Убийства в стиле Джуди и Панча - Джон Диксон Карр
Он все продумал… Вы помните, – встрепенулся Г. М., – когда я расспрашивал Антрима о той ночи, когда он дал Хогенауэру бромид, Антрим сказал, что Хогенауэр сам попросил бромид?
Да, полагаю, что Чартерс знал намного больше о Хогенауэре и его «эксперименте», чем признавал. Начнем с того, что задолго до дела Уиллоби Чартерсу было известно, где живет Хогенауэр. И он из любопытства послал сержанта Дэвиса посмотреть, чем там занимается таинственный Хогенауэр. А когда услышал об «огоньках вокруг цветочного горшка», любопытство его возросло еще больше. Он задался вопросом, не затеял ли Хогенауэр какой-нибудь фокус-покус? Похоже на то, верно?
Поэтому он решил, что может спокойно пойти к Хогенауэру, прихватив мешок денег, чтобы узнать его мнение о них. Но у Хогенауэра не было своего мнения. «Мне не следовало быть таким наивным… – сказал ему Чартерс. – Учитывая, что вы здесь делаете…» И тогда бедолага Хогенауэр, внезапно осознав, что его поведение может быть истолковано самым неподходящим образом (поскольку Кеппель предупредил Чартерса о таинственных письмах, которые писал Хогенауэр), испугался, что за ним охотится полиция. И сболтнул лишнее. Что натолкнуло Чартерса на мысль об аккуратном убийстве.
– Я думаю, он был дьяволом, – произнесла Эвелин. – Именно поэтому ему пришла в голову мысль об аккуратном убийстве. Если бы он был порядочным человеком, он бы тут же размозжил Хогенауэру голову кочергой и таким образом заставил бы его замолчать. Но он этого не сделал. Послушайте, почему вы его защищаете?
– Я скажу, если меня перестанут перебивать, – пожал плечами Г. М., – а пока продолжу. Итак, Чартерс, чтобы успокоить Хогенауэра, пообещал ему, что не будет выдавать настоящие деньги за фальшивые. Он проявил интерес к «эксперименту», о котором рассказал ему Хогенауэр. И затем Чартерс предположил, что это довольно опасно для здоровья…
– Ага, понятно, – сказал Стоун. – Он предлагает Хогенауэру посетить врача, чтобы тот его осмотрел, а также выписал ему бромид, который следует принять до начала эксперимента…
– Конечно. Они разговаривали об Антриме в задней части дома за закрытой дверью. И Бауэрс, придя поздно и услышав, что Хогенауэр говорит об Антриме, решил, что там Антрим.
А бутылочки подменили в аптеке, наклеив на них поддельные этикетки; Чартерс сделал это вечером, до того как туда пришел Хогенауэр. Он мог легко проникнуть внутрь через французское окно. Ловушка захлопнулась.
Но если убийца на самом деле подменил бутылочки, почему он был настолько щепетилен, что поставил их обратно на нужные места? И вот вам ответ. Потому что однобокая совесть Чартерса всегда жалила его в неожиданном месте, даже будучи мертвой, как это может делать оса. Он совершенно хладнокровно спланировал отравление Хогенауэра… Знаете, у меня есть подозрение, что Чартерс полагает, будто иностранцы… ну, не совсем люди. По крайней мере, отравление иностранца – чуть менее предосудительное преступление, чем отравление соотечественника. Он мог убить Хогенауэра. Но он не мог смириться с мыслью, что кто-то другой, тот, за кем он не охотился, получит дозу яда из этой же бутылочки. И прежде всего – из рук мадам Антрим.
– Итак, – вставила Эвелин, – в течение десяти или пятнадцати минут, пока Антрим выходил прогуляться после ухода Хогенауэра, он прокрался в…
– Нет! – бросил Г. М. – Я не это имел в виду. Иначе не было бы путаницы с этим окном. Вспомните, Антрим пошел прогуляться, да. Дом был открыт, и свет горел. Но куда, по словам Антрима, он пошел прогуляться?
– На мыс сразу за домом, – сказала Эвелин.
– Да. При включенном свете Чартерс не мог войти незаметно. А потом Антрим запер дом. Тогда Чартерс и вошел.
На самом деле он вернулся поздно ночью. Но что-то снова его мучило. В его плане были лакуны. Бутылочки он поменял местами и вернул на свои места, да. У Хогенауэра была доза яда. Но ведь подозрение все равно могло пасть на миссис Антрим. Ничто не мешало ей дать Хогенауэру яд из пузырька со стрихнином намеренно, о чем и подумала Эвелин…
– Вы считаете, его это беспокоило? – спросила Эвелин.
– Отдайте дьяволу должное, – сказал Г. М. – Чтобы показать, что в аптеке был посторонний, он сфабриковал улики (улики были плохие, зато очевидные) в подтверждение того, что створчатое окно было взломано.
– Подождите! – сказал Стоун. – Так не пойдет! Невозможно и то и другое сразу. Вы говорите, что он проник внутрь и сфабриковал улики. Ага. Ранее этим вечером вы сказали, что задвижка на этом окне была сломана изнутри и царапины сделаны изнутри. Но ни на каком другом окне или двери в доме не было больше следов взлома! В таком случае как, господи Исусе, Чартерс проник внутрь?
В голосе Г. М. зазвучала приглушенная радость.
– О да, сынок. На самом деле кто угодно мог проникнуть внутрь. Кто угодно мог проникнуть внутрь и не оставить никаких предательских следов на французском окне. То есть любой, у кого был под рукой набор современных инструментов взломщика. И у Чартерса был такой набор. На следующую день он передал его Кену.
После паузы Г. М. продолжил:
– Именно поэтому я заострил ваше внимание на створчатом окне, и, гори все огнем, Чартерс чуть не выдал себя, защищая Антримов. Когда я надавил на него, он сказал, что они оба могли говорить правду. Мелочи очень важны. Он разбил это окно изнутри, чтобы не производить лишнего шума, и сделал это большим складным ножом – тем самым ножом, который он вручил тебе, Кен, перед тем как я отправил тебя совершить кражу в отеле «Кэбот» в Бристоле.
Однако у Чартерса возникла проблема. Той ночью Серпос заметил, как он выскользнул из дома.
Серпос о многом мне рассказал. Это объясняет последнюю загадку в этом деле. Я имею в виду телефонный звонок в отель «Кэбот» в половине второго, когда кто-то представился как Л. и сказал: «Вы хотели бы узнать правду о деньгах?» А затем смех… Это звонил Серпос. Шантажировал. Серпос говорил, а Чартерс был рядом с ним. Вы, надеюсь, помните, что Антрим тогда посмотрел через
