нас приходит в этот мир, когда ему положено по высшему закону и так же из этого мира должен уйти.

– Вы хотите сказать, что он был в вопросах жизни и смерти фаталистом, но придавал огромное значение проблеме нравственного выбора? – попыталась я сформулировать более четко довольно путанное объяснение, которое только что услышала, но не совсем поняла.

– Я не умею так объяснить, как надо, но главное – это то, что он осуждал покушение на жизнь, свою, или чужую, не важно.

– Допустим. Тем более, что от версии самоубийства следствие отказалось и по другим причинам. Мы хотим отыскать убийцу. Посмотрите на эти снимки, возможно, кого-то из этих людей вы видели в окружении господина Смоллера, – я передала девушке распечатки, а пока она их рассматривала, подозвала официанта и заказала кофе и фруктовый салат для себя и для Джин, прекрасно осознавая, что еда ее сейчас интересует в последнюю очередь.

– Вот его, я, кажется, видела! – вдруг воскликнула моя собеседница.

Я посмотрела на снимок, это был Эдвин Кафф.

– Где вы его встречали?

– Я не уверена, снимок очень нечеткий, но, похоже, именно этот господин приходил к Паулю. Их разговора я не слышала, он только сказал, что у него дело конфиденциальное, мне пришлось уйти. Только это было давно, еще зимой.

– А позднее вы его не видели?

– Нет. Точно нет.

Эдвин Кафф

Изображение действительно было очень плохим, но это можно было исправить. В наше время сфотографировать человека – не проблема. Только что нам дает знание того факта, что Кафф и Смоллер встречались? Тем более, что встреча эта произошла за пару месяцев до того времени, когда произошли похищение и убийство. Понятно, что заказать похищение Вероники Кафф мог. И мог это сделать тогда, если он знал, о том, что коллекция Фениори будет выставляться в «Уникуме» Но, допустим, знал, и, допустим, заказал. Зачем? Как эта миниатюра вписывается в его коллекцию портретной живописи? И еще одна нелепость, зачем ему нужно было мелькать тут, в галерее? Сидел бы на своем острове и ждал, а потом получил бы свой заказ где-нибудь на нейтральной территории, и уж точно не стал бы привлекать к себе внимание. И все же на сегодня это единственная деталь, за которую можно попробовать зацепиться. Нужно побольше узнать об этом человеке. Он богат. Наверняка ведет светский образ жизни. Странно было бы, если бы о нем ни разу не сообщалось в прессе. Нужно собрать все факты, которые может дать Интернет. Просмотреть архивы журналов и газет. Сделать запрос в полицейский участок острова Пирс. Насколько я помню, это один из самых маленьких островов Пармского архипелага. Он, к тому же, не слишком густо населен. Такой человек как Кафф может быть там довольно известной личностью Поскольку этот человек был включен в наш список кандидатов в подозреваемые, у комиссара Катлера уже должны были быть те сведения о нем, которые просто можно получить по официальным полицейским каналам. В общем, план моих действий был очень прост: разговор с комиссаром, лучше всего, в его кабинете, звонок Дэвиду с просьбой собрать материалы в сети и в СМИ, а затем, вооружившись всевозможной информацией о об Эдвине Каффе, я отправляюсь на остров Пирс.

– Кафф? – удивился комиссар, – он, конечно, попал к нам на заметку, но все, что мне удалось о нем узнать, не вписывается в обстоятельства этого похищения. Во-первых, его коллекция никакого отношения не имеет к лаковым миниатюрам. Во-вторых, его уважают и очень жалеют на том острове, где он сейчас вынужден жить.

– Вынужден? – теперь удивилась я.

– У него большая беда. Два года назад он потерял жену, женщину, которую, как все говорят, буквально боготворил. Все это мне рассказал старший инспектор Генри Бартон, начальник полицейского участка на острове Пирс. Так вот, госпожа Кафф умерла от какой-то неизлечимой и скоротечной болезни крови. Генри даже сказал мне название, но я не запомнил. Женщина оставила мужу дочку, тогда девочке едва исполнился год. А полгода назад выяснилось, что ребенок тоже унаследовал это страшное заболевание. Врачи борются за жизнь малышки, дочке Каффа сейчас три года. Надежда есть, медицина ведь развивается, а это направление особенно. Кафф купил дом на острове, поскольку там почти круглый год практически одна и та же погода, доктор, который лечит ребенка, утверждает, что в таких условиях девочка должна себя чувствовать лучше. Сейчас уже есть препараты, которые позволяют надеяться, что болезнь отступит, и дочь Эдвина Каффа будет жить, возможно, даже выздоровеет. Но пока еще ситуация достаточно тяжелая. Так что, подумайте сами, может ли он думать сейчас о пополнении своей коллекции?