Марвин Кей - Секретный архив Шерлока Холмса
Дж. П. Ремсон и Винсент Крэсуэлл с гордостью представляют для вашего просвещения и развлечения подлинный континентальный передвижной ЦИРК, где перед вашими изумленными взглядами предстанет вереница самых лучших и самых знаменитых фокусников, акробатов, жонглеров, уродцев, чудес природы, предсказателей, дикарей, несравненных подвигов силы и ловкости, различных игр и опасных животных из самых дальних уголков земного шара, а также поразительное искусство и всемирно известной наездницы и танцовщицы ВИТТОРИИ, принцессы цирка, с ее парижскими гарцующими пони! Добро пожаловать на представление! (Дети и дамы приглашаются в любое время.)
Помимо вездесущих объявлений, утренний номер «Таймса» в тот день также сообщал о цирке, поэтому мои мысли были целиком заняты предстоящим зрелищем, когда я выходил из дому в шумный мир торговли, кипевшей в нескольких шагах от моей двери.
Только мой слух начал привыкать к утреннему стуку карет и кабриолетов, крикам детей и отдаленным гудкам паровозов, как я услышал женский голос:
— Джон! Джон!
Когда носишь имя, настолько распространенное, как мое, не слишком обращаешь внимание на такой призыв. Я был столь же мало склонен отозваться на «Джона», как и на «Уильяма» или «Джорджа». К тому же я знал, что единственная женщина, из чьих уст мне хотелось бы услышать свое имя, совсем недавно вернулась из краткого морского путешествия, и ее едва ли можно было встретить на улице.
— Джон!
Я продолжал идти дальше.
— Джон! Ватсон!
Я застыл как вкопанный. Мужчина, идущий позади меня и несущий на плече толстую палку, с которой свисали тушки кроликов, готовые к продаже, наткнулся на меня и произнес замысловатое ругательство, характеризующее мои пешеходные качества и, к счастью, не услышанное ни одной леди.
Я стоял, безмолвный и красный от смущения, когда ко мне подошла Мэдлин.
— Джон, неужели ты меня не слышал?
Она отпустила простую байковую юбку, которую рискованно приподняла на несколько дюймов, чтобы ей было легче бежать, не желая усугублять этот неподобающий леди поступок демонстрацией доходящих до лодыжек ботинок. Ее лицо покраснело, как и мое, но скорее от бега, чем от смущения. Из-под причудливой шляпы выбивались влажные пряди волос. Она тяжело дышала, и вся область между стоячим воротником жакета и туго затянутой талией бурно вздымалась.
Как вы помните, в дни моей молодости корсеты зашнуровывались настолько туго, что, несмотря на все блага для здоровья, гарантируемые этой модой, казалось, что Мэдлин вот-вот свалится в обморок. Подхватить ее в объятия было бы для меня весьма приятным исполнением долга джентльмена, поэтому, к своему стыду, я на момент даже пожелал, чтобы она потеряла сознание. В качестве оправдания могу лишь сказать, что я был очень молод и ее чары никогда не оставляли меня равнодушным. (Возможно, Холмс, вы по-прежнему не замечаете ее красоты, но я видел Мэдлин куда чаще вас и уверен, что мог бы любоваться ею вечно.) Мечты мои едва не осуществились, когда мы с Мэдлин отошли, чтобы не мешать прохожим, и остановились возле лавки, где продавали хозяйственные товары и бухгалтерские книги. Увидев свое отражение в зеркале, я пожалел, что перед выходом на улицу не позаботился как следует о своей внешности. Моя одежда также оставляла желать лучшего, хотя в то время у меня не было другой. Девушка наконец отдышалась, и я, тоже придя в себя, заговорил первым:
— Простите, что я не остановился, Мэдлин. Но пока вы не сказали «Ватсон», я и понятия не имел, что это зовут меня. К тому же я думал, что вы только что вернулись из плавания.
Мэдлин улыбнулась.
— Мы с Джейн никуда не поехали, Джон. В семье возникли разные… затруднения. — Она глубоко вздохнула и объяснила, что нуждается в моем присутствии для защиты ее и ее кузины Джейн от Рэндалла, который не вызывал у нее доверия.
Я сопровождал Мэдлин в дом Джейн в кэбе, и всю дорогу она то пыталась мне что-то объяснить, то требовала обещаний, что я ничего не стану предпринимать без ее просьбы, а просто буду стоять рядом, дабы помочь ей в случае необходимости, что, как вы помните, я много лет назад поклялся делать до конца своих дней.
Многое из рассказанного мне Мэдлин по дороге я уже знал, а о многом догадывался. Приведу некоторые факты, которые побудили ее спрятать меня в дровяном чулане.
