Элизабет Джордж - Школа ужасов
– Что, тебя тоже разобрало? Иди сюда, посмотри.
Третий голос, жалобный, слезливый:
– Нет, нет, не надо! И смех:
– Ты же это любишь, красавчик. Тебе это нравится, правда? – Снова удар, еще один глухой вопль.
Линли наклонился вперед и выключил магнитофон.
– Там есть еще, – поспешно произнесла Ивоннен. – И чем дальше, тем ужаснее. Вы разве не будете слушать до конца?
– Вы понимаете, что на этой пленке? – вместо ответа спросил ее Линли.
Ивоннен вынула кассету и аккуратно положила ее на стол.
– Дальше еще ужаснее, – повторила она. – Я Действительно не все поняла, когда слушала в первьй раз. Я-то думала… Понимаете, эти мальчики, они же учатся в такой шикарной школе. Вот уж не ожидала…– Она запнулась, тщетно подыскивая слова. Какой бы взрослой и умудренной опытом ни казалась она внешне, ей ведь едва сровнялось тринадцать лет.
Линли помедлил, давая девочке время успокоиться.
– Ты ни в чем не виновата, Ивоннен, – попытался он утешить ее. – Ты, конечно же, не могла понять, что все это значит. Ты только расскажи мне, что тебе известно.
Девочка подняла голову.
– Еще во время зимних каникул Мэтт попросил научить его, как установить в комнате подслушивающее устройство.
– Довольно необычная просьба.
– Не для нас с Мээтом. Я давно вожусь с такими штучками. Мэтт знал это. Я уже два года ими занимаюсь.
– Занимаешься подслушивающими устройствами?
– Сперва это было хобби. Я попросту засунула микрофон в большое блюдо в гостиной. Теперь я умею работать с направленным звуком. Мне это нравится. Я бы хотела стать звукооператором в кино или на телевидении, как тот парень в фильме «Blow out». Вы видели этот фильм?
– Нет.
– Жаль. Фильм классный! Герой– его играет Джон Траволта, – уточнила Ивоннен на всякий случай, – как раз работал звукооператором. Я очень этим заинтересовалась и начала экспериментировать. Когда я засунула микрофон в блюдо, эхо разносилось по всей гостиной, так что я поняла —недостаточно просто спрятать где-то магнитофон. Нужно что-то поменьше и понадежнее.
– Жучок.
– Перед Рождеством я попыталась прослушать спальню мамы, думала, может, она расскажет своему дружку, что собирается подарить мне на праздник, но запись получилась – скучнее не бывает, она знай себе стонет, когда парень ее обрабатывает, а тот только приговаривает: «Крошка, крошка, крошка!» Я дала Мэтту послушать, чтобы похвастаться. И еще я записала разговор двух учителей в школе– с пятидесяти ярдов, с помощью направленного микрофона. Здорово получилось!
– И тогда Мэттью додумался поставить прослушивающее устройство в школе?
Ивоннен кивнула.
– Мне он сказал только, что хочет поставить жучок в одной из спален общежития, и спросил, как лучше это сделать. Он в этом совершенно не разбирался, но нужно ему было – прямо позарез. Я думала, он затеял какую-то игру, и посоветовала использовать микрофон, который включается при звуке человеческого голоса. Я ему одолжила вот этот самый магнитофон, он уже старый. Он вернул его по почте вместе с кассетой.
– Он не сказал, в чьей спальне собирается Установить микрофон?
– Нет, не сказал. Он только спросил, как это делать. Я сказала ему: спрячь микрофон в зоне звучания интересующих тебя голосов или звуков, чтобы вокруг было поменьше помех, иначе фон заглушит запись. Еще я его предупредила, что место надо осмотреть заранее и сделать по крайней мере две предварительные пробы, чтобы получить первоклассную запись. Он задал еще пару вопросов и забрал магнитофон, а больше к этому разговору не возвращался. А потом, три недели назад, я получила от него посылку.
– Он что-нибудь рассказывал тебе о школе Ивоннен? О тамошних приятелях? О своих делах?
Девочка печально покачала головой:
– Говорил, все в порядке. Больше он ничего не говорил. Все в порядке– и все тут. Только вот.,. – Нахмурившись, она вновь принялась щелкать тугим замком ранца.
– Понимаете… когда я спрашивала его насчет школы, Мэтт тут же менял тему. Вроде как не хотел говорить об этом, но боялся проболтаться, если я стану приставать. Я, дура, не настаивала.
«О, какие у нас тут орешки! Давай-давай, покажи! Малюсенькие, а? Ну-ка, сдавим их хорошенько. Теперь-то он заревет, верно? Ты как думаешь? Заревет?» – «Нет! Перестань! Умоляю! Я не могу.» Сержант Хейверс вернулась в кабинет, и Линли выключил магнитофон. Хейверс вновь дисциплинированно прикрыла за собой дверь и, не садясь, проследовала к окну. Дождь выбивал частую дробь по стеклу. Барбара отпила глоток из пластикового стаканчика. Линли распознал запах куриного бульона.
