Жорж Сименон - Признания Мегрэ
— Сколько у вас слуг?
— В общем, для такого дома, как наш, очень мало. Правда, у себя мы едим редко. Кухарка, мадам Сиран, вернее, даже не кухарка, а скорее то, что англичане называют экономкой, приходящая, живет со своим сыном в районе набережной Жавель, по другую сторону моста Мирабо. Сыну ее, должно быть, лет тридцать, он холостой, болезненный, работает в метро. С нами в доме живет только горничная, испанка, по имени Карлотта.
— Кто вам готовит завтрак?
— Карлотта. Мадам Сиран приходит, когда я собираюсь на работу.
— Вчера утром все в доме шло, как обычно?
— Да… Я пытаюсь припомнить… Ничего особенного… Я принял ванну, оделся, спустился вниз, чтобы позавтракать, а когда уже сел в машину, которая ночью всегда стоит у парадной двери, увидел мадам Сиран. Она поворачивала за угол, направляясь к нашему дому, с сумкой для провизии в руках… По дороге она всегда закупает продукты.
— У вас одна машина?
— Две… У меня двухместная, английской марки. Я обожаю спортивные автомобили… А у Кристины американская…
— Машина вашей жены тоже стояла возле дома?
— Да. Улица Лопер очень спокойная, народу на ней мало, и там удобно поставить машину.
— Вы поехали прямо на авеню Марсо?
Жоссе покраснел и едва заметно пожал плечами.
— Нет. И это тоже, конечно, обернется против меня. Я поехал за Аннет на улицу Коленкур.
— Вы заезжаете за ней каждое утро?
— Почти всегда. У меня машина с откидным верхом. Весною так приятно прокатиться утром по Парижу…
— Значит, вы вместе приезжали на работу?
— Довольно долгое время я высаживал Аннет у ближайшей станции метро. Но служащие видели нас вместе, и кончилось тем, что наша связь ни для кого уже не была секретом. Я предпочел вести честную игру и испытывал даже удовольствие от того, что ничего не скрывал, даже бросал вызов общественному мнению.
Видите ли, мне глубоко противны усмешки, перешептывания, понимающие взгляды.
Жоссе искал одобрения, но комиссар оставался невозмутимым. Этого требовала его должность.
Погода была чудесная, как и накануне. Такое же безмятежное весеннее утро. Маленькая спортивная машина, спускаясь с Монмартра, с трудом пробиралась сквозь поток автомобилей; проехала вдоль решетки парка Монсо, сверкающей золотыми остриями, пересекла площадь Терн, обогнула Триумфальную арку в тот час, когда толпа еще бодрых людей торопится на работу.
— Все утро у меня ушло на совещание с заведующими отделами, в частности, с заведующим отделом сбыта…
— В присутствии Аннет?
— У нее есть постоянное место в моем кабинете.
Мегрэ представил себе кабинет с огромными окнами, выходившими на нарядную улицу, где вдоль тротуаров выстраиваются роскошные машины.
— Вы обедали вместе с Аннет?
— Нет. Я пригласил в ресторан «Беркли» одного важного клиента, англичанина, только что приехавшего в Париж.
— Вы не знали, что делала в это время ваша жена?
— Вернувшись с обеда в половине третьего, я позвонил ей из своего кабинета.
— Она уже встала?
— Просыпалась. Она сказала, что собирается пойти за покупками, а потом поужинает с приятельницей.
— Она не назвала имя приятельницы?
— Кажется, нет. Иначе бы я запомнил… Она ужинает с приятельницами довольно часто, я не придавал этому значения. Вскоре мы продолжили прерванное в полдень заседание.
— Ну, а потом не произошло ничего необычного?
— Необычным не назовешь, но и это может иметь значение. Около четырех часов я послал одного из наших курьеров съездить на велосипеде на бульвар Мадлен и там купить закусок, лангуста, русского салата и фруктов… Я сказал ему, что если будут вишни, пусть купит две корзиночки… Он сложил все покупки мне в машину. В шесть часов все начальники отделов и большинство служащих закончили работу и разошлись по домам. В четверть седьмого ко мне зашел мсье Жюль — он дольше всех служит в нашей фирме — и спросил, нет ли у меня к нему каких-нибудь вопросов. Я ответил, что нет, и он тоже ушел.
— А ваш компаньон, мсье Вирьё?
— Тот удалился еще в пять. В нашем деле он так и остался дилетантом, хотя и занимается им долгие годы. Его роль сводится только к представительству. Он обычно приглашает на завтрак или на обед наших иностранных корреспондентов или солидных клиентов из провинции.
— Он тоже был на завтраке с англичанином?
— Да. Он бывает и на совещаниях…
— Значит, во всем здании остались только вы и ваша секретарша?
