Гастон Леру - Дама в черном
Я обернулся, услышав шум. Рультабий встал, он казался очень спокойным, просветлевшее выражение его лица свидетельствовало об одержанной им внутренней победе.
– Сенклер, нам уже пора уходить… Пойдемте, мой друг!.. — И Рультабий вышел из приемной, даже не обернувшись. Я последовал за ним.
На улице, куда мы выбрались, не замеченные никем, я остановил его и с беспокойством спросил:
– Что же, мой друг, отыскали ли вы аромат дамы в черном?..
Несомненно, он видел, что я вложил в свой вопрос всю свою душу, полную горячего желания, чтобы это посещение вернуло ему душевный покой.
– Да, — ответил он серьезно. — Да, Сенклер… Я нашел его… — И он показал мне письмо дочери профессора Станжерсона.
Я с изумлением посмотрел на него, ничего не понимая, так как я ничего тогда еще не знал… Он взял меня за руки и, глядя в глаза, произнес:
– Я хочу доверить вам большую тайну, Сенклер… тайну моей жизни, а быть может, и моей смерти… Что бы ни случилось, она должна остаться между вами и мной!.. У Матильды Станжерсон был ребенок… сын… этот сын умер, умер для всех, кроме вас и меня!..
Я отступил, пораженный, оглушенный таким признанием… Рультабий — сын Матильды Станжерсон!.. И вдруг меня, как удар грома, поразила мысль… Но тогда Рультабий был сыном Ларсана! О! Теперь я понял все колебания Рультабия… Я понял, почему мой друг в это утро, предчувствуя истину, говорил: «Почему он не умер? Если он жив, я предпочел бы умереть!»
Рультабий, очевидно, прочел в моих глазах эту мысль и ответил мне простым жестом, который должен был значить: «Это так, Сенклер, теперь вы поняли!» Затем он громко сказал:
– Ни слова!
Приехав в Париж, мы расстались, условившись встретиться на вокзале. Здесь Рультабий передал мне новую телеграмму, подписанную профессором Станжерсоном. Вот ее содержание: «Дарзак передал мне, что вы свободны на несколько дней. Мы все будем очень рады, если вы проведете их с нами. Ждем вас у Артура Ранса, который будет счастлив представить вас своей жене. Моя дочь также будет очень рада вас видеть».
Наконец, когда мы уже сидели в вагоне, привратник дома, где жил Рультабий, добежав до нас через всю платформу, передал третью телеграмму. Она была уже из Ментоны, подписана Матильдой и содержала всего лишь два слова: «На помощь!»
Глава IV
В дороге
Теперь мне все ясно. Рультабий только что рассказал мне о своем необыкновенном и богатом приключениями детстве, и теперь я также знаю, почему он больше всего боится, что Матильда Дарзак разгадает разделяющую их тайну. Я не смею больше ничего говорить, ничего советовать моему другу. Ах, бедолага!.. Прочитав эту телеграмму: «На помощь!» — он поднес ее к губам и, до боли сжав мою руку, сказал: «Если я приеду слишком поздно, я отомщу за нас!» С какой холодной и дикой решимостью он произнес эти слова! Время от времени слишком резкое движение выдавало состояние его души, но в целом он был спокоен. Какое решение он принял, сидя с закрытыми глазами в углу приемной, где прежде сидела дама в черном?..
…Пока мы катимся к Лиону и Рультабий дремлет, вытянувшись на своем диванчике, я расскажу вам, как и почему мальчик убежал из колледжа и что произошло после.
Рультабий оставил колледж, как вор! Нет необходимости подыскивать другое выражение, потому что его обвинили в воровстве. Вот как было дело. В девять лет он был уже очень развитым ребенком, умевшим решать самые невероятные, самые трудные задачи. Учитель математики удивлялся его необыкновенной логике, цельности его умозаключений — иными словами, философским подходом. Мальчишка так и не вызубрил таблицу умножения и считал на пальцах. Делать вычисления он просил товарищей, как поручают грубую домашнюю работу прислуге… Но предварительно он указывал им путь решения. Не знакомый еще с принципами алгебры, он придумал собственную алгебру и с помощью своеобразных знаков, напоминавших клинопись, отмечал все этапы своего математического рассуждения, составляя общие формулы, понятные ему одному. Учитель с гордостью сравнивал его с Паскалем, который сам вывел основные теоремы Евклида. И в повседневной жизни ученик применял тот же удивительный метод рассуждения: так, например, после какого-нибудь случая — шалости школьника, скандала, доноса — он находил виновника из десяти одноклассников, находил его безошибочно, опираясь на сведения, сообщенные ему другими, или свои личные наблюдения.
