Эллери Куин - Последний удар
Элдервуд отстоял от Нью-Йорка на сорок миль. Этот зеленый городок, застроенный небольшими частными домиками, имел 6 тысяч населения и безупречный миниатюрный «деловой центр», где над Главной улицей сияли заснеженные рождественские фонари, а в искрящихся от мороза витринах магазинов громоздились бесчисленные Санта-Клаусы. Дом Крейга, как он выяснил, находился на северной окраине городка, и Эллери нашел его, всего лишь дважды рассеянно проехавшись по проселкам, ведшим в никуда.
Дом оказался разъехавшейся во все стороны громадиной, больше походившей на гигантский пик — в два высоченных этажа с такой широкой мансардой, что она казалась на этот пик нахлобученной. В строении Эллери без труда узнал достойный образчик того тяготеющего к треугольным формам стиля, который был в моде в 80-е годы прошлого века и назывался «Американской Кровлей». На потемневшей от времени боковой стене выступали два огромных эркера, один над другим, что придавало зданию на удивление современный вид. Вход же находился перпендикулярно к главной дороге и начинался с большого открытого портика с тесаными каменными колоннами. Все это чудище аккуратно вписывалось в густой кустарник — прямо не дом, а Старый Мореход с ирландской бородищей, поднятый на гребень волны занесенных снегом лужаек.
Вероятно, внутренний огонь, приятно разливавшийся по жилам Эллери, и послужил причиной того, что, когда он вел свой «дузенберг» по величественному, прямо-таки феодальному въезду, у него возникло престранное чувство — словно он в парадной карете подъезжает ко вратам английского замка времен королевы Елизаветы. В своем несколько расслабленном состоянии он ничуть не удивился бы, если бы его встречали лакеи в париках и герцогских ливреях, а хозяин вышел бы в плоеном воротнике, камзоле и лосинах. Взору Эллери уже являлись огромные поленья, даже целые стволы в каминах, тростниковые циновки на каменных полах, похожие на волков собаки, терзающие оленью тушу. И конечно же, море пунша — дымящегося, в оловянных кружках.
Он начал насвистывать «Гринсливз».
Когда же он подъехал к портику, там, ожидая его, стояли высокий темноволосый красавец Джон Себастиан и рядом с ним — человек-гора, напоминавший одновременно и президента Гувера, и Генриха Восьмого, огромный, бородатый, с квадратным лицом. Он курил трубку и улыбался, добродушно и приветливо.
— Добрался-таки! — воскликнул молодой Себастиан, прыгая прямо в снег и горячо пожимая Эллери руку. — О машине и багаже не беспокойся. Артур, это Эллери Куин, гроза драконов и великий ум. Кроме того, его отец — настоящий живой полицейский инспектор.
— И, не забывай, благодушный любитель нюхательного табаку, — заплетаясь, произнес Эллери. — Мистер Крейг, я счастлив, я потрясен, я обледенен… И сокрушен, — добавил он, тряся правой рукой — пожатие Артура Крейга было под стать его размерам, и шестьдесят три прожитых года на его силе никак не отразились. Борода и волосы Крейга были светлыми и еще густыми, темные глаза на большой голове были не менее оживленными, чем у его подопечного, только в них светилась такая доброта и терпимость, какой не было у Джона, да и, кстати говоря, у Генриха Восьмого.
— Классический образчик отца, — заметил Джон с серьезным видом. — Этот своей хваткой всегда ставил меня на место еще с тех пор, как я в коротких штанишках бегал.
— Боюсь, результат весьма сомнителен, — приятным баском заметил Крейг. — Добро пожаловать, мистер Куин. Не знаю, с какой стати вам быть польщенным или потрясенным, но с обледенением мы в два счета справимся. Фелтон, позаботьтесь о чемодане мистера Куина и его машине. — Мускулистый дворецкий в черном костюме с бабочкой бесшумно скользнул к машине. — Пунш на каминной полке.
Кстати, и подавали этот пунш в оловянных кружках. Эллери даже и не удивился, оказавшись в громадном зале, до половины обшитом деревом, почти что феодальном: дубовые панели, балки на потолке, обитые бронзой лари, камины до потолка с медной вытяжкой, и повсюду — медь, кожа, почерневшее железо и пылающая бронза. Он поднялся наверх вслед за Фелтоном в сопровождении приятеля и кружки с ароматным зельем, восторженно заметив:
— Лучшего места для Рождества и не найти, Джон. Прямо так и слышу, как сэр Эндрю Эгыочик кричит сэру Тоби: «А не пора ли выпить?» А старый Бэлч в ответ орет: «Что же еще нам остается делать? Мы же родились под созвездием Тельца!»
— Лично я — Близнецы.