Эмили, мать Мэдлин, и моя мать, Натали, были сестрами[62]. Эмили умерла при рождении Мэдлин, что, несомненно, ухудшило характер отца девочки. Недавно он наконец умер от болезни печени, вызванной, в чем я не сомневался, злоупотреблением алкоголем и злобным нравом. Его брат взял Мэдлин к себе в качестве компаньонки своей незамужней дочери Джейн, уверенной в себе и пользующейся успехом девицы, радующейся обществу кузины, как передышке от внимания назойливых ухажеров и нескончаемых планов отца устроить для нее выгодный брак. Недавно в семье возникли финансовые проблемы. Мэдлин подозревала, что они были усугублены, если не вызваны, смертью ее отца, чьим жалким поместьем ее дядя все еще пытался управлять. Она чувствовала себя причиной всех бед.
В результате мы с моей кузиной Мэдлин ехали к ее кузине (которая не была моей кровной родственницей), чтобы противостоять какой-то неведомой для меня опасности. Я дал обещание, которого не понимал, но Мэдлин сказала, что скоро мне все станет ясным.
Как любой неглупый человек, я направлялся на поле битвы, внешне сохраняя спокойствие, но в глубине души чувствуя страх.
Чулан, где хранились дрова, был необычным сооружением. Очаг из красноватого кирпича находился возле узкой, такой же солидной кладки, как и камин, стены, смежной с гостиной. Большую часть дров предусмотрительно убрали (оставшиеся были сложены у камина), но в кладовке ощущался сильный запах смолы, а на полу валялись щепки и обломки березовой коры. В углах виднелась паутина.
Я никогда не принадлежал к самоуверенным личностям, тем более в студенческие годы. Но мне хотелось показать себя с лучшей стороны, тем более что, к моей досаде, Мэдлин сама заплатила извозчику. Пока я обследовал чулан, Мэдди принесла длинную занавеску из зеленого бархата весьма неопределенного возраста, которую она ловко прикрепила сверху, прикрыв ею чулан. Словно приглашая девушку на вальс, я протянул руку и помог ей слезть с табурета. Она поставила табурет в кладовку и изящно присела в реверансе, словно говоря: «Ваше место, сэр».
Я был не слишком удивлен, но немного встревожен такой стратегией. Если мне предстояло действовать в качестве телохранителя, разве я не должен был являть собой видимую угрозу? Если, вследствие преувеличенной веры в мои возможности, Мэдди ожидала от меня исполнения роли троянского коня (или яда в тайнике перстня), то я не хотел, чтобы враг обнаружил меня скорчившимся в чулане на табурете, прижатым к стенам боками и спиной.
Мэдди посмотрела на меня и на табурет и совершила чисто женский поступок – подбежала к дивану, схватила овальную подушку с бахромой и положила ее на табурет.
— Еt voila![63] – воскликнула она. — Трон для короля и героя!
Прежде чем я перестал смеяться и изливать свои возражения, снаружи залаяла собака и Джейн крикнула нам снизу:
— Будь готова, Мэдди, он уже здесь!
— Джейн знает о моем присутствии? — быстро спросил я.
— Узнала, когда я попросила у нее занавеску. Она говорит о Рэндалле.
— Значит, Рэндалл идет сюда?
Мэдди кивнула. Молодой граф был не тем человеком, с которым мужчина хотел бы оставить наедине свою дочь или кузину.
— А где ваш дядя? — осведомился я, не видя и не слыша в доме никого, кроме Джейн.
— Ушел по важному делу.
— А слуги?
Она покачала головой.
— Экономка?
— Мы обслуживаем себя сами, после того как… В дверь громко постучали.
— Тогда позвольте мне открыть. Не сомневайтесь, я знаю, как разговаривать с человеком, чье присутствие нежелательно.
— Пожалуйста! — Мэдлин умоляюще смотрела на меня своими светлыми глазами. — Мы пригласили его. Тайно. Он согласился простить нам часть долга, если мы встретимся с ним. Джейн думает…
Стук повторился.
— Я открою! — крикнула Джейн.
— Не могу сказать, что мне это по душе, Мэдлин, — заметил я.
— Понимаю, — сказала она, подталкивая меня к кладовке. — Но вы нужны мне. Я боюсь!
Я втиснулся в кладовку и присел на край табурета.
— Я пообещал сделать это и выполню свое обещание.
Послышались приближающиеся голоса.
— Не забудьте об обещании, — предупредила Мэдлин. Разумеется, я о нем помнил. В кэбе она заставила меня поклясться, что я не выйду из укрытия ни при каких обстоятельствах. Я должен был слушать и, если удастся, смотреть, но не привлекать внимания к своему убежищу, пока Мэдлин или Джейн не произнесут слова «Джон Ватсон».