— Да, не считая швейцара. Так уже бывало не раз. Мы спустились вниз, и, когда сели в машину, мне вдруг захотелось выпить где-нибудь за городом… Погода стояла чудесная, а я всегда отдыхаю за рулем… Мы довольно быстро добрались до долины Шеврез и выпили по стаканчику в харчевне.
— Вам случалось ужинать с Аннет в ресторанах?
— Редко. Вначале я старался избегать этого. Пока наша связь держалась более или менее в секрете. Потом я полюбил наши пирушки в квартирке на улице Коленкур.
— С геранью на подоконниках?
Это замечание, видимо, оскорбило Жоссе.
— Вам это кажется смешным? — спросил он немного резко.
— Нет…
— Вы этого не понимаете?
— Кажется, понимаю.
— Даже лангуст в какой-то мере может помочь вам понять. Когда я был ребенком, в нашей семье покупали лангуста только по большим праздникам. То же самое было и у Аннет… Собираясь вместе пообедать на улице Коленкур, мы всегда старались выискивать блюда, о которых могли только мечтать в юности… К тому же я преподнес ей подходящий подарок: холодильник, который не очень-то вписывается в такую старомодную квартиру, зато позволяет нам всегда держать на холоде белое вино, а иногда и откупорить бутылочку шампанского… Вам все это не смешно?
Мегрэ жестом успокоил его. А Лапуэнт улыбнулся, будто это ему напомнило что-то происходившее недавно.
— На улицу Коленкур мы приехали около восьми. Тут я должен еще кое-что добавить. Консьержка, сначала относившаяся к Аннет по-матерински, после моего появления возненавидела ее, бормотала ей вслед бранные слова, а ко мне просто поворачивалась спиной… Когда в этот раз мы прошли мимо привратницкой, ее семья сидела за обедом, и могу поклясться, что эта женщина оглядела нас с ехидной улыбкой.
Меня это настолько поразило, что мне захотелось вернуться и спросить у нее, чем вызвано такое ликование.
Я этого не сделал, но все стало ясно через полчаса… Войдя в квартиру, я снял пиджак и, пока Аннет переодевалась, накрыл на стол… Не стану скрывать… Это тоже доставляет мне удовольствие… возвращает мне молодость… Аннет переговаривалась со мной из соседней комнаты, а я нет-нет да поглядывал на нее через приоткрытую дверь… Полагаю, что все это будет обсуждаться публично… Если не найдется кто-нибудь, кто мне поверит…
Жоссе от усталости закрыл глаза, а Мегрэ подошел к стенному шкафу, чтобы налить ему стакан воды, и тут же подумал, не дать ли ему немного коньяка, у него всегда была про запас бутылка.
Нет, видимо, это будет преждевременно и может вызвать искусственное возбуждение.
— Только мы сели за стол у открытого окна, как Аннет стала прислушиваться, а скоро и я услышал шаги на лестнице. Меня это нисколько не встревожило. Ведь дом шестиэтажный, и над нами было еще три квартиры. Почему она вдруг смутилась, поглядев на свой голубой атласный халатик? Шаги остановились на нашей площадке. В дверь не постучали, но мы услышали голос:
— Открывай! Я знаю, что ты дома.
Это был ее отец. За время нашего знакомства он еще ни разу не приезжал в Париж. Я никогда его не видел. По описанию Аннет, он был человеком невеселым, строгим и замкнутым. Овдовев много лет назад, он жил в полном одиночестве, отшельником, без всяких развлечений.
— Одну минутку, папа!..
Но переодеться она не успела, а я не догадался надеть пиджак. Аннет отворила дверь, а отец, переступив порог, сразу оглядел меня суровым взглядом из-под густых седых бровей.
— Твой хозяин? — спросил он у дочери.
— Да, мсье Жоссе.
Теперь взгляд его скользнул по столу, остановился на лангусте, выделявшемся на скатерти красным пятном, на бутылке рейнвейна.
— Значит, мне сказали правду, — пробормотал он, опускаясь на стул.
Не снимая шляпы, он стал рассматривать меня с ног до головы, с брезгливой гримасой.
— Наверное, вы держите здесь в шкафу пижаму и комнатные туфли?
Он не ошибся, и я покраснел. Если бы он заглянул в ванную, то увидел бы там бритву, кисточку для бритья, зубную щетку и зубной порошок.
Аннет сначала не смела поднять на отца глаза, потом стала за ним наблюдать и заметила, что он как-то тяжело дышит, словно запыхался, поднимаясь по лестнице, и странно покачивается.
— Папа, ты пьян? — воскликнула она.
До этого он никогда не пил. Очевидно, он уже днем побывал на улице Коленкур и успел поговорить с консьержкой. А может быть, даже она ему написала?