— Как говорит одна старая зануда женского пола — ты с ней скоро познакомишься, — «о человеке узнаешь по его звездам». Честное слово! — Себастиан обхватил Эллери за плечи. Он казался по-мальчишески счастливым. — Ну ты, хорек, просто здорово, что сумел приехать. Это будет застрелиться, что за праздник!
— Без убийств, пожалуйста.
— О черт, придется сменить тему. Вот и твоя конура, Эллери. Если что-то понадобится, здесь звонок к Фелтону. Как разберешься, чеши вниз. Я там тебе одну штучку презентую.
— Сейчас? Не преждевременно ли?
— Презентую — в смысле, представлю. Штучку зовут Расти Браун, чего мне более от тебя не скрыть.
— Расти Браун? Это, часом, не бейсболист?
— Избави Бог! Мы с ней, знаешь ли, очень большие друзья, так что, Эллери, руки прочь. Comprends?[Понимаешь? (фр.).]
— Я похож на бабника?
— Когда речь идет о моих чувствах к мисс Браун, всякое существо в брюках — бабник, пока не доказано обратного. — Себастиан опять заглянул в дверь. — Кстати, пойдешь вниз — не заблудись. В этом старом особнячке больше тридцати комнат, считая оба крыла, и половина из них пустует. В детстве у меня здесь было больше тайничков, чем у братцев Джеймсов. Если потеряешься, то можем тебя и до самого Крещения не найти. Поторопись, ладно?
Эллери не составило большого труда понять обоснованность опасений Джона Себастиана. Расти Браун в избытке обладала тем, что Элинор Гвин называла «Нечто», и это дополнялось немалой толикой элегантности и шарма. Она была веселой, энергичной особой, без малейшей угловатости, с девчоночьими чертами лица, ямочками на щеках, пламенными волосами, подстриженными по-модному коротко. Одета она была с изящной небрежностью и носила пару броских сережек, явно сделанных из сварной стали. Она была поразительно похожа на Клару Боу. Но ее зеленые глаза смотрели прямо и открыто, а твердое, решительное рукопожатие пришлось Эллери по вкусу. Она с большим талантом занималась подбором украшений к платьям, работала по ткани, обоям и тому подобное. Ей было самое большее двадцать четыре года, столько же, сколько и жениху — но она успела открыть собственное ателье на Мэдисон-авеню, и «Творения Расти Браун» уже начали упоминать в «Нью-Йоркере» в разделе «О чем говорят в городе», и они пользовались успехом среди обитателей особняков на Парк-авеню.
— Так вы тот самый подающий надежды писатель, которого Джон нам нахваливал до невозможности?
У нее был звонкий голос, не менее искренний, чем взгляд.
— Он даже заставил меня прочесть вашу книгу.
— Да, от таких гамбитов я так и не научился защищаться, — сказал Эллери. — Но все же рискну. Итак — вам понравилось?
— Она мне показалась ужасно умной.
— Здесь какая-то шпилька или мне померещилось?
— Может быть, немного чересчур умной. — Расти невинно улыбнулась и продемонстрировала ямочки. — Я сказала бы, умной не по летам.
— Осторожней с этой девочкой, Эллери, — с обожанием сказал Джон. — Она может кровь пустить.
— Ох, я уже истекаю, — простонал Эллери.
— Молодость — не преступление, мистер Куиy, — тихо сказала Расти. — Плохо тогда, когда она всем видна.
— Все, — сказал Эллери. — Отныне я гемофилик. А это почтенная дама — мать мисс Браун?
Миссис Браун была вылитая Расти — только Расти в зеркале из комнаты смеха на Кони-Айленд: с хитрющими зелеными глазами, скверными зубами и волосами, давно ставшими из рыжих какими-то розовато-седыми. От нее, как от Медузы Горгоны, исходили почти видимые флюиды некоей напряженности. Эллери немедленно определил в ней тип женщины — Борца За Правое Дело или, по меньшей мере, фанатичку. Выяснилось, что она была ярой приверженкой астрологии, оккультизма и к тому же медиумом-любителем. Звали ее Оливетт.
— Ваш знак ведь Близнецы, мистер Куин? — незамедлительно спросила миссис Браун, дыша глубоко и часто.
— О да, миссис Браун.
— Мама у нас ясновидящая, хотя и кой-какие предварительные сведения ей не вредят, — сухо сказала Расти. — Милый, можно еще пуншу?
— А эта юная леди, мистер Куин, — моя племянница, приехала сюда прямо из Уэлсли на каникулы, — сказал Артур Крейг, нежно наглаживая своей лапищей длинную изящную ручку племянницы. — Эллен, Джон и «Эй-би-си Пресс» — вот три вещи, ради которых я живу. На них на всех мой фирменный знак.
— Продукция просто экстра-класса, мистер Крейг. И эту пленительную особу вы тоже сами взрастили?