– Отправили девочку домой?
– Констебль Нката отвезет ее, – устало улыбнулась Барбара. – Он только глянул на нее, разглядел будущую красавицу и вызвался ее проводить.
– Да, он парень открытый.
– Это всем известно. – Хейверс подошла к столу и опустилась на стул. На поверхности бульона плавали желтые комки жира. Барбара подозрительно посмотрела, поморщившись, одним глотком осушила стакан и бросила его в мусорную корзину. – Похоже, мы вернулись к тому, с чего начали.
Линли потер глаза. Они болели так, словно он весь день читал без очков.
– Возможно, – согласился он.
– Да уж, «возможно», – с кроткой насмешкой отозвалась она. – Вы же слышали пленку. Кто-то из старших издевался над третьеклассником. Мы уже обсуждали это вчера утром, инспектор. Вы сами сказали, что ребятишки, с которыми вы разговаривали, казались запуганными. Теперь мы знаем, в чем дело. Кто-то регулярно издевался над Мэттом Уотли, и теперь они все дрожат, как бы и до них не дошел черед.
Линли покачал головой и вынул кассету.
– Не могу согласиться с вами, Хейверс.
– Почему?
– Потому что Мэтт сказал Ивоннен, что хочет установить жучок в одной из спален. Он не сказал «в своей комнате».
– Наверное, он имел в виду комнату этого садиста.
– Оно бы так, но на кассете слышны и другие голоса, кроме этого мерзавца и его жертвы. Детские голоса, голоса других третьеклассников.
– Тогда кто же?..
– Я уверен: это Гарри Морант. Смотрите: если принять гипотезу, что насилию подвергался Гарри, а не Мэттью, все сходится. Тот негодяй нарушал школьный устав, причем в течение долгого времени. Такая школа, как Бредгар Чэмберс, не может допустить подобного поведения. Если бы насильника разоблачили, его с позором выгнали бы. Мэттью знал, что происходит. Все остальные тоже знали– и все молчали, потому что к этому принуждал их школьный кодекс чести.
– Не доносить на товарищей?
– Вы понимаете, как это подействовало на Мэттью? Кевин Уотли заметил, что мальчик все больше и больше уходил в себя, однако Пэтси утверждает, что на его теле не было ни синяка, ни ссадины, так что мы не можем подозревать, будто кто-то издевался над ним. Вспомним также разговор между полковником Боннеми и Мэттью: Мэттью взволновал девиз школы – «Да будет честь и розгой, и опорой». Все сходится. Неписаный кодекс требовал, чтобы Мэттью никому не говорил о пытках, которым подвергается Гарри Морант, но девиз школы настаивал, что он обязан вмешаться, обязан сам что-то сделать, чтобы положить конец бесчинству. Таковы были с его точки зрения правила чести. Вот почему Мэттью не мог поделиться даже с родителями– он обдумывал, как ему исполнить девиз школы, не нарушив при этом неписаные правила, регулировавшие его отношения с сотоварищами.
Он нашел этот способ – вот эту запись.
– То есть шантаж?
– Именно.
– Господи! Так вот за что его убили!
– Вероятно.
У Хейверс даже зрачки расширились от ужаса.
– Значит, один из учеников… Инспектор, но они же все это знают!
Линли кивнул. Лицо его становилось все мрачнее.
– Если именно кассета привела к гибели Мэттью, то они все знали об этом с самого начала. Да, сержант, именно так. С самого начала.
Линли потянулся за утренней почтой, которую Ивоннен Ливсли столь бесцеремонно отодвинула, высвобождая место для магнитофона, рассеянно перебрал пальцами конверты и выудил из стопки открытку.
Снова весточка с Корфу, на картинке – ярко-белые строения монастыря Божьей Матери Влахернской на фоне мерцающей морской синевы, Однако это послание, в отличие от всех предыдущих, оказалось даже без обращения. Неужели Хелен все-таки добилась своего и отдаляется от него все больше и больше, пока не наступит полное отчуждение?
Два дня идет проливной дождь! Единственное развлечение – посетили музей в Гарица. Знаю, что ты сейчас думаешь. Лев Менекрата и впрямь очень мил, но после того, как посвятишь целый час созерцаниюэтой статуи, захочется и чего-то более одушевленно го для разнообразия. Что делать – от скуки и на такое согласишься! Я по уши увязла в монетах, реликвиях и всяких там обломках, выставленных поп стеклом. Когда я вернусь, ты меня и не узнаешь, такая я стану образованная .