Для него не было ничего проще, чем отыскать спрятанную, потерянную или украденную вещь… В этой области он проявлял невероятную сообразительность, как будто природа, стремясь к вечному равновесию и создав отца, который был гением среди воров, пожелала произвести от него сына, который стал добрым гением обокраденных. Эта способность, снискавшая ему уважение среди воспитателей колледжа, оказалась для него роковой. Он непостижимым образом отыскал небольшую сумму денег, украденную у начальника школы, и никто не хотел верить, что он сделал это исключительно благодаря своему уму и проницательности. Такое предположение казалось всем невозможным, и вскоре, из-за неудачного совпадения времени и места, Рультабия самого обвинили в воровстве. Хотели заставить его сознаться, он защищался с ожесточением, за что был строго наказан. Начальник произвел расследование, в котором Жозефа Жозефена предали его же товарищи, с присущим детям легкомыслием: многие жаловались, что у них воровали книги и школьные предметы, и формально обвинили того, кто уже был в их глазах запятнан. То, что у него не было родителей и никто не знал, откуда он родом, послужило против него. Говоря о нем, дети называли его не иначе как «вор». Он вступал в драку, но оказывался побит, так как не был достаточно сильным. Тогда он пришел в отчаяние и стал думать о самоубийстве. Начальник, неплохой, в сущности, человек, к несчастью, был убежден, что имеет дело с маленьким порочным существом, на которое нужно воздействовать, лишь дав ему понять весь ужас совершенного проступка, и не придумал ничего лучше, чем сказать ему, что выгонит его из школы и в тот же день напишет даме, которая заботится о нем, — госпоже Дарбель, как она себя называла, — чтобы его забрали из колледжа, если он не признается в воровстве. Ребенок ничего не ответил; его увели в небольшую комнатку и заперли там. На другой день мальчика тщетно искали — он убежал. Он рассудил, что начальник, которому его доверили с самого нежного возраста, так что он не мог представить себе свою жизнь иначе, как в стенах колледжа, — всегда был к нему добр и теперь обращался с ним так сурово лишь потому, что поверил в его виновность. А следовательно, и дама в черном, в свою очередь, поверит в нее. Оказаться вором в глазах дамы в черном — уж лучше смерть! И он убежал, перепрыгнув ночью через садовую ограду. Оттуда он направился прямо к каналу, в который и бросился, рыдая, с последней мыслью о даме в черном. К счастью, в своем отчаянии бедный мальчуган забыл, что умеет плавать.
Я так подробно рассказал об этом случае из детства Рультабия лишь потому, что, я уверен, в нынешнем положении дел его важность будет всем понятна. В то время Рультабий еще не предполагал, что он сын Ларсана, но и тогда он не мог без ужаса думать о том, что дама в черном действительно поверит в его виновность, — как же велики, как бесконечны были его страдания теперь, когда он уверился в естественности и законности его связи с Ларсаном! Узнав о происшествии, его мать должна была подумать, что преступные инстинкты отца оживали в сыне и, может быть, — мысль более ужасная, чем сама смерть, — она порадовалась его гибели!
Итак, его сочли мертвым. Следы беглеца вели к каналу, откуда после долгих поисков выловили его школьный берет. Как же он выжил? Покинув свою купель и твердо решив уйти подальше от колледжа, этот мальчуган, которого тщетно искали в канале и в окрестностях, придумал очень оригинальный способ пройти через всю страну, не привлекая к себе внимания. Его гений помог ему. Как и всегда, он рассуждал: он знал из рассказов о сорванцах и отчаянных мальчишках, убегавших от родителей в поисках приключений, что они скрывались днем в полях и лесах, шли ночью и вскоре попадались жандармам или вынуждены были вернуться домой сами, потому что их запасы быстро заканчивались, а попрошайничать у них не хватало духу. Наш маленький герой спал, как и все люди, ночью и шел среди бела дня, ни от кого не скрываясь. Высушив свое платье, — наступило, к счастью, лето, и ему не пришлось страдать от холода, — он превратил его в лохмотья, в которые и облекся, выпрашивая по дороге милостыню; грязный и босоногий, он протягивал руку, уверяя прохожих, что отец его изобьет, если он не принесет ему денег. И его принимали за цыганенка.
Вскоре подошло время лесной земляники. Он собирал ее и продавал в маленьких корзинках из листьев. Рультабий уверял меня, что сохранил бы самые светлые воспоминания об этом периоде своей жизни, если бы его не мучила мысль, что дама в черном считает его вором. Настойчивость и природная смелость помогали ему продолжать это путешествие, которое тянулось целые месяцы. Куда он шел? В Марсель! Попасть туда было его мечтой!
